Дело Сенцова и Кольченко: первый сталинский процесс эпохи позднего Путина

В Северо-Кавказском военном окружном военном суде в среду 19 августа 2015 года был настоящий аншлаг

Слушалось сразу пять уголовных дел, два из которых — с участием присяжных. Поэтому процесс по делу Олега Сенцова и Александра Кольченко проходил в одном из самых маленьких залов. На прения сторон приехало гораздо больше журналистов , чем обычно. Представители украинского консульства в Ростове-на-Дону пришли на процесс вместе с сестрой Надежды Савченко — Верой. В белой вышиванке, на каблуках, с сумкой и рюкзаком (она была на свидании у сестры в СИЗО Новочеркасска), Вера заметно отличалась от всех присутствующих — создавалось впечатление, что она очень важная персона.

Журналисты The Guardian, Немецкого радио, радио «Свобода», Илья Азар из «Медузы», местный «Интерфакс», «Россия сегодня», корреспондент донецкого издания «Славянские вести», аккредитованный в Киеве, — вот такая разношерстная компания толпилась у третьего зала, где должны были начаться прения сторон по «крымскому делу». Процесс задержался больше чем на час.

Аншлаг и майки с портретами обвиняемых

В том же зале выносили приговор Артуру Тамбиеву, обвиненному в убийстве премьер-министра Карачаево-Черкессии. Приговор читали минут 20.

Журналисты вышли из зала. Сколько?

«17 лет строгого режима», — ответили они.

Главный пристав стал отсчитывать журналистов, которых он собирался пропустить в зал на процесс по делу Сенцова. Счастливчиков из пишущей прессы оказалось пять человек. Снимающим разрешили сделать протокольную съемку. Но сначала главный судебный пристав завел всех в зал, где не было еще ни подсудимых, ни судей, и с важным видом сообщил: «У нас есть информация, что кто-то из журналистов собирается во время судебного заседания достать майки с изображениями Сенцова и Кольченко и надеть их с целью дестабилизировать обстановку. Учтите, что, если это так, то вы будете лишены аккредитации!» — пригрозил главный пристав.

Журналисты стали убеждать его, что ни у кого нет ни таких маек, ни таких планов. Пристав сделал вид, что им верит, попросил всех выйти из зала и ждать в коридоре, когда «будет проводка», то есть подсудимых заведут в зал.

«Тройка» и прокурор с массивными часами

Еще через полчаса «проводка» произошла и пристав снова стал отсчитывать журналистов, дипломатов и родственников (на суд приехала сестра Сенцова и мама Александра Кольченко).

Так я очутилась в числе пяти «счастливчиков», оставив коллег смотреть видеотрансляцию в коридоре.

Олег Ткаченко. Фото: Антон Наумлюк / RFE/RL

Зал суда оказался крохотным. Вся мебель , кроме стеклянной клетки для подсудимых у самой двери, — из темно-коричневого дерева, как будто с инкрустацией: стол для адвокатов, свидетельская трибуна, «прокурорский отсек». И, конечно, такой же массивный, как вся остальная мебель, стол для тройки судей, которые вошли в зал, торжественно шурша черными шелковыми мантиями. Когда судьи уселись в свои кресла с высокими спинками аккурат под гербом РФ, начались прения.

Олег Сенцов в белой майке с украинским сюжетом (ему друзья прислали с Украины — авторская работа) улыбался приехавшим журналистам, подмигивал сестре. Александр Кольченко, худой и длинный, почти два метра ростом, в черной майке, тоже улыбался, радуясь приезду матери.

Первым говорил прокурор Олег Ткаченко. Ему больше сорока — он уже полковник, коротко стриженный, с залысинами, в тонированных очках, с массивными позолоченными часами на руке. За тонированными стеклами очков не видно глаз, потому совершенно непонятно, что он чувствовал, когда, прочитав страниц семь-десять, которые представляли из себя краткое содержание 500-страничного обвинительного заключения, он в результате попросил для Олега Сенцова 23 года, а для Александра Кольченко — 12 лет строгого режима.

В зале никто не вскрикнул. Повисла гробовая тишина. Кажется, такого никто не ожидал.

Прокурор говорил монотонно, без выражения. Начал он даже лирично: «Когда возникают новые реалии, каждый человек имеет право на выражение собственного мнения. Но выражение этого мнения должно быть в рамках закона и не нести угрозу обществу и людям….»

И далее — быстро и без выражения — по обвинительному заключению.

Кажется, единственный раз прокурор отступил от «обвиниловки», когда заявил, что Кольченко и Сенцову не вменялась причастность к «Правому сектору».

«Тройка судей» слушала прокурора безучастно. Усталые, мертвые глаза. Судьи ничего не записали, не переговаривались между собой, как это иногда бывает в суде.

Но они не спали, как это часто бывает в российских судах. Они просто «смотрели в стол». Смотрели в стол, когда прокурор говорил, что объяснения Сенцова о том, что пистолет Макарова ему не принадлежит, а ему его вставляли в рот, когда пытали, ничего не доказывают.

Смотрели в стол, когда прокурор говорил, что Геннадий Афанасьев, заявивший в суде о том, что оговорил Сенцова и Кольченко под давлением, свою вину признал, а признал он вину в террористическом сообществе, значит, в связи с его отказом от первоначальных показаний ничего в деле не изменилось.

И когда прокурор запросил «сталинские сроки» для подсудимых, тройка судей все также смотрела в стол.

В этом крохотном зале с мебелью под старину запахло 1937 годом. Никогда не любила таких сравнений, но присутствовала на десятках судебных процессов, где так же, как и здесь, вина подсудимых была не доказана, адвокаты разбивали обвинение в пух и прах, и никогда не слышала, чтобы гособвинитель запрашивал такие адские сроки абсолютно на пустом месте.

«Единой России» в Крыму не было, значит, ее офис не взрывали

Председательствующий судья Сергей Михайлюк — заместитель председателя Северо-Кавказского окружного суда — спрашивает у стороны защиты, будут ли выступать в прениях подсудимые или только адвокаты. «Только адвокаты», —говорит защита.

Судья Михайлюк, седовласый, за пятьдесят, подчеркнуто вежлив, с беспристрастным лицом, но чуть более человечным, чем у остальных двух. В театре у него было бы амплуа «благородный старик».

Дело Сенцова и Кольченко — его первый судебный процесс в этом суде, его недавно перевели из Краснодарского гарнизонного суда, где он был председателем. Там он рассматривал дела об алиментах, дезертирстве, мошенничествах, а тут — бац, крупное «террористическое» дело, еще и политическое. Судья пытается «соответствовать», но вот свидание сестре Олега Сенцова не разрешил, хотя и обещал.

Владимир Самохин. Фото: Антон Наумлюк / RFE/RL

Первым со стороны защиты выступает адвокат Олега Сенцова Владимир Самохин. Он говорит очень обстоятельно, оперирует законами, избегает эмоций. Все по делу и веско:

«По мнению защиты Сенцова О.Г., именно многочисленные нарушения уголовно-процессуального закона, злоупотребление своими правами следователями и оперативными сотрудниками, сопровождающими настоящее уголовное дело, желающими выявить террористическое сообщество, созданное ими же искусственно, позволило выдвинуть Сенцову обвинение в преступлениях террористической направленности. Большая часть доказательств, приведенных гособвинением, получена с нарушением уголовно-процессуального закона и не может быть положена в основу приговора.

Самохин приводит противоречия в обвинительном заключении: «На страницах 2-3 обвинительного заключения при описании преступных действий Сенцова по части 1 статьи 205 УК РФ говорится о создании террористического сообщества в которое вошли Кольченко, Чирний, Афанасьев, Боркин, Асанов, Зуйков , а на страницах 387-388 при описании участия Кольченко в террористическом сообществе указан уже иной состав членов террористического сообщества, а именно Кольченко, Асанов Э.Н., Афанасьев Г.С., Боркин Н.С., Зуйков И.В., Цириль С.В., Чирний А.В. и иные неустановленные лица. Данное противоречие невозможно устранить в судебном заседании. Так какой же был состав созданного Сенцовым террористического сообщества, в каком террористическом сообществе состоял Кольченко? В связи с этим непонятно, какое террористическое сообщество по составу было создано Сенцовым. Видимо, следствие так и не смогло определиться с этим вопросом».

Самохин просит исключит из обвинения эпизод с поджогом офиса «Единой России» в Симферополе: он говорит, что на момент поджога такой организации в Крыму не существовало. «Единая Россия» как организация была зарегистрирована в Крыму гораздо позже. По этому адресу находилась другая организация.

Кроме того, адвокат Самохин говорит, что следствие неправильно квалифицировало поджоги двух украинских организаций как теракты.

Это обычные поджоги, которых тогда в Симферополе было немало, и они никак не могли «принудить Россию отказаться от присоединения Крыма».

Провокация ФСБ

Берет слово адвокат Дмитрий Динзе. Он тоже говорит о полной невиновности Олега Сенцова. Но делает упор на доказательствах обвинения, основанных на ОРД — оперативно-разыскной деятельности. Пункт за пунктом, а всего их двенадцать, Динзе разбивает все эти доказательства, показывая, что оперативные действия, как и другие следственные действия, производились с нарушением закона, а значит, все доказательства вины Сенцова, так же, как и вещественные доказательства — пистолет Макарова, канистры с бензином и так далее — недопустимые доказательства. Их нельзя учитывать при вынесении приговора.

Дмитрий Динзе. Кадр: RFE/RL

Приведу несколько цитат из его речи:

«В материалах уголовного дела, в оперативных материалах, связанных с направлением оперативных материалов органу предварительного следствия, не содержится данных, которые бы указывали на Сенцова О.Г., как лицо, которое в принципе было причастно к совершению преступления, которое ранее пытался подготовить и совершить Чирний А.В., и на которого имелись всевозможные оперативные данные, свидетельствующие о его возможной причастности к преступной деятельности некоей группы в Крыму».

«Содержание материалов ОРД важно тем, что Сенцов О.Г. не имел никакого отношения к действиям Чирния А.В., который действовал самостоятельно, используя некие свои знакомства и возможности. Первоначальные материалы в полной мере раскрывают логику и направление оперативных сотрудников, а именно, что действия оперативных сотрудников не были направлены на Сенцова О.Г., — он не был в принципе фигурантом оперативно-розыскных мероприятий. Только лишь впоследствии в отношении Сенцова О.Г. начали проводить следственные и процессуальные действия, исходя из показаний задержанных Чирния и Афанасьева, которых, как следует из представленных защитой материалов в отношении Афанасьева, пытали и оказывали на них психологическое и физическое давление с целью дать неправдивые и не соответствующие действительности показания на Сенцова О.Г.»

«Защита считает, что оперативными подразделениями УФСБ по республике Крым и городу Севастополю через свидетеля Пирогова была осуществлена провокация на совершение преступления, а также созданы условия по искусственному формированию доказательственной базы по уголовному делу, то есть преступления по части 1 статьи 30 и пункту «а» части 2 статьи 205 УК РФ и другим преступлениям, которые вменяются моему подзащитному».

Адвокат Динзе говорил почти час. В конце своей речи, которая, по сути дела, разоблачила сотрудников ФСБ, а именно следователя Артема Бурдина — главного разработчика всего этого безумного уголовного дела, адвокат Динзе зачитал показания Геннадия Афанасьева, которые тот дал адвокату Александру Попкову — в них он подробно рассказывает о десятидневных пытках, после которых он оговорил Сенцова и Кольченко.

Тройка судей не прерывала Динзе. Он говорил в полной тишине. Судьи опустили глаза, и, казалось, им хотелось закрыть уши. Все больше «пахло» 1937 годом. Потом был перерыв на обед.

Преюдиция отменяется

После перерыва выступила адвокат Александра Кольченко Светлана Сидоркина. Она назвала этот процесс «одной из позорных страниц российского правосудия», а само уголовное дело — «сгустком фальсификации доказательств и недопустимых доказательств».

Ее выступление было, наверное, самым эмоциональным. Сидоркина сказала очень важную вещь, которая в нормальном суде должна была бы иметь решающее значение. Если бы трое судей, рассматривающие «крымское дело», были настоящими юристами и не задумывались о политической конъюнктуре, они должны были бы услышать адвоката Сидоркину. И оправдать подсудимых.

Светлана Сидоркина. Кадр: RFE/RL

Сидоркина напомнила им: «Следствие рассчитывало, что вынесенные Афанасьеву и Чирнию приговоры будут иметь преюдиционное знаение. Но ситуация изменилась». Адвокат рассказала судьям о недавно принятых поправках в статью 90 УПК: вынесенные особым порядком приговоры теперь не должны иметь значение доказательств для судей. То есть обвинительные приговоры в отношении Чирния и Афанасьева не должны «связывать» судей тем, что кто-то уже был осужден по «крымскому делу».

«Болотное дело», «дело Сутуги», «дело Савченко»… далее везде

Потом с последним словом выступили подсудимые. Александр Кольченко, когда говорил, как будто бы стал еще выше ростом. Его голос дрожал, он чуть заикался от волнения: «С обвинениями в терроризме я не согласен и виновным себя не признаю. Считаю это дело сфабрикованным и политически мотивированным». Кольченко вспомнил о пытках, о которых много говорилось на этом процессе:

«Люди, использующие такие методы, не стесняются обвинять нас в терроризме». Кольченко вспомнил другие резонансные процессы последних лет: «Болотное дело, преследование антифашиста Алексея Сутуги, "дело Надежды Савченко" — все это делается с целью продлить существование этого режима».

Дальше он говорил о Геннадии Афанасьеве и о его роли в судебном процессе в Ростове-на-Дону :

«Хочу отметить, что в показаниях Афанасьева прозвучало, что следователь ФСБ сказал ему, что день, когда он будет давать показания в суде, станет главным днем его жизни. Видимо, Афанасьев воспринял это близко к сердцу и по-своему. Я был поражен этим сильным его поступком. Также я хотел поблагодарить всех, кто поддерживает меня и Олега. С доводами адвокатов я согласен, считаю их обоснованными и справедливыми, просить у суда ничего не буду».

Мороз по коже…

Александр Кольченко. Фото: Антон Наумлюк / RFE/RL

«Главный грех на земле — трусость»

Олег Сенцов почти просунул голову в маленькое окошечко в стеклянной клетке. Он говорил громко и очень спокойно, смотря в глаза судьям: «Я надеюсь, что это все-таки мое не самое последнее слово.

Я тоже не буду ни о чем вас просить. Тут всем все понятно. Суд оккупантов не может быть справедливым по определению. Ничего личного, ваша честь. Понтий Пилат, когда посидел на Луне, когда его простили, ушел по лунной дорожке с Га-Ноцри и сказал ему, что, знаешь, главный грех на земле — это трусость. Это написал великий писатель Михаил Булгаков в романе «Мастер и Маргарита», и я с ним согласен».

И он тоже о поступке Афанасьева:

«Я очень рад, что Гена Афанасьев смог перешагнуть через себя и сделал очень мужественный поступок. Я очень рад за него. Не потому, что будет какой-то скандал, или нас оправдают. Нет. Этого не будет. Я рад, что он будет жить и понимать, что не струсил».

Сенцов рассказал, что за последний год, проведенный в российских СИЗО, он смотрел телевизор и оценил российскую пропаганду. Но он знает, что судьи понимают, что происходит на самом деле.

«Я надеюсь, ваша честь, что вы все понимаете. И вы знаете, что ваши войска воюют. Я здесь даже знаю, что ваши войска на Донбассе. У нас весь изолятор забит ополченцами с Донбасса. Я здесь в тюрьме встретился в гэрэушником, который участвовал в захвате Крыма. Он там по другому делу сидит». Его речь все больше напоминала политическую. Председательствующий чуть поежился и попробовал его перебить. Сенцов продолжал: «Вот здесь стоят ваши трубадуры режима, снимают. Зачем растить новое поколение рабов, ребята?» — это он обратился к видеоператорам, которые снимали его речь.

Олег Сенцов произносит последнее слово. Кадр: RFE/RL

А потом заговорил о «послушном большинстве» в России и о той трети населения, которая все таки хочет что-то изменить в своей стране. Сенцов напомнил, что на Украине «тоже была преступная власть, но мы не молчали…»

«Просто я не хочу, чтобы вами правили преступники. Я хочу пожелать россиянам научиться не бояться».

Аплодисменты.

Обалдевшие судьи молчали. И даже председательствующий не осмелился указать публике, как это часто делают в московских судах , что суд — это не театр.

Для судьи Михайлюка это первый политический процесс.

Похоже, что в таком театре он еще не играл.

Но я очень боюсь, что он быстро научится.

Приговор будет вынесен 25 августа в 14 часов.

Обещают, что на этот раз будет большой зал. И все желающие смогут поприсутствовать на последнем акте этого представления.