За труса.

       Джинсы с заниженным поясом плохо спасали от влажного октябрьского ветра. Было решено завернуть в кафешку и посидеть там. Натаха свою сумочку, усыпанную стекляшками «Сваровски» повесила на краешек спинки.

       - Кати, мы с тобой подруги, я понимаю… Одно не пойму, - где твои глаза? Ты же современная, продвинутая! Каво-о?!

       Натахина сероглазая собеседница сидела напротив, внимательно и спокойно глядя на свою подружку.

       - А что тебя смущает?

       - Ты что, не понимаешь?! Это же отстой, все видят! Может, тебе, парней мало? Гарик от тебя без ума! Сэм! Вот это пацаны. Каратэ, паркур. Родители. А этот? – Натахины блестящие яркие губы презрительно скривились, - знаешь, каким он спортом занимается?

       - Бассейн…

       - Вот-вот! Хусейн. От-стой! Парень должен быть крутой, так чтобы кровь холодела! А не плавать как неизвестно что неизвестно где.

       Натаха, покопавшись в сумочке вынула начатую пачку тонких сигарет, и оглянулась в поисках официанта, уточнить, разрешено ли здесь курение. Девушка в коричнево-оранжевом передничке, стоящая за стойкой, встретилась с ней глазами и, поняв вопрос, утвердительно помахала ладошкой.

       - Ну, хоть здесь… - произнесла с удовлетворением Натаха, щёлкнув розовенькой зажигалкой и аккуратно затянувшись, - Мужик должен быть крутой! За женщину чтобы мог стены пробить! Помнишь, пацаны за меня поспорили, и Никитос одному челюсть сломал, второму руку. Боксёр! Сам, кстати, потом в больнице лежал… А этот? Кати, я тебе не рассказывала, он же трус!

       - А почему ты так думаешь?

       - Сама столкнулась! Как-то вместе сидели в «Дольче», он, и мы с Даянкой. Недолго, меньше часа… Они ж вместе заканчивали, знаешь? Мы с ней идём, тут он, завернули, короче. И чё-то сцепились с соседями. Она про их бабёнку вслух высказалась… Дианка, она ж в своём репертуаре, ещё и загоготала! А там два парня. Встали, подходят.

       - К вам?

       - Ну! «Пошли», - говорят этому, - «выйдем, поговорим». А этот! Ты представляешь? – «Здесь, - отвечает, - разговаривайте». Прикинь?! «Кто вы мне? - говорит. Куда я с вами пойду?». А мы с Даяной смотрим, сидим… Эти стоят, он… «Бить собираетесь? Попробуйте здесь, - говорит, - побить, какая разница?» А там-то камеры, охрана… Не пошёл! Поняла?

       - Чем же кончилось?

       - Да чем… Эти обратно сели. «Выйдешь отсюда всё равно», - говорят. А он даже провожать нас не стал. Вытащил свой отстойный сотовый, вызвал нам такси. «Поезжайте, - говорит, - девушки, без меня. Если начнём выходить втроём, - нарвёмся на приключения. А у меня завтра переговоры. Езжайте, - говорит, - я задержусь». Дал мне полторушку, я расплатилась. А сам, знаешь что?

       - Ну, откуда мне знать…

       - Я потом узнавала, он даже не дрался! Подошёл к этим, поговорил чего-то и слинял. Сэм из них отбивную бы сделал, а этот? Трусоватый! Чего ты в нём нашла, Кати? Чем он тебя так купил? Богатый? Да, вроде, - нет. Машина обычная. Мать где-то в деревне… Крест!

Ботаник!

       Принесли кофе. Сигаретка, положенная на краешек маленькой стеклянной пепельницы, выпустила из себя тонкую стелющуюся по столешнице струйку сизого вьюистого дымка. В обрамлённое оранжево-коричневой занавесочкой окно стучался октябрьский острый дождь. Натаха немного отпила из чашечки, прищёлкнула длинным разрисованным узорами ногтем по чуть свисающей с краёв столика скатерти.

       - Цвет не трендовый, не находишь? Вог на осень про моду в голубом, а тут… На тебя, кстати, он тоже плохо влияет. Не спорь!

       Но девушка, называемая Кати, спорить вовсе не порывалась. Она всего лишь улыбнулась, и поднося к губам кофейную чашку, своими серыми глазами всё так же внимательно смотрела на собеседницу. Та нервно схватила сигаретку.

       - Ты что, не замечаешь в кого ты превращаешься? Даже по одежде… Ты когда последний раз в журналы заглядывала?! К стилистам? Устроилась на какую-то «работу»… Сумашествие! Тусовалась когда последний раз? Чтоб мне вот так просто на это всё смотреть, я же твоя подруга! Настоящая! А тут узнаю, что ты ещё и замуж за него собралась?! Я думала врут, а оказывается, - правда.

       - Правда.

       - Но он же трус, полный трус. Причём не только на драку. Он и в жизни такой! Ещё со студентов. Даянка говорила… Пацаны нашли тогда вариант неплохо наварить денег. За месяц и в несколько раз! И ему говорили тоже. Звали! Переводчика твоего, с технико-экономическим образованием. Надо было только штуку-полторы баксов, дать в дело! А он? Знаешь что?

       - Не знаю. Что же он?

       - Жил в съёмке, работал попутно в трёх местах, чтобы второе образование получить, и родителям ещё слал. А от верняка отказался! Забоялся! Так и сказал: «Боюсь, - говорит, - ребята! Извините, я в этом участвовать не буду. У меня сдача хлебопечки». Печки! Булошную делал кому-то, тоже мне… Поняла? А там двое знаешь как наварились?! В Манхэттен поехали!

      - Двое? А с остальными что?

       - Да плевать на остальных! Манхэттен! Причём тут остальные… Ты, Кати, как будто в секту попала, честное слово. С тобой так разговаривать с некоторого времени тяжело! Кофе какое-то здесь не очень… Что ты молчишь? Не видишь, что ли, на кого ты запала? Ведь плакать потом будешь! Жизнь клясти! Она же проходит! Летит! И от неё надо всё брать, пока не поздно! Сэм на Бентли ездит, хочет с тобой дружить, Гарик на Геленвагене. Вот это люди! Брэнды! А ты?!

       Девушка с серыми глазами опять улыбнулась, оглядела небольшой кафешный зальчик и поставила чашечку на стол.

       - А я, Наташ, думаю, что кофе здесь очень хороший. И аккуратненько, несмотря на моду. А он… Он – мой. И я за него выйду.

       - Да почему? Па-чи-му?!

      - Почему? Потому, наверное, что он мне помог понять, моё имя - не «Кати». Я Катя. И он меня любит. По настоящему, без трендов и вогов. А я его. И хочу, чтобы мои дети были на него похожи. Внешностью, словом, - она помолчала, улыбнулась, посмотрев на уныло слушающую её подругу, - поступками. А ты не расстраивайся, будет и у тебя всё хорошо. И у Динки. Привет ей, кстати, передавай… Ну что, пошли? А то обед заканчивается…     

22
1116
40