«Православный» черт, или Откровение безродного космополита

Решил написать о книге, принадлежащей перу весьма своеобразного автора - не книжного, а телевизионного. Когда я первый раз увидел его на экране, то подумал: «Экий чертик из табакерки». Действительно, мой герой похож более всего на черта: маленький, черненький, юркий, рожки не явные - кажется, вот-вот ветер подует, и они обозначатся на макушке у этого телевизионного чертика. Читающие это описание, думаю, без труда догадаются о ком речь. Я говорю про Александра (Н.) Архангельского.

Почему именно про него? А вот из-за этой его двойственности: он заправляет телепередачей, но для своего сына и для себя - так сказать, в терапевтических целях - пишет книги. Это потому, наверное, что на нынешнем ЭрЭфовском телевидении долго работать невозможно, чтобы «крышу не снесло». Ведь практически все, что оно нам показывает, ориентировано на разрушение нравственных устоев человека, на разрушение семьи, на извращение традиционных ролей, которые в нормальном обществе призвана играть, например, женщина-мать.

Почему я именно про женщину-мать заговорил? Да потому что наткнулся у А. Архангельского в одной его книге на описание им своей матери. И как это описание разительно отличается ото всего того, что с экрана на людей изрыгается. Выходит так: с экрана, условно говоря, «по долгу службы» (службы дьяволу, видимо) можно вещать одно, а для себя, для своей семьи, для своего сына - совсем другое.

Включишь телевизор - какой канал ни ткни - отовсюду яд сочится: «Тайные агенты... Первая женщина - тайный агент...» или «Женщины-убийцы».

Не любимая, не жена, не мать, а убийца и сексот. Вот какой образ женщины встает с экрана. А сами-то «творцы» такого телевидения что думают о женщине, в перерывах между мозгодробильной работой? Оказывается, их женщины - совсем другие. И это первое, что бросилось мне в глаза, когда я взялся за книгу А. Архангельского «1962. Послание Тимофею». Почему именно за нее? Сейчас объясню. А заодно расскажу и о причинах, побудивших меня заняться исследованием, грубо говоря, творчества А. Архангельского.

Предыдущие мои опусы вызвали отклики благодарных читателей. Я, честно скажу, не ожидал столь бурной реакции публики. Когда начинал серию публикаций про ложных «властителей дум», то опасался, как бы не получилось прямо противоположного желаемому: вместо развенчания выйдет реклама на скандале, столь любимая безголосыми эстрадными «звездами» да бесстыдными политиками. Я с самого начала работы над этой темой держал в голове такую мысль: «А вдруг получится, что вместо разоблаченья пустоты я нечаянно создам зримый и весомый образ «борца за истину», на которого ополчились некие силы (то есть я). Опасения мои были напрасными. С радостью констатирую: получилось все так, как я и задумывал. Ни замолчать мои предыдущие выступления не удалось, ни использовать их в рекламных целях с противоположным знаком не вышло. А странно. Ведь есть самый, казалось бы, простой и эффективный способ дезавуировать критическое выступление против них (этим местоимением я обобщенно обозначаю всех нынешних с приставкой «псевдо», всех чертиков с телеэкрана и «литераторов» без вкуса и стиля - всех врагов рода человеческого, которые по своей тысячелетней привычке рядятся в ангелов). Самая распространенная их реакция - замалчивание любой критики в свой адрес, в адрес своих литературно-телевизионных подельников.

Нет, не смогли промолчать. Отреагировали, привлекая тем самым внимание широкого читателя к моим критическим стрелам. Помню, когда вышла в АПН моя статья про Леонида Юзефовича, то многие адепты этого представителя хазарской интеллигенции, сторонники этого русско-хазарского литератора вступились за попранный «авторитет». Я прочитал все комментарии на АПН еще до того, как там поработали ножницы модератора. О! Что это было! Адепты Большого Юзефовича взвились в истерике. С ходу перешли на личности и обвинили автора статьи (то есть вашего покорного слугу) во всех смертных грехах, не зная меня, заметьте, не ведая вообще ничего обо мне. Такая бешеная злоба изрыгалась защитниками лауреата «Большой книги». Оскаленные зубы, побелевшие скулы, истинный лик слуг сатаны - вот что я увидел, читая комментарии к первой моей статье.

- Значит, попал в точку - решил я, - и надо продолжать начатое дело.

И вот теперь в перекрестье моего оптического прицела попал теле-чертик А. Архангельский. Кто он такой? Историк, каковым себя считает? Начинающий писатель (на всех международных книжных ярмарках он почему-то неизменно оказывается в составе делегации от России)? На мой взгляд, ни то и ни другое. Знаете, когда по обожаемому им телевидению выступает тот или иной автор книги о прошлом, то очень часто (даже слишком часто) появляются титры: «историк и писатель Такой-То». Что это значит? А то, что перед вами и не историк, и не писатель. В таком смысле я эти титры подставил бы и под изображение А. Архангельского.

Взял я сначала его роман «Цена отсечения», в котором он выступает в роли как бы писателя. Ну как это можно всерьез критиковать как литературное произведение?! «Любовная драма наших современников», которые умеют зарабатывать деньги... Да и само название книги взято из брокерского лексикона - торгашеское. Что-то это все мне напоминает. Где-то я все это уже читал... Ах да, у Чехова в рассказе «Палата № 6». С вашего позволения напомню строки из Антон Палыча:

«Мойсейка, которого Никита постеснялся обыскивать в присутствии доктора, разложил у себя на постели кусочки хлеба, бумажки и косточки и, все еще дрожа от холода, что-то быстро и певуче заговорил по-еврейски. Вероятно, он вообразил, что открыл лавочку».

Ей Богу! Ну то же самое торгашество, такое же мелочное, только нынешнего биржевого уровня. И что тут делать литературному критику? Копаться в этих рассусоливаниях? Увольте.

Была еще у меня мысль - «историка» А. Архангельского препарировать. То есть не самого его, а книгу про Александра I. Однако личность этого императора и сама та эпоха в состоянии поглотить многие тома десятков авторов, излагающие противоположные точки зрения и жонглирующих фактами. У меня же задача гораздо более скромная - уместить описание «жизни и творчества» А. Архангельского в одну статью средних размеров. Именно такие жесткие условия работы побудили меня остановиться на тощей книжке с крупными буквами (такими же печатали депеши, направляемые на стол Адольфу Гитлеру, чтобы тот без очков мог читать) - «1962. Послание Тимофею». Тут автор сам описывает собственное мировоззрение - дает взгляд на исторические события минувших эпох, живописует собственные заблуждения и иллюзии. Короче говоря, не книга, а настоящий стриптиз души (или что там у них есть?).

Образ женщины-матери или «Архангельская лунгинана»

Итак, начнем с образа женщины-матери в книге телевизионного чертенка. Обратимся к тексту:

«Главными воспоминаниями юности стали для нее не политические процессы и героические стройки, а то, как она, четырнадцати лет от роду, одна через темный лес шла к станции...

И еще она вспоминала черного козленка с прижатыми рожками, которого так любила во время эвакуации и которого пришлось съесть...

Подозреваю, что первый эпизод относится к июню 1941-го, перед самым началом войны, а второй - к 1943-му, кровавому, роковому и переломному. Но собственно про войну мама никогда ничего не рассказывала, а про ночной лес и черного козленка - постоянно».

(с. 10-11 названного издания).

Напомню читателю, что в «кровавом, роковом и переломном» 1943-м маме нашего героя было уже 16 лет. Гайдар в этом возрасте, как говорится, полком командовал... А она все про козленка, которого любила в двух смыслах, из которых предпочла гастрономический. (К гастрономии в судьбе А. Архангельского мы еще вернемся).

Этот образ женщины-матери до жути напоминает мне намозоливший глаза (и телеэкран) другой такой же образ - режиссерской матери Лунгиной. Помните, эту теле-сагу про Лунгину, которая прожила долгую жизнь без каких бы то ни было заслуг, хотя жила в годы войны, когда миллионы надрывались в непосильном труде, страдали от голода, погибали. Но нет, та в 40-е годы, будучи совсем-совсем взрослой, ничем примечательным свое существование не отметила. А про нее фильм сняли! И в случае с мамой А. Архангельского та же эвакуация и те же воспоминания о себе любимой, самокопание в мелочной душе, и то же абсолютное забвение о стране, в которой жила, о войне, которая в те годы бушевала. Будто бы и не было войны и страны. Удивительное совпадение!

Я подозреваю, что А. Архангельский сам не понимает, до какой степени он разоблачает перед нами все свое нутро (да, именно это слово тут уместно - «нутро» - не о душе у них нам всерьез говорить), свое и вырастившей его матери.

Никто ведь не упрекнет ее в том, что в свои 16 лет она не воевала против фашизма (хотя некоторые наши соотечественники в те годы и в таком возрасте успели повоевать), и в том, что не стояла у станка в морозном цеху без стен и крыши (а многие тысячи подростков в военные годы трудились на оборону страны). Но ты хотя бы будь благодарна стране, в которую твой предок перебрался из менее благодатных краев. Будь благодарна народу, который спас тебя от лагеря смерти и «холокоста» (вот же зараза этот «холокост» - в зубах навяз, без него уж и фразу не построить, если речь о войне и евреях заходит!).

Нет, мать А. Архангельского вспоминала только про темный лес да про козленка, съеденного в эвакуации.

Архангельский, но не собор, хоть «православный», да нерусский

А. Архангельский всюду (и в этой книге тоже) позиционирует себя (именно это слово «позиционирует», ибо все иные неточно отражают суть поступков нашего героя) как «православного деятеля». И именно к этой его ипостаси я бы применил оксюморон «православный черт» - фразу, взятую в заглавие статьи и состоящую из несовместимых (на первый взгляд) понятий.

Если вы спросите православного священника, существуют ли православные черти, то он вам немедля ответит, что подобного явления нет и быть не может: либо ты православный, либо черт. Однако все мы помним о таком явлении «серебряного века» как «религиозные философы». Если религиозные - рассуждал обыватель, мало сведущий в философии - значит, нашенский, православный, русский. Но это была лишь такая маскировка явно противоположного русскому православному миру содержания. Особенно рельефно ложь самого явления «религиозных философов» видна на примере Льва Шестова (в миру Льва Исааковича Шварцмана). В связи со сравнением Л. Шестова и А. Архангельского позволю себе одну характерную цитату из современного русского философа:

«...Лев Шестов христианским философом не является. Самое имя Христа Спасителя практически не встречается в его бесконечных "религиозно-философских" трактатах, где даже прямая цитата из Евангелия - редчайший, а то и вовсе отсутствующий гость. Бог Льва Шестова - это только "Бог Авраама, Исаака и Иакова", а не Бог Евангелия. Религиозно-философское мышление Шестова насквозь ветхозаветно...»

Зачем, спросит читатель, я столь издалека захожу? Ведь никто в здравом рассудке не станет говорить о философских способностях А. Архангельского! Разумеется, не станет. И я не об этом. Дело все в том, что наш герой почти слово в слово повторяет эту же характеристику, только она прилагается не к Л. Шестову, а произносится А. Архангельским от первого лица:

«...Про каждого из нас нужно рассказать точно так же, как было когда-то рассказано про главного из людей, - скромно делится с нами своими потаенными мыслями А.Архангельский, -про единственного Человека с большой буквы, про Господа нашего Иисуса Христа». И далее наш герой в стремлении перечислить своих предков пишет: «Аврам роди Исаака, Исаак роди Иакова...»

(с. 13-14).

В этой ветхозаветности все его «православие» и состоит.

Скажу честно, начав читать фразу «про главного из людей, про единственного Человека с большой буквы», я уже не надеялся обнаружить в тексте каких бы то ни было признаний Христа Богом. Нет, признал-таки, признал Господом! Видать, за право позиционировать себя православным тоже нужно платить. Все имеет свою цену.

Впрочем, о христианстве А. Архангельский в своей книжке написал существенно больше, чем в приведенной цитате. О христианстве, но не о православии, к которому себя причисляет. Он много написал про католицизм. Очень хвалил пап римских Иоанна XXIII и Иоанна-Павла II, даже описал II Ватиканский собор (с. 228-234). Неясно только одно: почему А. Архангельский православным называется. В книжке я следов его православия не обнаружил...

Ресторатор в рыбацкой деревне

Начав разбор книжки, я хочу объясниться также по поводу подзаголовка статьи (в котором о космополите сказано). Уважаемый читатель, не подумай про меня, будто бы я - ярый сторонник политических процессов 30-х и 50-х годов и всего такого прочего. Нет, не сторонник. А для подзаголовка своей статьи «Откровение безродного космополита» я использовал исключительно слова и выражения, какие сам А. Архангельский в свой адрес применил. А он свою нынешнюю «ипостась» квалифицирует именно так - безродный космополит. Не верите? Так я вам цитату приведу. Автор книжки рассуждает о том, кем бы он вырос, если бы его бабку (как я понял, неродную) при Сталине выслали из СССР в Грецию. Вот цитата:

«...я (...) вырос бы не безродным космополитом, смесью далеких народов, а полноценным приморским гречонком; страдал бы не от постоянного холода, а из-за вечной жары и колючего островного ветра; после падения режима черных полковников окончил бы гастрономические курсы и открыл ресторанчик в рыбацкой деревне...»

(с. 18)

Что меня в этом месте книги больше всего удивило? Нет, не то вовсе, что А. Архангельский сам себя безродным космополитом назвал. Другое тут внимание цепляет. Впрочем, я бы назвал даже два таких момента.

Во-первых, тут некая неясность с тем, как это в СССР А. Архангельский вырос «смесью далеких народов», а окажись он в Греции, то почему-то был бы «полноценным приморским гречонком». Как это может совмещаться? Очевидно, что и в Греции он все равно остался бы продуктом некоего «кровосмешения».

А во-вторых, удивительно то, что в своей альтернативной греческой реальности А. Архангельский представляет себя всего лишь рыбным ресторатором, а не телевизионным ведущим. В таком его откровении я усматриваю признание самого факта: только в России человек, не принадлежащий к титульной нации, имеющий чуждое происхождение и чуждый основному народу страны по духу может оказаться в роли «властителя дум» и работать в таком мощнейшем средстве массовой информации, каковым является телевидение. В Греции он даже не мечтает оказаться в положении аналогичном своему нынешнему российскому. Только на ресторатора примеряется.

В Греции, но не в России. Тут А. Архангельский - не ресторатор. Наоборот, он стал завсегдатаем самых дорогих ресторанов, расположенных в самых элитарных местах Европы. А еще он - творец новой расы. Вот он уже видит будущее Европы:

«2005 год.

Очень дорогой ресторан лионской кухни, две мишленовские звезды; в полуобнимку входят тридцатилетний белый буржуа и двадцатилетняя холеная красотка, иссиня-черная, высокая, одетая со знанием дела, сверкают белками умные глаза. Кто она - конголезская француженка? Французская конголезка? - Не имеет значения. Это следующее поколение, старые деньги и свежая энергия, зачаток новой расы».

(с. 30).

Вона как! В воображении (в мечтаньях) А. Архангельского, оказывается, нет уже французов и немцев, англичан и итальянцев. Есть некая безнациональная человеческая субстанция. Не могу понять, почему эту гремучую смесь он называет расой...

Когда-то имперский Рим из города римлян-воинов превратился в такое же этническое месиво. И вскоре пал...

Когда Второй Рим - Константинополь также заполнился коктейлем из безнациональных торгашеских сообществ, то пал и он, под ударами сравнительно малочисленных войск турок. Жители Константинополя не захотели выйти с оружием в руках на стены города. Как на тысячу лет раньше и жители Рима, они полностью утратили общие идеалы. Стали космополитичными.

И сегодня столицы европейских государств настойчиво заполняется таким же коктейлем из разношерстных людей. Для чего? Чтобы образовать новую расу?! Так по А. Архангельскому выходит. Но только в прошлые исторические эпохи появление подобной этнической каши неизбежно приводило лишь к крушению прежней цивилизации и замене другой, приносимой с собой пришлыми народами.

А сейчас, значит, произойдет иначе? Великий историк - А. Архангельский! Он всерьез считает, что история развернулась вспять! И произошло это в 1962 году - аккурат в момент его рождения.

Впрочем, А. Архангельский не дошел до столь прямолинейного утверждения, будто бы сам факт его появления на свет повернул ход истории вспять. Нет, речь идет только о совпадении по времени. Именно в этот момент генерал де Голль подписал бумагу, которая все в мире переменила. Но посмотрим, как об этом сказано в книжке:

«Подписывая бумагу, генерал менял вектор исторического развития, вековую стратегию европейскую движения. До сих пор оно раскручивалось, как спираль, захватывало все вокруг себя. Столица в Мадриде, периферия за океаном. Центр в Лондоне, обочина в Тегеране. Елисейский дворец в Париже, решения исполняются на Гаити. Теперь движение будет направлено внутрь, энергия сжатия сметет внутренние различия государственных устройств, традиций, политических обычаев, торговых привычек европейцев. И полувека не пройдет, как на обломках политических перегородок учредится новая Европа упраздненных границ».

(с. 31-32).

Честно говоря, все эти глобалистские квази-политологические выкладки - и про какую-то новую расу, якобы формирующуюся из французов и кениек, про слияние в экстазе Европы и пр. - не стали для меня неожиданностью. Я бы сказал, что это все - стандартный набор глобалистко-либералистических идеек.

Мол, были Лондон и Тегеран... И что?! Да так они и остались Лондоном, в котором теперь принимается меньше решений, чем в 1962-м, и Тегераном, на который в случае непокорности из Лондона (а также теперь и из Вашингтона) смотрят сквозь прицел. И на Багдад. И на Кабул. И на Пхеньян. Ничего нового. Нет ничего из того, чего не было в 1962-м!

Простое, чисто техническое, перемещение центров принятия решений из елисейских дворцов в другие места (в целый ряд транснациональных финансовых структур, регулярно меняющих страны для проведения своих сборищ) А. Архангельский изображает как явление принципиально нового порядка - невиданного прежде. То есть захват ослабевшего Рима диковатыми германцами и Константинополя турками понятны и логичны (я надеюсь, что автор книжки это отрицать не станет). Но почему-то нынешние аналогичные процессы дряхления старых центров и заселения территорий объясняется неким принципиально иным образом - новая раса. Откуда А. Архангельский это взял? Я полагаю, что не сам придумал, а получил уже в готовом виде.

Поворотные моменты истории

Анализируя книжку, я заведомо не ставил перед собой цели разобраться в хитросплетениях родственных связей всех тех персонажей, которых А. Архангельский упоминает. Кем ему были Отто Адольфович и Адольф Оттович мне неинтересно. Несколько интересней другое: почему в своем послании сыну Тимофею он описывает, но не называет по имени своего предполагаемого папашу. И это при том, что в деталях описаны все родственники, так сказать, несостоявшегося отчима: Семен Афанасьевич, Домна Карловна и пр. Есть еще всякие Абрам Зиновьевич, Адя Петровна...

И еще меня заинтересовало... нет, пожалуй, удивило, почему свое интимное послание сыну А. Архангельский не написал в единственном экземпляре. Он издал книгу приличным по нынешним временам тиражом. Видать, хотел не просто сыну рассказать, а стяжать известности и денег. В той мере, в какой автор преследовал, так сказать, литературно-публицистические цели, я его произведение и рассматривал. Массивы текста, имевшие личный характер просто игнорировал. Основное мое внимание сосредоточилось на мировоззренческих моментах.

Описывая поворотный и судьбоносный (для автора, по крайней мере) 1962-й, А. Архангельский не брезговал и другими годами. Вот он и про войну в Афганистане разоткровенничался:

«С 80-х моих сверстников начнут призывать в армию и отправлять в пекло».

(с. 34).

Заметьте, лишь сверстников. Сам А. Архангельский как бы не при чем. Точь-в-точь как его мама в годы Великой войны. Ну, просто весь в мать! Нет, похоже, он пошел дальше матери. Та про войну просто молчала. А. Архангельский про афганскую говорит всякие гадости. Ладно бы он пацифизмом страдал или был идейным противником именно той войны. Такое еще можно понять. Но он утверждает, что многие его сверстники войне обрадовались. Почему? Загранка, чеки, магазины «Березка».

Всякое пришлось слышать про ту войну, но тут... Какая-то извращенная ассоциация. Впрочем, в окружении А. Архангельского - тут я верю искренне - наверняка только этим одним аспектом войны, чисто торгашески, интересовались.

Мать автора, пережившая Великую войну (по крайне мере жившая в те годы, когда война шла, хотя и пребывала в своем параллельном пространстве), тоже очень странно отреагировала на войну афганскую. Соседке по дому пришла похоронка. Дом потрясли рыдания несчастной матери. И что? А вот что:

«Помню, мама, побелев, подошла к балконной двери и с грохотом закрыла ее, закупорила нас в духоте...

От волчьего воя соседки, потерявшей сына, она загородилась балконной дверью».

(с. 35).

Вот оно как! Волчий вой!!! А самое сильное переживание самого рассказчика - «закупорила нас в духоте».

Вспомнил А. Архангельский и о расстреле Белого дома осенью 1993 года. Читатель наверняка знает, что до сих пор не названы виновники расстрела безоружных людей, пришедших к стенам парламента для того, чтобы сообщить миру о своей солидарности с депутатами по главным вопросам дня - в частности, по приватизации общенациональной собственности, созданной трудом нескольких поколений. До сих пор нет точного числа погибших. Никто не расследовал этого явного преступления, до сих пор являющегося родовым пятном нынешнего политического режима. На таком фоне тем более интересно узнать мнение о тех событиях А. Архангельского. Вот оно:

«Когда же памперсы появились у нас? Думаю, в году в 93-м. Примерно тогда же, когда происходили октябрьские события в Москве. 3 октября этого мрачного года Москва напоминала сплошную массовку на съемках плохого фильма про марсиан...»

(с. 45).

Ишь ты как! Марсиан! Памперсы вперемешку с марсианами. И кто же, интересно узнать, были те марсиане? Под этим словом А. Архангельский подразумевает всех тех, кто собрался возле Белого дома. А это были исключительно русские люди. Среди них не было ни одного биоробота, вроде самого А. Архангельского.

Пришедших на защиту парламента русских людей расстреляли, и тут же началась оголтелая грабительская приватизация национального богатства. Потраченные на его создание жизни миллионов русских людей, их здоровье, десятилетия упорного труда - все было тут же разграблено. Для того и расстреливали. Чтоб не мешали грабить.

А. Архангельский же говорит про марсиан... Что можно сказать про такую оскорбительную «образность мышления» телеведущего черта? Невольно вспоминаются слова самого этого «православного черта»:

«...Ладоном кадит телевизор всемирному злу...»

(с. 37).

Примечательные мелочи

Истинное нутро А. Архангельского раскрывается и тогда, когда он вскользь лишь касается тем и имен. Вот он назойливо стал тыкать читателю имя Ростроповича. Зачем, казалось бы? Ведь не в тему и не по сюжету. И ничего по существу не сказал - только фамилию несколько раз кряду назвал. Зачем? А это знак такой. Подобные А. Архангельскому, если про науку заговорят, то обязательно назовут ключевое слово «эйнштейн». «Я свой», значит. Если про литературу речь заведет, то произносит слово «пастернак». И опять-таки слово это выступает в роли пропуска «в свои». А примазывание не к литературе и не к науке, а так сказать, к культуре вообще требует другого ключевого слова - «ростропович».

При этом убивается два зайца: назвавший ключевое слово получает пропуск в сферы, а имея, грубо говоря, «классика», официальный бренд его адептов становится еще более весомым.

Другая мелкая (но много говорящая об авторе) деталь обнаружилась в рассказе про Эйхмана:

«После падения режима поменял документы; в 1950-м бежал в Аргентину и затаился. Выдала его девушка любимого сына: сын сболтнул ей, кто они на самом деле, она сболтнула дедушке, дедушка вышел на г-на Несера Харела, создателя израильской службы «Моссад»; участь Эйхмана была решена.

...Кто была эта девушка, кто был этот дедушка?

...Девушка и дедушка были евреи».

(с. 51).

Спасибо А. Архангельскому за столь поучительный пример. Мораль тут, на мой взгляд, очевидна: если поведешься с иудеями, то будь готов к худшему - продадут тебя при первом же удобном случае. Не знаю, как в Аргентине, но в России законы написаны так, что обязательно их нарушишь тысячу раз, если занимаешься каким-то делом, коммерческим ли, творческим ли. Обязательно что-то нарушишь. А эти продадут тебя! Будь готов!

Они постоянно кого-то продают. Вспомним историю. Хазарские иудеи русских, захваченных наемными степняками в ходе налетов, продавали в рабство на невольничьих рынках Ближнего Востока. Нынешние продают доверившихся им девушек (которые по глупости своей девичьей мечтали устроиться фотомоделями на Западе) в публичные дома. Это торговля, так сказать, оптом. А то есть у них сегодня и розничная торговля - органами...

Никогда не доверяйте иудеям!

А. Архангельскому - благодарность за рассказ.

Про события 1962 года в Новочеркасске А. Архангельский в своей книжке написал много, но все как-то вокруг да около. Это и понятно. Не его это драма. Он ведь - «смесь далеких народов». А русские дела (в Новочеркасске расстреливали русских рабочих, спровоцированных самой властью на это отчаянное выступление; одновременно повысили цены на продукты питания и срезали трудовые расценки) автору книжки для Тимофея глубоко безразличны. Но и мимо пройти не смог. И дело тут не в том даже, что событие в 1962 году произошло. Появился подходящий повод пнуть российскую власть. Вот и пнул.

Понятно, что тот расстрел русских (как и расстрел 1993 года) был затеян мерзавцами. Тогда - Хрущевым и Микояном. Но А. Архангельского больше интересовал другой объект - Российское государство. Чтобы пнуть, он даже попытался взглянуть на это государство глазами русских рабочих, но у него не получилась правдоподобная картина, лишь одна схема марксистская:

«Врет власть; говорит, будто за народ, а сама против народа. Но ведь наша, настоящая власть врать не может? Значит, она никакая не власть? Или власть, но не наша?»

(С. 73).

Это даже реконструкцией язык не поворачивается назвать. Короткие и примитивные мысли, как у Буратино в его деревянной голове. Это так А. Архангельский русских представляет. Тупых и примитивных.

Короче говоря, сам автор ничего в тех событиях не понял, но взялся нам объяснять. Такое часто бывает у этих - у смеси далеких народов. Русских понять он так и не смог. Гораздо удачнее А. Архангельский ухватил мысли человека глубоко нерусского - А. Микояна в сценке (в фантазии А. Архангельского), когда хрущевский посланец разглядывал фотографии митингующих, сделанные с вертолета:

«Микоян еще раз посмотрел на фото. Сквозь советское напыление проступала плотная русская осанка, он ее хорошо помнил. Огонь».

(С. 88).

Нерусского сходу понял.

И выводы про Новочеркасск у А. Архангельского характерные:

«Он прошел для будущей истории бесследно».

(с. 92).

А что же тогда, спрашивается, след-то оставило? Оказывается, главную роль в приближении будущего - если, конечно, верить А. Архангельскому - сыграл самиздат, перепечатывание на печатной машинке текстов А. Солженицына и прочая. Мол, чтение этих машинописных творений да прослушивание забугорных радиоголосов и совершило все перемены в стране.

Тут А. Архангельский, надо отметить, слишком увлечен своей собственной фантазией. Особенно в описании сценки «первая брачная ночь», в которой молодожены запираются от родственников чтобы... слушать голоса. А. Архангельский тут что-то явно замечтался. Впрочем, он и сам признается в своей книжке в том, что порой привирает:

«Я, конечно, в основном рассказываю тебе только правду, но иногда... кое-что вообще привираю...»

(с. 101).

Таким вот манером А. Архангельский в своей книжке приврал целый ряд тем: от создания двухпалатного парламента в Кении до Карибского кризиса. И про выставку художников в московском манеже. Разумеется, я и не предполагал найти в книжке фактологическое описание событий 1962 года, о которых я сам, слава Богу, имею представление, основанное на более серьезной литературе. Тут меня интересовала позиция А. Архангельского. То, что в применении ко многим другим людям обычно называют гражданской позицией. И позиция эта, и сама личность А. Архангельского в результате знакомства с книгой для меня прояснились окончательно. Свою задачу я выполнил.

В заключение должен признать, что А. Архангельский сам существенно облегчил мою задачу. Он сам о себе в своей книжке все сказал. И моя практическая работа свелась лишь к простой, можно сказать, технической операции: выписать самые характерные его высказывания и дать к ним минимальные пояснения. Надо отметить, что мое представление о характере и убеждениях А. Архангельского тот сам подтвердил, причем, порой в образных выражениях. Я столь ярко и точно его охарактеризовать не смог бы - воспитание не позволяет. Поэтому предпочитаю опять его самого процитировать:

«Посмотрев на меня внимательно и еще внимательней послушав, деревенская соседка тетя Нина в конце концов сделала вывод: «Авнистай будет!» * Потом подумала и добавила: «Или станет певец». Первое сбылось, второе нет».

(с. 132).

Примечания

* «Авнистай» - как бы просторечное, стилизованное под деревенский говор слово «говнистый».