Африка. Аллези!

Парле ву франсе?

             Хотите знать, какой иностранный язык проще всего изучить русскому человеку? Я говорю – проще, а не нужнее. Нужнее – конечно, английский. А проще – французский. Собственно говоря, вы им уже почти владеете, сами того не подозревая. Что вы помните из немецкого, даже если вы именно немецкий изучали в школе? А? Да 95 человек из ста тут же гордо ответят: «Анна унд Марта баден», и маленькая полочка в их мозгу, на которой хранились познания в немецком, после выдачи этой содержательной фразы опустеет.

             А теперь попробуйте поскрести по сусекам в поисках ваших французских познаний. Ну и что, что не проходили? Давайте, давайте! Не бойтесь!

             Ну-ка, как французы здороваются? «Бонжур»? Конечно, «бонжур». А прощаются? «Оревуар», - верно. Или «адьё», - тоже знакомо. Мужчина – как? –  Правильно, «месье». А женщина? Верно, «мадам»! Девушка? – «мадмуазель»!  Все знаете, а притворяетесь. Нехорошо! Спасибо – как? - «мерси». Пожалуйста? – «Силь ву пле».

            Хорошо. Пойдем дальше. Может, вы не знаете, как по-французски «извините»? Нет уж, «пардон», - и это вы знаете. А теперь спросите меня, говорю ли я по-французски. «Парле ву франсе»! Вот! Я не говорю, а вы уже говорите! Ну-ка, попросите меня повторить что-нибудь! Ах, «репете»? Интересно. Папу, маму – тоже знаете? Ну, как же – «папА, мамА». А бабушка? «ГранмамА». О дедушке я уж не говорю. «Кес кё се» - тоже помните: что это такое. Ну-ка, посчитайте немножко, - вспомните хоть Кису Воробьянинова! «Эн, дё, труа, катр..» Достаточно! В каком году вы закончили Сорбонну?  И с какой стати вы мне морочили голову, что не знаете французского?

             Может, у вас остались сомнения? Отбросьте их, и вспомните «кафе», «ресторан», «шифоньер», «саквояж», «пенсне», пушкинские «панталоны, фрак, жилет», «вестибюль», «одеколон», «пудру», «омлет», «конфитюр», «коньяк», «лимонад», «туалет», наконец!

             Хватит! Собирайте «багаж», садитесь в  «купе» «вагона»,  отправляйтесь в Париж и смело вступайте в разговоры с французами: это вам не «Анна унд Марта Баден», это – прочное знание и владение лексикой по самым разнообразным вопросам!

            В гости к братьям-африканцам

            Когда осенью  1977-го окончательно решился вопрос о моем командировании в Алжир, на строительство металлургического комбината,  я понял, что надо спешно заняться языком, чтобы как-то общаться с аборигенами. Аборигены, как я выяснил, говорили по-арабски и по-французски. Я - неплохо изъяснялся по-русски,  и - с грехом пополам – по-немецки. Еще я умел ругаться по-армянски (армянским ругательствам меня обучил мой однокурсник Левка Оганесян), мог спросить на идиш – вус херцех, - чего, мол, новенького. Правда, еще -  из общения с учившимся у нас на потоке монголом по имени Норов и по фамилии Ын я запомнил, что «котенок» по-монгольски звучит как «мурын цолцох», хотя в словаре в русской транскрипции написано «мурын зулзага».  Вот, пожалуй, и все.

              До отъезда оставалось полтора месяца. Я сознавал, что арабского мне за этот срок не одолеть, да и арабов, чтобы меня обучить, среди моих знакомых  не наблюдалось. А соваться к аборигенам с  армянскими ругательствами, или  спрашивать их  по любому поводу «вус херцех?» -  было бы странно. Немецкий тоже не годился: представьте, водитель-араб пытается объяснить мне, что автомобиль поломался, а я, механик, заявляю что-то вроде «Гитлер капут», или, того хуже, - сдуру ляпаю «хенде хох!».

             Оставалось одно – срочно найти преподавателя французского. Сказано – сделано. Все полтора месяца найденная по рекомендации друзей школьная учительница пыталась загрузить в мою голову, занятую сдачей дел и сборами в дальнюю дорогу, французские слова и фразы, заставляла петь Марсельезу и  популярные детские песенки.

Собирая чемоданы, я напевал революционно-баррикадное «Аллон занфан дё ля патрие», но -  шесть недель пролетели незаметно: пора было отправляться в путь.

             Первое мое выступление на языке Гюстава Флобера состоялось на алжирской таможне; когда я с глухим металлическим стуком опустил на пол перед таможенником сумку со швейной машинкой, он бдительно произнес знакомую для меня (спасибо моей учительнице!) фразу «Кес кё се?», на что я быстро отреагировал на моем отличном русском: - Машинка! – «Кель машинка?» Вот это было уже сложнее. Я понимал: бдительный страж границы явно интересовался, что за машинку я пытаюсь провезти в его родную страну. Отвечать следовало, как я позднее узнал, -  «машин а кудр» - швейная, но в моем тогдашнем словарном запасе ничего подобного не обнаружилось.  Я молча быстро показал, как я кручу ручку ручной старенькой машинки «Зингер», и мелко простучал пальцем сверху вниз по шву моей рубашки,  наивно полагая, что проясняю ситуацию.

             Таможенник, как мне показалось, меня прекрасно понял. Во всяком случае, он сумку открывать не заставил и показал рукой: проходи. Я ощутил прилив гордости за мое прекрасное владение средствами не только французского языка, но и мастерством пантомимы. Впрочем, возможно стражник решил, что я везу мясорубку. На автомат Калашникова  моя пантомима явно не тянула.

            В чем проблема?!

             Первое мое впечатление, связанное с языковой проблемой непосредственно на работе в ремонтных мастерских, можно было выразить словами – проблемы не существует. Наши специалисты и алжирские рабочие прекрасно обходились двумя выражениями: «са ва» и «са ва па» (буду для удобства читателя писать все в русской транскрипции).

            «Са ва»  - пойдет, хорошо, годится, исправно, все нормально, согласен, жизнь прекрасна, дела идут, пиво вкусное, семья в порядке) и т.д, и т.п. -  до бесконечности.

«Са ва па» - не годится, плохо, неисправно, не согласен, жизнь не заладилась, - одним словом – совсем не «са ва»

             - Камарад, - говорит алжирский водитель, - машин са ва па!

- Машин са ва па? – переспрашивает удивленно  наш механик, - чегой-то у тебя машин са ва па?

- Са ва па, - настаивает алжирец и тянет механика за рукав.

- Ну, пойдем, посмотрим, где там у тебя са ва па, - бормочет механик. Подходят к автомобилю. Алжирец открывает капот и показывает на потеки масла на масляном фильтре. – Са ва па.

Механик разглядывает потеки, затем вытаскивает щуп, смотрит уровень масла и говорит:

- Это еще не са ва па. Это еще са ва!

- Са ва? – удивленно переспрашивает алжирец.

- Са ва, - твердо говорит механик, - езжай работай. Са ва.

Алжирец садится за баранку.

 – Са ва, камарад?

-  Са ва, са ва!

- - Са ва, - удовлетворенно произносит водитель и уезжает.

            Так или примерно так ведутся 50% переговоров, и стороны прекрасно друг друга понимают. А остальные 50%? Разберемся.

            Шуе-шуе

             Во многих разговорах французско-арабский лексикон несколько расширяется. У русских слесарей при обращении помогающему ему арабу иногда слышно «Ахмед, что ты мне каторз даешь? Тут же на диссет гайка!» Речь идет о гаечном ключе: Ахмед перепутал, и подал Вите ключ на 14, а требуется на 17. Или: - «Набери грязь в шприц!». В данном случае речь идет совсем не о розыгрыше, и тем более не о вредительстве: просто так Витька произносит французское «грэсс» - масло.

            В большом обиходе арабское «Шуе-шуе» (немного, потихоньку):

            - Мухаммед, как жизнь? Са ва?

            - Шуе-шуе са ва.

Очень популярно универсальное «аллези».  По-настоящему  это означает «давайте», «пошли» «вперед!» «поехали». Однако на выработавшемся местном жаргоне «аллези» передает любое понятие, связанное с движением; езжай, поехал, уехал, поеду.

Если говорят «масло аллези» - надо понимать, что масло вытекло из картера автомобиля.

            Смысл «аллези» расширяется до бесконечности. Наш алжирский мастер Монсеф пришел однажды утром чем-то сильно озабоченный. На мой вопрос, что с ним, он объяснил, что его «мадам» в положении, и не все «са ва»: ребенок («гарсон») у мадам должен быть «комса» (вот так) – он жестом изобразил вертикаль, - а гарсон – комса, - он провел горизонталь, - и это са ва па, потому что гарсону плохо аллези.

            Ну, и чуть ли не главное применение «аллези» - это – «отвали!», когда кто-то пристает с дурацкими просьбами и не вовремя. В такой ситуации часто также применяется «дюма!» - искаженное и сокращенное «дёмэн» - завтра.

             Из молодых алжирцев французский понимают считанные единицы. Я взялся как-то отчитывать нашего мойщика автомобилей за то, что на площадке для мойки грязно.

            - Нужно убирать здесь каждый день! – втолковывал я ему по-французски. – Шак жур (каждый день)!

            - Уи, месье, уи, - виновато кивал парнишка. Я был очень доволен, что мы с ним так свободно объясняемся. Уходя, я еще раз напомнил ему: - Шак жур!

            - Шак жур, - поклонился мойщик, и тут я понял, что «шак жур» для него – это «бонжур» в каком-то новом варианте.

            Наши переводчики

             Более сложные переговоры с рабочими ведутся с помощью наших переводчиков. Их трое: алжирец Абделуахаб, учившийся у нас в Ташкентском авиационном училище, таджик Афган и узбек Шамсуддин. Абделуахаб говорит по-арабски, на алжирском диалекте, по-французски и по-русски. Афгон владеет, кроме своего родного таджикского и русского – литературным арабским, который алжирские рабочие не понимают. Однако за год он освоил и алжирский диалект настолько, что может объясняться при переводах. Шамсуддин же, повидимому, блестяще владеет узбекским и неплохо – русским. Когда он обращается к арабам (я подозреваю, на своем безукоризненном узбекском), у них изумленно вытягиваются лица. К услугам Шамсуддина мы обращаемся лишь в отсутствии двух других переводчиков.

            Однажды ко мне пришел мой разнорабочий-алжирец, весь перепачканный солидолом и посыпанный опилками. Он что-то горестно лопотал на алжирском наречии с минимальными вкраплениями французских слов. Кроме «шеф» и «камарад» я ничего не понял.

            - Идем к энтерпрету (переводчику), - сказал я. В комнате, где обычно находятся переводчики, сидел один Шамсуддин.

            - Послушай, что он говорит, - попросил я. Шамсуддин послушал, что-то спросил у алжирца. Тот, услышав шамсуддинову речь, заморгал глазами и повернулся ко мне, ожидая, очевидно, моего перевода. Положение осложнилось. Подошли еще два араба, и мы уже впятером пытались объясниться. Добровольные переводчики, выслушав разнорабочего, сказали, что у него «па проблем». Я уже хотел сказать ему «аллези», но тут Шамсуддин вдруг заявил, что он все понял.  «Он говорит, -  перевел Шамсуддин, что все камарады на машинах, а он один с метлой, и это ему обидно». Такой оборот дела меня, может быть, и озадачил бы, если бы я не был твердо убежден, что ничего подобного сказать уборщик не мог. Увидев, что я смеюсь, Саббах, - так звали уборщика – заулыбался и направился в мастерскую.

            Другой раз мой механик попросил Шамсуддина перевести, о чем просит один из водителей. Шамсуддин долго слушал, потом сказал, что у этого водителя кто-то умер, и он, очевидно, завтра не выйдет на работу.

            - А зачем он мне отдает ресиписье (документ на машину)? – спросил механик.

            - Я не знаю.

            - Что у тебя случилось? – спросил механик по-русски.

            - Ресиписье фини, - сказал водитель.

            - А, все ясно: у него просто кончился срок действия ресиписье. Надо продлить. Завтра сделаем.

            Непривычная жестикуляция

             Мы до того привыкаем к нашим жестам, что нам и в голову не приходит, что у других народов они могут быть иными. Правда, каждый, покопавшись в памяти, вспомнит, что, например,  болгары кивают в знак отрицания и «отрицательно» крутят головой в знак согласия.

             Оказывается, что и в Алжире не все жесты «киф-киф» (то есть – одинаковы: еще одно очень распространенное арабское выражение) - с нашими. Согласие алжирец выражает почти так же, как болгарин, - отрицательно покрутив пару раз головой.

             Если алжирцу что-то не нравится, он подставляет концы пальцев (ладонь  повернута к шее) – к подбородку, и делает пальцами движение вперед: пальцы срываются с подбородка. Когда впервые видишь этот жест, то кажется, что араб рассказывает, как его тошнило. На самом деле оказывается, что ему не нравится, например, как работает стартер.

            Или вот: как мы жестом подзываем человека? Очень просто: пальцы повернутой ладонью кверху кисти руки  пару раз сгибаем к ладони: иди-ка сюда, я тебе покажу что-то интересное! А вот арабы обижаются на такой жест, -  по их мнению, подзывать человека надо так: протянуть руку вперед, но ладонью вниз, и тоже резко потянуть пальцы к ладони, - как будто хватаешь что-то на лету. Интересно, что очень быстро при общении с алжирцами переучиваешься, и начинаешь подзывать их по-арабски: плыви, мол, сюда.

            И еще один очень характерный и повсеместно распространенный в Алжире жест: большой, указательный и средний пальцы протянутой вперед руки резко поворачиваются  по часовой стрелке, что может означать вопрос, или недоумение,  иногда даже предложение типа «ну, что, - согласен?». Русские, оценив универсальность этого жеста, быстро начинают им пользоваться.

            Так учить ли язык?

             Учить: во-первых, если ты накой-нибудь начальник, тебе придется вести переговоры с фирмачами, специалистами других фирм, соседями. В конце концов захочется хоть что-то понимать в телевизионных передачах и фильмах. Поскольку мне, в то время уже главному механику нашей организации, приходилось договариваться с другими иностранными  подрядчиками по делам ремонта и эксплуатации нашей техники, они часто звонили мне, и разговоры приходилось вести без переводчика –  на французском. К сожалению, мои механики в мое отсутствие не всегда могли понять, что просят мне передать. Вспоминается забавный случай: мой начальник автотранспорта, Володя Фролов, как-то сказал: - Петрович, тебе тут какой-то иностранец звонил, когда ты был у генерального директора. Я с ним поговорил. Он спросил тебя, я сказал: «директОр женераль» Он сказал: «нумерО телефон». Я сказал «уи». Он продиктовал четыре цифры. Смотри, вот я их записал, - Володя ткнул пальцем в листок на моем столе. На листке были нарисованы четыре крестика.

            Камарад мор.

             Конечно, общаться нашим специалистам с арабами приходилось не только на работе. По выходным почти все отправлялись за покупками на рынки и в магазины

близлежащей к стройке Аннабы. Впрочем, и тут особых знаний не требовалось: достаточно было знать практически одно слово: «комбьен?» - сколько.

            Из забавных переговоров на рынке приведу только один: наш слесарь попросил меня узнать у продавца на рынке, сколько стоит понравившийся ему брелок в виде железного скелетика. Когда я сказал, что не помню, как по-французски «скелет», он махнул рукой, - тоже, мол, проблема, - и обратился к продавцу сам: - Камарад! Камарад мор (мертвый)  - комбьен?

            Резюме (тоже французское слово!)

             Нет ничего проще французского языка. Вперед, то есть -  аллези!