Дело Политковской: «От заказчика они сейчас еще дальше, чем пять лет назад»

В среду в Мосгорсуде начался новый процесс по делу об убийстве журналистки «Новой газеты» Анны Политковской. Первый суд по этому делу закончился в феврале 2009 года оправдательным приговором, но после Верховный суд отменил его и вернул дело в Следственный комитет. На скамье подсудимых пять человек – уроженец Чечни Лом-Али Гайтукаев, его племянники Рустам, Ибрагим и Джабраил Махмудовы и бывший оперативник ГУВД Москвы Сергей Хаджикурбанов. Они обвиняются по статьям «Убийство» и «Незаконный оборот оружия», все они отрицают свою вину.

Все, кроме Рустама Махмудова, уже прошли через первый суд. Тогда Рустам скрывался, при этом обвинение намекало, что видит его внешнее сходство с нечетким видео с камеры слежения, запечатлевшей убийцу журналистки.

По мнению следствия, Гайтукаев в 2006 году создал организованную группу, в которую вошли другие обвиняемые, а также сотрудник милиции Дмитрий Павлюченков. В Москве организацией убийства, как считает следствие, занимался Хаджикурбанов. Получив от Павлюченкова информацию о месте жительства Политковской и ее передвижениях по городу, братья Махмудовы в день убийства расположились на пути ее следования. Непосредственным убийцей следствие считает Рустама Махмудова – во время первого процесса он находился в розыске и был задержан только в 2011 году в Чечне в результате спецоперации.

Бывший милиционер Дмитрий Павлюченков в ходе первого процесса признал свою вину, пошел на сделку со следствием и дал показания против других фигурантов дела – именно они стали главным аргументом обвинения. В декабре 2012 года суд приговорил Павлюченкова к 11 годам колонии строгого режима. Присяжные Мосгорсуда признали остальных фигурантов дела полностью невиновными, и они вышли на свободу. Дело о заказчике выделено в отдельное производство. Павлюченков заявлял, что заказчиками убийства были бизнесмен Борис Березовский и эмиссар чеченских сепаратистов Ахмед Закаев.

Все участники процесса – и потерпевшая сторона в лице родственников и коллег убитой, и пятеро подсудимых – настаивали на том, чтобы дело рассматривал суд присяжных. Коллегию присяжных удалось отобрать только со второй попытки, но обе стороны остались недовольны результатом. Дети Анны Политковской Вера и Илья объявили, что бойкотируют процесс, так как их мнение при отборе присяжных не учли. «Нас просто вычеркнули из списка заинтересованных лиц», – сказано в их письме, опубликованном на сайте «Новой газеты». Политковские хотели, чтобы процесс начался на три дня позже, когда их адвокат Анна Ставицкая вернется из отпуска, но суд решил не ждать. По мнению Веры и Ильи, судья Мелехин, проигнорировав их требования о переносе заседания, нарушил их законные права.

УПК РФ разрешает суду как отбирать присяжных без участия потерпевших, так и рассматривать само дело в их отсутствие. Недовольны коллегией присяжных оказались и подсудимые. Адвокат подсудимых Саид-Ахмет Арсамерзаев счел подбор присяжных тенденциозным: по его мнению, там слишком много пенсионеров и безработных, при этом нет представителей кавказских национальностей.

Представитель Мосгорсуда Анна Усачева объяснила, что суд не может больше медлить с отбором присяжных. И коллеги, и родственники убитой, и защитники обвиняемых уверены: причина такой спешки – желание успеть с приговором к очередной годовщине убийства Политковской. Обозреватель «Новой газеты» Анна Политковская была убита 7 октября 2006 года в лифте своего дома пятью выстрелами из пистолета. Ни потерпевшие, ни подсудимые не надеются, что в ходе нового суда прозвучит фамилия заказчика убийства.

Сергей Соколов, шеф-редактор «Новой газеты»
«Я не являюсь стороной, участвующей в суде, я могу говорить только как человек, следящий за ситуацией и принимавший участие в расследовании уголовного дела. Я считаю, что те три дня, которые выиграл судья Мелехин, нарушив права потерпевших, он мог бы совершенно спокойно и подождать. Дело резонансное, громкое, важное, одно из самых серьезных политических убийств за последние десять лет в России. Было бы неплохо, если бы суд все-таки решил максимально соблюдать закон. Дети Анны Политковской, мы, ее друзья и коллеги, ждали этого суда семь лет. Неужели государство, которое за эти годы ничего не сделало для того, чтобы по крайней мере ускорить расследование, не может спокойно подождать три-четыре дня? У меня есть только одна версия событий: кто-то решил, что суд должен окончиться к годовщине гибели Анны Политковской, чтобы шумно по этому поводу отчитаться. Такие вещи с делом Политковской постоянно происходили: тот суд тоже как раз к годовщине начинался, аресты какие-то к годовщине проводились. «Новая газета» уважает суд присяжных, но при всем при этом было бы неплохо, чтобы в отборе судей принимали участие все стороны. Все это по меньшей мере безалаберно и смешно.

Мы, те, кто проводил расследование, считаем, что эти люди [подсудимые] причастны к смерти Анны Политковской, но нам бы хотелось в ходе суда точнее определить, какую роль каждый из них играл в этом преступлении. Степень их вины может установить только суд. Вряд ли в суде всплывет фамилия заказчика, потому что никто из подсудимых, насколько я знаю, не дает никаких показаний по этому поводу, и вряд ли что-то изменится в ходе нового процесса. Дело в отношении заказчика и других неустановленных лиц – там есть еще персонажи: посредники, финансисты – выделено в отдельное производство, и необходимо будет приложить максимум усилий, чтобы сдвинуть это дело с мертвой точки. Потому что заказчик – это фигура, имеющая достаточно большой вес, кто бы он ни был, это человек по крайней мере не неизвестный. У нас по поводу этого есть свои версии, есть версия у СК, я не готов пока их озвучивать, но там уже действительно нужна будет политическая воля государства, чтобы назвать эту фамилию во всеуслышание».

Илья Политковский, сын Анны Политковской
«Очевидно, что суд торопится. Это было видно и по первым заседаниям, когда в ответ на наши просьбы перенести начало процесса на август, судья отвечал: "Не затягивайте нам процесс". Мое предположение, что, как часто бывало и раньше, к очередной годовщине они хотят какую-то громкую вещь объявить. Я хотел бы, чтобы на этом процессе прозвучали какие-то громкие объявления, но не очень на это надеюсь. Я также хотел бы, чтобы мы узнали и имя заказчика, если кто-нибудь из участников процесса его назовет.

Но они не признавали и не признают своей вины.

К присяжным у меня не может быть никаких претензий, потому что я не принимал участия в их отборе. У меня претензии к судье и к суду. Он не учитывает обстоятельства и законные просьбы потерпевших. Я думаю, что отсутствие на процессе нас, потерпевшей стороны, даст им больше возможностей действовать с обвинительным уклоном, а не действительно разбираться в истине и доказательствах. Важный момент: подсудимых я считаю причастными, а степень вины каждого как раз и должна быть доказана судом. Я не считаю их виновными – только суд может вынести такое решение.

Пока что нет политической воли на это. Один из организаторов убийства, который там присутствует, Гайдукаев, – я не верю, что он не знает имени заказчика. Я еще могу предположить, что исполнители, слежка могут и не знать этого, но что этого не знает один из организаторов, я не верю. У меня нет окончательной версии, кто заказал убийство, но есть ряд версий, которые я не хочу пока озвучивать, – мы их озвучим на страницах «Новой газеты». Но это все старые версии, которые уже звучали, ведь никакой новой информации мы не получили».

Мурад Мусаев, адвокат Джабраила Махмудова
«Боюсь, что существенно этот процесс ничем не будет отличаться от предыдущего. Концепт один: три прокурора, один из которых судья, по-прежнему несправедливое обвинение. Хотя, на мой взгляд, фабула, которую сейчас передали в суд, больше соответствует действительности, чем старая. Теперь уже никто не отрицает, что за Политковской следили сотрудники оперативно-розыскного управления милиции, но их роль все еще преуменьшена, и те функции, которые они выполняли в этом преступном замысле, все еще пытаются взгромоздить на плечи моего подзащитного и других подсудимых.

Присутствие Рустама Махмудова на суде, на наш взгляд, лучшее доказательство того, что не он был убийцей. Совершенно очевидно, что на записях с видеокамер наблюдения, запечатлевших убийцу, не Рустам Махмудов. Даже в том состоянии, в каком он сейчас находится, – а сейчас он похудел, одна почка у него отказала, куча болячек в изоляторе появилась, изолятор его собирается госпитализировать, – даже сейчас очевидно, что это не он. А уж в 2007 году, если смотреть на фотографии, и подавно.

На самом деле никаких объективных претензий к составу нынешнего жюри я озвучить не могу. Была претензия конкретного адвоката, но наверное, не стоит делать из этого секрет: мы все очень хотели, чтобы в процессе с самого начала, в том числе в формировании коллегии судей, участвовали потерпевшие. То, что сделано, просто нечестно по отношению к ним. Это была с нашей стороны попытка собрать новую коллегию, уже с их участием. Я думаю, что судья получил указания оперативненько изготовить обвинительный приговор. Он работает по алгоритму, который ему вручили, гонит, как ямщик. Они хотят уложиться к годовщине убийства Политковской.

Не столько бойкот [потерпевшими суда], сколько те обстоятельства, которые послужили причиной для бойкота, дискредитируют процесс. Жертва преступления – это такое лицо, восстановление справедливости в отношении которого является одной из основных целей суда. Но их неучастие ускорит процесс, ведь у суда будет на несколько человек меньше при обсуждении каждого ходатайства, при допросах. Меня это огорчает. У нас потерпевшие настоящие, а такие ни прокурорам, ни суду не нужны. Им нужны такие, которые кивают на любой прокурорский каприз. А потерпевшие с собственной позицией, цель которых не обвинительный приговор любой ценой, а установление истины, суду не нужны.

Оправдательный приговор был отменен по надуманным основаниям. Это дело чести мундира СК РФ – они не могли пережить такого, им нужен был еще один шанс, чтобы провести работу над ошибками. И они его получили: они отредактировали до неузнаваемости дело, изъяли оттуда кучу доказательств. Формально было объявлено, что адвокат при присяжных сказал что-то такое, что нельзя было говорить, а суд на это не отреагировал. На самом деле любой из ваших коллег, кто был на процессе, знает: что бы я ни говорил, меня обрывали, затыкали, не давали слова сказать. Позволю себе сказать, что это один из важнейших для СК процессов. СК у нас сегодня – венец действующей репрессивной машины, его руководитель – такой козырной туз у нынешней власти. Если СК очень надо получить обвинительный приговор, то задействована будет вся государственная машина, опера всех сортов, гласные и негласные методы, процессуальные и непроцессуальные способы влияния на присяжных. Наша сверхзадача – получить оправдательный приговор. Мы будем пробовать.

Фамилия заказчика на суде не прозвучит, конечно. От заказчика они сейчас еще дальше, чем пять лет назад. Если тогда указывалась хотя бы его родовая принадлежность – что это некий российский политический деятель, региональный или федеральный, который был недоволен публикациями Политковской, то сейчас это просто некое неустановленное лицо, недовольное публикациями Политковской. Четыре года назад следователь говорил, что у него всего два претендента, оставалось выбрать одного из двоих, но они, наоборот, размазали формулировку. Мы, к сожалению, не ведаем даже приблизительно, кто бы это мог быть. Что касается исполнения, то лично я не сомневаюсь, что это сотрудники оперативно-розыскного управления московской милиции, и Павлюченков в их числе. Там есть люди, которые ничем не брезговали, на руках у которых кровь. Это настоящая банда, а их пытаются превратить просто в свидетелей».                                                                                                                                    Вера Кичанова