Как выстрелы Брейвика коснулись России

ПЕРВЕРСИЯ ЕВРОМЭЙНСТРИМНОГО ТОЛКА

Нельзя сказать, чтобы типаж Андерса Беринга Брейвика был мне совершенно незнаком. В 1995 году в довольно скромной, типа общежития, братиславской гостинице меня познакомили с гражданином Австрии по имени, кажется, Гюнтер. Он имел белые волосы и брови, тщедушное телосложение и романтический взгляд небесно-голубых глаз, и искал в России братьев по разуму. Раньше Гюнтер состоял в Свободной партии Австрии, но был оттуда исключен вместе с еще двумя активистами за излишний радикализм. Получилась пария из трех человек, которая называлась Экологическая. Австрийские маргиналы, с одной стороны, симпатизировали Герду Хонзику, который в ту пору скрывался в Испании – милая монархия, кого она только не пригревала, – а с другой, были зациклены на чистоте природы, которую в Европе поганят иммигранты. Помимо решения мусульманского вопроса, предлагалось полюбовно поделить континент, причем Прибалтику Гюнтер щедро жертвовал русским, а Украину, вроде как менее чистую, почему-то непременно хотел получить себе. Делилось в его фантазии все очень легко, как два пальца. Беседуя со мной, юноша лет, наверное, тридцати пяти любовался собой в зеркале, и какие-то черточки сильно напомнили главного героя фильма «Гибель богов», сентиментального офицера, насиловавшего собственную престарелую мамочку. Осталось незабываемое ощущение, как от соприкосновения с особым видом европейской слизи.

--------------------------------------------

Добродушный толстый фотограф Курт, который нас познакомил, считал Гюнтера «парнем с прибабахом». Вообще-то ни в одной профессиональной монографии не описывается разновидность психопатии, предрасполагающей к экорасизму. Другое дело, что в мэйнстримной политологии такого термина, как экорасизм, тоже нет. Но ведь это часто бывает: явление есть, а определение ему почему-то не дается.

Адвокат Брейвика доказывает, что он психически болен. Ему бы в помощь былого корифея московской психиатрической школы, профессора Анатолия Болеславовича Смулевича: вот кто умел на основании двух-трех симптомов обосновать шизофренический диагноз и тут же назначить лечение, от которого корежило конечности и выворачивало глаза. В этой любви к диагнозу, казалось, была некая особенная патология: что-то было неуловимо общее у Анатолия Болеславовича с моим мимолетным знакомым Гюнтером. А еще – до портретного сходства – с Геннадием Эдуардовичем Бурбулисом.

Все эти перцептивные параллели – конечно, чистая спекуляция, и служит здесь только для того, чтобы напомнить: психопатами рождаются, а мизантропами все-таки становятся. Надо полагать, следователи, а может быть, и эксперты-психиатры, досконально изучат раннюю биографию Брейвика, и заодно прольют свет на патогенез реально существующего, но никак не обозначенного, человеческого типажа.

Предвижу, что с терминологией экспертам будет сложновато. Скорее всего, в основе – шизоидная личность с резонерскими наклонностями, и очень возможно, с ранним физическим нездоровьем, которое в той или иной степени интерпретируется как результат неблагоприятного внешнего воздействия. Может, таких мальчиков в детстве запирали в туалете, и там у них формировалось мировосприятие.

У Брейвика экологическая озабоченность «полезла» в воспоминаниях о поездке в Белоруссию: «Большинство людей были облучены, как прямой результат того, что в Советском Союзе не хотели эвакуировать людей (одна неделя задержки). И они не желали предотвратить распространение загрязненных сельскохозяйственных продуктов. Кроме того, диктатура в Белоруссии умышленно продолжала распространять сельскохозяйственную продукцию из загрязненных территорий. Я был в Белоруссии и могу лично подтвердить это. Я разговаривал с десятками людей, у которых не было выбора, кроме как употреблять загрязненную пищу. 60 процентов радиоактивных осадков осели в Белоруссии», – поведал белокурый юноша-фермер в 1500-страничном повествовании, которое вывесил в интернете за три часа до взрыва бомбы у офиса премьер-министра.

Сами же белорусы представляются Брейвику нацией вполне нордической, как и черноволосые сербы. Леонид Радзиховский усмотрел в этом опосредованное влияние мультикультурализма, тем более что к нациям, к которым Брейвик питает слабость, относятся также евреи. Философ Андрей Ашкеров обратил внимание, что этот «отраженный мультикультурализм» вкупе с вполне мэйнстримными экологическими комплексами еще и сочетается с толерантностью к сексуальным меньшинствам.

Философам легко: они могут позволить себе выйти за рамки политической конъюнктуры. Сложнее газете «Коммерсант» и ее владельцу Алишеру Бурхановичу Усманову: ведь Брейвик – такой аппетитный «фрукт», что было бы грех его не пристроить с какого-нибудь конца к «тандемной войне». И – ура – Брейвик напрашивается: ему симпатичен Владимир Владимирович Путин, а движение «Наши», наряду с Британской национальной партией, видится ему прообразом правильной организации политической силы для «освобождения Европы». Про иные персональные пристрастия (как то Бисмарк и Черчилль) традиционно многословная псевдо-деловая газета как бы ненароком умалчивает.

Подкол работает: пресс-секретарь Путина тут же характеризует Брейвика как вдрызг сумасшедшего человека и «исчадие ада», хотя психиатры еще не сказали своего слова. И мало того, немецкие эксперты сомневаются в том, что Брейвик нездоров. Хотя бы потому, что слишком уж этот шизоид болтлив, и слишком целенаправлен в своих действиях. И больше того, в них при ближайшем рассмотрении обнаруживается логика – а не паралогика, как у классического шизофреника. Он ведь не просто так расстреливает подростков в лагере. Это лагерь правящей норвежской партии, он совершенно пестр по национальному составу, но главное – в другом: Норвежская рабочая партия открыто симпатизирует палестинцам, и этому учит свое младшее поколение.

На это обстоятельство обращает внимание телеведущий и член Общественной палаты Максим Шевченко. А дальше начинаются процессы, которые сам Брейвик предвидеть никак не мог. Он-то думал, что сотрясет Европу – а сотряс до основания московский истэблишмент.

АТМОСФЕРА ГАНГРЕНЫ

Нельзя сказать, что телеведущий Максим Шевченко по всем параметрам соответствует образу врага Андерса Беринга Брейвика. Во-первых, он не либерал, во-вторых, не мультикультуралист. Назвать его правозащитником тоже было бы большой натяжкой. А тот орган, в котором состоит Шевченко, – Общественная палата – имеет в своем составе целую комиссию, которая разрабатывает и обосновывает методы противодействия глобальному потеплению. И преуспела в этом направлении больше, чем любая из государственных и самодеятельных структур.

У телеведущего Шевченко есть призвание, есть функция, а есть текущие поручения в рамках и за рамками этой функции. Например, совсем недавно он ездил в Приднестровье и агитировал там за избрание в президенты спикера парламента Анатолия Каминского – человека, как я подозреваю, принадлежащего к любезной Андерсу Брейвику нации. Эта деятельность, равно как и снисходительная манера поведения, довели до белого каления сторонников действующего президента Игоря Смирнова. Зато отменное исполнение вышестоящих указаний создает телеведущему Шевченко известный резерв иммунитета.

Но если в Приднестровье у Шевченко нет никаких разногласий с медвежьей генеральной линией, то в не менее взрывоопасном районе Кавказа, близком к городу Сочи, его подход больше сходится с частью местного истэблишмента мусульманских республик. А в этих республиках далеко не с однозначным радушием относятся к экспансии элитного туристического кластера, равно как и к самому простому способу обеспечения и региона, и самих Олимпийских игр гарантиями безопасности. Этот самый простой способ состоит в привлечении израильских профессионалов, причем тех же самых, которые обслуживают Сколково.

Очень может быть, что отношение Максима Шевченко к этим профессионалам было бы более терпимым, если бы конкретные израильские коллеги российских спецслужб имели не столь сомнительную репутацию (Колумбия, Солт-Лейк-Сити), и если бы израильская черкесско-адыгская общественность не проявляла полной солидарности с линией официального Тбилиси в щекотливом вопросе о Красной Поляне. Другое дело, что российские телеканалы партнерство между «Олимпстроем» и израильтянами не особенно афишируют – очевидно, предполагается, что огласка может как-то не так повлиять на выборы.

Поэтому, когда Максим Шевченко открывает рот и начинает говорить то, что думает об Андерсе Брейвике, это вызывает широко распространенный ступор с посинением лица у либеральной общественности. На самом деле по содержанию Шевченко не произносит абсолютно ничего нового по сравнению с тем, что уже сказал философ Ашкеров. А именно, он говорит о том, что Брейвик является одновременно расистом, сионистом и гомосексуалом, и что такое сочетание является не случайным, а в некоем вторично-культурном смысле очень даже закономерным. Заодно Шевченко напоминает о том, что действия руководства Израиля в Палестине, и в частности в Газе, представляет собой несомненную этническую дискриминацию. Но все это – только предисловие к главному тезису: «Нам постоянно навязывается одна и та же мысль: мы должны учиться у Израиля опыту борьбы с терроризмом, мы должны применять на Кавказе, которым я занимаюсь (Максим Шевченко – руководитель Рабочей группы по развитию общественного диалога и институтов гражданского общества на Кавказе, член комиссии Общественной палаты по межнациональным отношениям и свободе совести – прим. ред.), опыт Израиля. Я могу вам привести тысячи цитат, в которых превозносится опыт Израиля как выдающийся, самый лучший. А опыт Израиля – это построение стены высотой несколько метров, сегрегация огромного количества людей по этническому и по религиозному признаку, это изгнание людей со своей земли. Кроме того, это переселение людей, которые никакого отношения не имели к истории Ближнего Востока, а жили в Новосибирске, в Ленинграде, в Воронеже, в других городах, это переселение за деньги, искусственная иммиграция. Вот что это такое, и это предлагается Российской Федерации. Опыт Израиля – это жестокое обращение с семьями погибших боевиков, и трансляция этого опыта приведет нас к новым и новым виткам террористической войны на Кавказе. Я критикую Израиль, его опыт и таких проводников этого опыта, как Российский еврейский конгресс, еще и с позиций гражданина. Я не хочу, чтобы даже микроскопическая доля израильского опыта была применима в России. Более того, я считаю, что все силовики, которые прошли обучение в Израиле и сегодня действуют на Кавказе, должны пройти самую суровую переаттестацию, потому что они были обучены очень жестоким, поистине зверским мерам обращения с оппозицией, теми, кого они называют исламистами. Израильский метод гибелен для России».

Года три назад подобную частную точку зрения никому бы и в голову не пришло счесть маргинальной. Конечно, она была бы неприятна для Российского Еврейского конгресса. И в частности, для Евгения Яновича Сатановского, который недавно счел вполне уместным – при своем статусе ученого, директора института, а не только общественника, – заявить: «Когда в России начнется гражданская война, первым, кого я убью, будет Максим Шевченко». А потом после эфира на радио «Свобода» сказать в лицо его супруге. Уже без придаточного времени, а просто так: «Я убью вашего мужа». После чего, что неудивительно, некий израильский читатель развил фантазию: «Надо разбить Максиму Шевченко череп так, чтобы осколки черепа выбили глаза его жены».

Евгений Янович, как мне известно от знающих его людей, в отличие от Брейвика, отнюдь не психопат, иначе бы не достиг успеха ни в бизнесе, ни на общественной ниве. Более того, в общении с некоторыми легковесно-романтическими представителями американского республиканского истэблишмента он ставил их на место трезвой оценкой ситуации. Правда, это было три года назад. Тогда не только сам Евгений Янович, но и общество находилось в каком-то более адекватном состоянии. Во всяком случае, речь не шла о гражданской войне – и соответственно, о том, кого убивать первым.

Институт Ближнего Востока, возглавляемый Евгением Яновичем, доселе публикует в высшей степени интересные исследования – например, по Афганистану и по американской политике в этом регионе. В остальном, может быть, также сохранялись бы трезвые оценки, если бы не ветра времени.

Преобразование ученых в пропагандистов, а пропагандистов в истериков началось с того, что так называемая демократическая революция в Египте стала рассматриваться как событие, выгодное исключительно партии «Братья-мусульмане», а проиранская партия ХАМАС в Палестине – как дочерняя структура «Братьев-мусульман». Этот тезис стал выдаваться за такую же истину, как превосходство израильских специалистов в области охраны спортивных, равно как и инновационных, объектов над всеми прочими специалистами мира.

Реальность шла своим чередом: партия «Братья-мусульмане» преобразовалась в партию «Свобода и справедливость», а ее офис гостеприимно принял умеренных демократов и действительно радикальных салафитов. Чтобы настоять на легитимном способе передачи власти – сначала парламентские выборы, потом президентские, а не наоборот. В это время на площади свистели и улюлюкали настоящие радикалы, с которыми пресловутые «Братья» не желали иметь никакого дела.

Но конкретному Биньямину Нетаниягу хотелось, чтобы все было не так. И вслед за ним уважаемый институт клепал исследования, не имеющие отношения к действительности. А те действительно важные процессы, которые происходили на Ближнем Востоке, оказались побоку. В том числе социальный взрыв в Израиле, на котором, как овощи на хорошем удобрении, полезла вверх популярность израильских левых.

Адекватным занятием для Всемирного еврейского конгресса было бы содействие национальному консенсусу в Земле обетованной. Но что-то за последние два с половиной года случилось в атмосфере. И Всемирный Еврейский Конгресс сосредоточил все свои эмоции на отдельно взятом – ладно бы политике, ладно бы террористе – обыкновенном и вполне мэйнстримном публицисте Максиме Шевченко, а заодно и на Общественной палате.

До сих пор Общественная палата, трибуна неподцензурной мысли, в особенности экозащитной, устраивала либеральную, в том числе и еврейскую общественность именно своим особым статусом: как показала практика, свергнуть главу верхней палаты парламента, третье лицо в государстве, куда легче, чем прекратить полномочия члена ОП.

Теперь это же самое обстоятельство оказалось предметом праведного гнева. Как это Общественная палата не может в один день избавиться от негодного Шевченко? Как это его неподцензурные мысли могут озвучиваться наравне с другими?

А вот так, – сообщил Максим Шевченко, – я не откажусь ни от единого слова. – Как это не откажешься? – А вот так.

За этой публичной декларацией последовали некие непубличные контрдействия. В чем они состояли, общественности осталось неясным, благо они были сугубо непрозрачны. Известен только результат: почтенный академик Евгений Павлович Велихов сообщил газете Алишера Бурхановича Усманова, что уходит с поста председателя Общественной палаты. Преемник не назывался, но в кулуарах немедленно зашелестело имя Николая Карловича Сванидзе.

Евгений Павлович попал с этническим вопросом, как говорится, в положение риз. Ведь не далее как 13 мая этого года он с подачи академиков Пивоварова и Тишкова (которых, в свою очередь, настропалил правозащитник Ихлов) от имени Общественной палаты обратился в прокуратуру с просьбой признать экстремистской книгой «Протоколы сионских мудрецов». Подобные предложения в контексте эскапады Шевченко оказались подобны горячей картошке, которую академику захотелось побыстрее передать в чьи-нибудь гарантированно толерантные ручонки – пока осколки его собственного черепа не возникли в чьей-нибудь ультрадемократической фантазии.

Николай Карлович повел себя крайне благородно: он выгородил Евгения Павловича, защитил его череп от невидимых громов и молний, пояснив, что у академика было много дел в Курчатовском институте (читай: потому и не углядел за телеведущим Шевченко). А в это время сайт «Свободная пресса» написал об Общественной палате дословно следующее: «Велихов решил покинуть странную организацию... Даже для членов ОП очевидно, что многих надежд она (палата) не оправдала. Да и возможно ли это по определению? Все равно что делать педикюр на гангренозных конечностях».

Хирургический диагноз «гангрена» безобидному академику в сегодняшней общественной атмосфере ставится легче, чем диагноз шизофрении террористу с идеями величия. Нельзя не заметить, что это происходит также не впервые. Удивительно легко оказалось отрезать голову у Татарии, потом у Башкирии, чуть сложнее – у Москвы. Вот уже месяц без головы сидит Петербург, по инерции, как лягушка, двигая членами. Если так легко делается ампутация, то почему бы не взяться за экстирпацию, то есть вылущивание, целого общественного института, почти что ветви власти?


ЕЗДЯТ ЛИ МИККИ-МАУСЫ НА Е-МОБИЛЯХ?

Нельзя сказать, чтобы олигарх Михаил Дмитриевич Прохоров всю свою карьеру только и делал, что заботился о рядовых российских гражданах. Напротив, в некоторых законодательных инициативах его усматривался интерес весьма ограниченной группы топ-менеджеров, которым удобнее воспринимать рабочую силу как ровно такой же товар, как любой другой, без каких-либо нюансов. Однако в силу привходящих обстоятельств предвыборного характера подход пришлось оперативно скорректировать – так сказать, подрихтовать. И именно в соответствии с этими инструкциями действовал ранее сопредседатель, а теперь просто исполнитель Борис Надеждин.

И надо ж так случиться, что Андерс Беринг Брейвик не подумал ранее чем за три часа предупредить мировую общественность, и Надеждина в частности, о своей «миссии спасения Европы» от тех, кто в нее понаехал. А Надеждин как раз занимался защитой Московской области от понаехавших. У него даже мероприятие так называлось, без изысков: «Подмосковье – русская земля». И его бывшие соратники-гайдаровцы не кричали «фуй, фуй!», благо иные – говорят, даже Альфред Рейнгольдович Кох – иной раз в кулуарах позволяли себе неполиткорректные высказывания по этническим вопросам.

На первый взгляд – особенно если бросить этот взгляд на рейтинг «Форбс» – Михаил Дмитриевич Прохоров – человек вполне самодостаточный. Даже в Германии или Франции найдется немного индивидуалов, теоретически способных за свой счет протащить в парламент партию, которой восемь лет там не было. Примерно представляя себе европейских олигархов, которые потянут такую задачу, я не смогу назвать ни одного из них, которые еще бы рискнули выставить себя на первый план, не то что придать себе имидж народного заступника. В том же Израиле ни Шели Арисон, ни Идану Оферу в дурном сне не пришла бы в голову идея возглавить партию. И на Украине за такое дело не берутся даже сверхмогущественные Ринат Ахметов и Игорь Коломойский. И даже в Латвии, где президента выбирает сто человек, ни консерватор Шлесерс, ни либерал Годманис не собрались с духом.

Таким образом, помимо самодостаточности, Михаил Дмитриевич обладал еще и очень большой, как сказали бы в Израиле, шуцпой. Но вся шуцпа, как змеиная кожа, с него слезла в один момент – а именно когда ужасное совпадение направления мысли Брейвика и Надеждина пронзило его электрическим током. Может быть, это случилось в момент, когда на сайте «Лента.ру» он увидел убийственный заголовок «Наше дело – ультраправое». В перестройку на примере премьера Рыжкова было доказано, что бывают плачущие большевики. А 22 июля выяснилось, что бывают и потеющие олигархи.

Теперь с Подмосковьем расхлебывать придется долго. И надо же было так попасть пальцем в мягкое место с концепцией! Ведь проще всего было позвать в партию местных латифундистов. Но на съезде, на беду, было сказано: «В 1917 году было обещано отдать землю крестьянам, но так этого и не произошло. Надо этим заняться». А тут, как на грех, Александр Стальевич Волошин пролоббировал расширение московских границ, от чего как раз латифундисты и выиграли, а никакие не крестьяне – и пришлось, с подачи Надеждина, набирать общественно активную молодежь фанатского толка.

Несчастный Надеждин чуть было не оказался без оклада и должности. А еще под горячую руку попала в полном составе санкт-петербургская организация «Правого дела», хотя уж где-где, а в Питере ни в каких ультраправых делах экс-гайдаровцы и чубайсовцы замечены категорически не были. А если и были замечены в общем бизнесе с партнерами Анатолия Эдуардовича Сердюкова, то это никак не противоречило программным положениям Прохорова о сокращении военного бюджета.

Ведь постеры и биллборды от фирмы господина Болтенко, ранее обслуживавшей Сколково, уже готовы, и пора стартовать, и конфуз с фанатами должен быть компенсирован хоть какой-то крутостью. В каком-нибудь Екатеринбурге резкие движения привели бы к невыгодному шухеру. Кто-нибудь бы, к примеру, вспомнил, что главный аналитик примкнувшего к партии движения «Город без наркотиков», Василиса Ковалева, только что приговорена к 19-ти годам как участница нацистской банды во главе с Львом Молотковым, который решал национальный вопрос при помощи натурального молотка (за что пострадал серьезнее, чем Брейвик, хотя делал свое дело без лишнего шума, всемирных претензий и тамплиерских званий).

То ли дело Питер: 1300 человек формальных членов, и председатель – директор завода пластмасс имени «Комсомольской правды». Всю эту мелкотравчатую демшушеру решено было выкрасить и выбросить – кроме отдельно взятых программиста Евгения Маутэра, издателя газеты «Женский Петербург» (безупречно политкорректный выбор), и Антона Богатушина, уступившего Валентине Матвиенко место в муниципальном округе для избрания в Совфед (респект за территорию под е-мобильное производство).

Вышеназванные лица не только российской, но и питерской публике, мягко говоря, мало знакомы. Но Питер, к тому же в состоянии непонятного междувластия – вообще не лучшее место для старта. Старт будет делаться в другом месте, и вовсе не за рулем разрекламированного национального автогибрида. Пока в безвластном Питере получишь разрешение на строительство, пока этот гибрид соберешь, уже следующие выборы наступят. А прорыв нужен сейчас, да с учетом подмосковных издержек из-за чертова Брейвика, надо и всю концепцию выворачивать наизнанку. В польском языке есть такое образное выражение «волос в супе». Теперь все блюдо придется готовить заново и из других ингредиентов, и звать других поваров.

Место для прорыва подсказывает лично президент Медведев: в Калининграде, где его протеже, юристу Цуканову, надо срочно себя проявить, задумывается Диснейленд. В 1992 году его хотели развернуть в Питере, но всю задумку испортил «Мемориал», поскольку развлекательный центр сдуру решили делать в аккурат на месте расстрелов НКВД. Но лучше поздно, чем никогда, и развлекательная идея в пандан не только Цуканову, но и местному лобби безвизового режима для отдельно взятого эксклава, еще более европейского, чем Петербург, и даже от поляков соизволение выпрошено покаянными поклонами за эксцессы того же НКВД в Катыни. В бывшей Восточной Пруссии земля вообще-то не меньше кровушкой полита, но принято считать, что русские солдатские косточки, в отличие от элитных польских, потерпят на себе Микки-Мауса.

Если новая гендерно озабоченная поросль «Правого дела» в Питере мало кому известна, то в Калининграде избранники Прохорова – персонажи весьма и давно заметные, а подбор просто супертолерантный: региональный стратег Соломон Гинзбург, региональный бузотер Константин Дорошок и представитель кулинарного бизнеса Витаутас Лопата. Все трое нарасхват: Лопата уже в пяти партиях побывал – искал, говорят, где глубже; на прошлогодней протестной акции Дорошка отметились все кто мог, от чиновников до коммунистов – но прежде чем ее устроить, народный трибун, как уже тогда заметило «Радио Свобода», бегал советоваться со стратегом Гинзбургом.

Не далее как месяц назад на партсъезде Михаил Дмитриевич пропагандировал отмену всех полпредств, кроме хлопонинского на Кавказе. Но Гинзбург выдвинул идею еще одного, специального калининградского полпредства, и идея оказалась как раз в струю. И другая идея – о создании в Калининградской области собственной Общественной палаты – несмотря на закат федерального института, вполне устроила Михаила Дмитриевича: «Господа Гинзбург и Дорошок — яркие люди с активной жизненной позицией, которые очень нужны "Правому делу"».

О депутате Гинзбурге в Калининграде есть два мнения – 1) Соломон – это голова и 2) Соломон – это балабол всех времен и народов (цитирую по местным форумам). Истина, видимо, посредине: стратег чутче всех в регионе ловит конъюнктуру, лучше всех формулирует региональные чаяния в лозунгах-афоризмах («Калининград – либо амбразура, либо окно в Европу»), и элегантнее всего упаковывает регионализм в невинные экономические выкладки. Он, правда, не академик, как идеолог эстонского регионального хозрасчета Бронштейн, но ведь и Медведев в такой же степени приближения не Горбачев.

С высоты своей стратегической мысли не далее как в январе Соломон Гинзбург именовал Медведева не более чем унтер-президентом, а Путина – сопрезидентом. Зато в начале июля в очередном интервью (им несть числа) калининградский Бронштейн переоценил ситуацию до наоборот: теперь Путин у него унтер-президент, а Медведев – сопрезидент, а политическая борьба в его чувствительном восприятии наконец-то стала «борьбой между добром и злом, а не между злом и ужасом». И поэтому Соломон Израилевич претендует ни много ни мало как на роль личного советника Добра: «Я так понимаю, что этот проект ("Правое дело") чисто медведевский, и Дмитрий Анатольевич имеет определенный интерес. Не знаю, будет он баллотироваться или нет, дай Бог, чтоб баллотировался, и если будет баллотироваться, то я с удовольствием готов выступить его доверенным лицом».

Так что пост главы региональной организации «Правого дела» – это только промежуточный этап в соломоновом решении собственной карьерной проблемы. Но и без этого – поскольку Диснейленд автоматически означает некие особые таможенные условия – к стратегу бегают уже не только общественники, но и влиятельная бизнес-публика. В том числе, надо полагать, и из того сословия, откуда вышел Робин Гуд-Дорошок – местного сообщества автоперегонщиков. Ни к е-мобилю, ни вообще к отечественной индустрии это уже отношения не имеет, и более того, ему перпендикулярно. Зато вполне сходится с чаяниями недавно разрешенной Цукановым инициативной группы по запрету строительства Калининградской АЭС, благо Дорошок (в отличие даже от Казимеры Прунскене) этот проект не жалует: по афоризму его друга и учителя, без которого Дорошок и шагу не ступит, атомные проекты сродни амбразуре, а вовсе не окну в Париж.

Программный пункт «Правого дела» о сокращении военного бюджета тоже попадает как раз в ту же самую струю. И автоперегонщик Дорошок, к ужасу некоторых чрезмерно радикальных своих поклонников, после однократного собеседования с таинственными сотрудниками АП охотно пересек местный политспектр слева направо: «Очень обнадеживает искреннее желание сделать из Калининграда в некотором роде пилотный проект по возможности будущих изменений в целом в России. Это касается в том числе и безвизового перемещения из Калининградской области, и россиян, живущих в странах Европы», – сообщил он публике.

Диснейленды, как следует из этой гипотезы, тоже равномерно покроют Россию-матушку. Как говорила в перестройку академик Заславская, иного не дано. Либо С-400 и атом, либо уши от Микки-Мауса. Они накроют и е-мобиль, но эта потеря компенсируется желаемым плюрализмом, который обещан по брюссельскому плану требовательной Европе.

Вот такие вот трансформации происходят в нашей стране и в самых европейских ее долах и весях с легкой руки европейского фермера с пистолетиком в руках. Пистолетик оказался не простой, а в некотором роде стартовый. А соломоновы решения в Калининграде (еще один новый «праводелец» Александр Любимов, кстати, был первым, кто в перестроечном телеэфире назвал этот город Кенигсбергом) лишний раз демонстрируют нашему электорату всю высоколиквидность как больших по росту и «Форбсу», так и маленьких политиков. Пока рак не свистнет, масштаб личности во всей очевидности не раскроется. А иного не дано?

всего лишь, безобидные, наблюдения.

Источник: http://nnm.ru/blogs/master222/kak-vystrely-breyvika-kosnulis-rossii/#cut

1
379
1