ИноСМИ: Путин мстит ЕС за СССР?

 Несмотря на состоявшуюся на этой неделе встречу «нормандской четверки» по урегулированию украинского кризиса, нынешняя напряженность в отношениях Владимира Путина с европейскими лидерами и в первую очередь Франсуа Олландом делают маловероятной перспективу ухода России с Украины. Тем более что этот конфликт вписывается в общую стратегию дестабилизации и позволяет России создавать угрозу для «ближнего зарубежья», а также чинить препятствия для его стремлений к ассоциации с Европейским Союзом.

Atlantico: Усиление правых радикалов, использование миграционного кризиса, военные угрозы, дипломатическое сближение с Турцией… Как эти шаги России могут способствовать дестабилизации Европы? Это реванш Владимира Путина за распад СССР и последовавшие годы унижений?

Гийом Лаган: Россия сегодня реализует настоящую глобальную стратегию по отношению к Европейскому Союзу. Ее преимущество в том, что у нее имеется единый курс в отличие от европейского блока из 28 (скоро 27) государств, у которых есть собственная внешняя политика и зачастую разные отношения с Москвой.

У российской стратегии сразу несколько уровней. Она опирается на грубую силу с военными инцидентами в Прибалтике и у побережья Франции, вмешательствами на Украине и в Сирии. Москва играет мускулами и отправляет мирным и даже слегка мягкотелым европейским государствам предельно четкий сигнал: Россия — это военная держава, у которой есть средства заявить о себе.

Кроме того, у этой стратегии есть и экономическая составляющая. Она основывается на экспорте газа, от которого все еще сильно зависят европейцы (40% импорта), особенно восточные. Россия может перекрыть поставки выступающим против нее государствам, как это уже не раз было с Украиной.

Стоит отметить мягкую силу и дипломатическое воздействие: поддержка ультраправых (вроде Национального фронта во Франции) или ультралевых партий (например, греческая СИРИЗА). Российский пиар выстраивается на неприятии «упаднических» западных ценностей, противодействии США и распространению либеральных ценностей вроде защиты гомосексуалистов и т.д.

Россия также пользуется страхом миграции в Европейском Союзе. Она представляет себя христианским государством, которое отстаивает традиционные ценности христианства на фоне предполагаемой исламизации западных обществ. Это выглядит парадоксально, потому что в стране насчитывается значительное мусульманское меньшинство (15%, больше чем во Франции). Кроме того, это просто смешно, учитывая, что во входящей в Россию Чечне царит радикальный ислам.

У этой стратеги мягкой силы есть и менее заметная сторона, которая заключается в финансировании определенных политиков, развитии культурных институтов (вроде недавнего открытия православного храма в Париже), активном использовании интернет-троллей и пропаганде посредством сайтов вроде Russia Today и Sputnik.

Последняя сторона российской стратегии — дипломатическая. Сближение с Турцией можно рассматривать как стремление отдалить Анкару от ЕС, где она была кандидатом на вступление, для ее привлечения в евразийский проект. Но это тоже парадокс, потому что в Турции доминирует политический исламизм, с которым Москва предположительно борется.

Эта стратегия служит иллюстрацией реваншизма Владимира Путина, который пришел к власти в конце 1990-х годов с проектом восстановления мощи России. Как известно, он сам назвал распад СССР главной геополитической катастрофой ХХ века. Здесь речь идет о пересмотре сложившегося за последние два десятилетия международного порядка. Таким образом, противостояние с Европейским Союзом, который за этот период включил в себя бывшие страны Организации Варшавского договора и придерживается противоположного кремлевскому национализму политического проекта, представляется совершенно естественным.

В целом, противодействие европейским идеям — давняя традиция российского национализма в духе славянофильства. С XIX века его сторонники считают Москву Третьим Римом, наследником Византийской империи. Ей принадлежит уникальное положение между Европой и Азией, и она не должна «озападниваться». В советский период Москва пыталась продвигать свои идеи в Европе через коммунистический интернационал. Сегодня задача заключается не в свержении европейских режимов, а в их «сателлизации» с последующей «финляндизацией» Европы, которая из-за разобщенности и отрыва от США не создавала бы препятствий для российской политики.

Флоран Пармантье: Россия уже не раз задавалась вопросом о своих отношениях с Европой. В XIX веке в стране бушевали споры славянофилов и западников. Первые настаивали на традиционных особенностях Руси и монгольского периода, а вторые критиковали отставание России от Западной Европы во многих областях.

После распада СССР 1990-е годы стали своеобразным повторением Смутного времени, когда кругом цвели интриги и борьба за власть, иностранные державы пытались продвигать собственные интересы, а само российское государство оказалось под угрозой. Таким образом, российская политическая элита реагирует симметричным образом на то, что считает угрозой: на западную поддержку НКО отвечает помощью праворадикалам, военные угрозы и сближение с Турцией представляют собой реакцию на расширение американского влияние в Центральной и Восточной Европе посредством НАТО, российские инициативы региональной интеграции вступают в противоречие с европейскими проектами вроде Восточного партнерства. Что касается миграционного кризиса, им пользуются, чтобы сказать европейцам: «Мир не так спокоен, как вы себе представляете». История трагична, а Россия в полной мере является историческим и геополитическим деятелем, пусть и не значимым игроком в экономическом глобализационном процессе.

Владимир Путин сделал вывод, что его попытки сближения с европейскими институтами (до 2003-2004 годов) не увенчались успехом, и перешел от непонимания европейского проекта к враждебному к нему отношению.

— Что в поведении Европы за последние годы могло способствовать такой ситуации? В чем ее слабости? И что могли бы сделать европейцы, чтобы восстановить равновесие?

Флоран Пармантье: После распада СССР в позиции Европы было сразу несколько факторов (от презрения к переживающей упадок бывшей сверхдержаве до невнимания к российским интересам), которые могли разозлить руководство России. Как бы то ни было, тут есть один серьезный парадокс: Россия критикует нынешние европейские институты и роль НАТО в поддержании безопасности на континенте, однако при этом в полной мере заявляет о своей принадлежности к европейскому пространству. Она не может воспринимать себя исключительно как азиатскую державу, пусть даже именно в том регионе сейчас находятся главные центры экономического роста и будущей силы.

Европейцев обычно просят быть едиными, продвигать свои ценности и защищать интересы. Как бы то ни было, этих требований больше недостаточно для формирования эффективной политики на фоне взаимоотношений с внешними игроками, которые пользуются разногласиями между государствами-членами и отвергают европейские ценности для более эффективного противодействия европейским интересам.

В отношениях с российским руководством и Владимиром Путиным нужно одновременно демонстрировать силу и готовиться вести диалог. Проблема в том, что обсуждение российского вопроса во Франции зашло в тупик: одни кричат о необходимости франко-российского альянса, который, вероятно, больше не отвечает требованиям времени и реалиям союзов, тогда как другие упорно представляют Россию главным врагом Европы, более страшным, чем ДАИШ. Если мы хотим эффективного диалога, оба этих направления должны идти рука об руку.