Россия без водки

Борьба с алкоголизмом россиян – это очень правильная, здоровая, очень ответственная тема. Я думаю, что отец Тихон Шевкунов, который стоит в авангарде этого процесса и Русская Православная Церковь, которая его активно в этом поддерживает, делают очень благое дело.

На самом деле алкоголь – это крайняя форма, с социологической точки зрения, эвфемизации действительности. Эвфемизация – это определенный режим бессознательного, который связан с тем, что Жильбер Дюран называет "ноктюрн". Если на простом языке описать это социологическое и психоаналитическое явление «ноктюрн», «ночной эвфемизации» - оно означает, что, когда мы видим, что все плохо, то «заложим за воротник», и все становится хорошо. Или, например, сидим в квартире, углы, которые рабочие построили совершенно неправильно, понятно почему, - либо, потому что все делалось в спешке, либо они были гастарбайтерами. Но скорее всего мы поймем, почему у нас такие углы, что когда мы клеим обои по углам никогда одна с другой не сходится - потому что мы недостаточно «приняли». Потому что стоит только «принять», и эти углы становятся прямыми.

Реальность, в которой мы живем, в значительной степени создана пьяными мастерами. Мастерами, которые слегка иным образом воспринимали пропорции и законы симметрии, чем человек в таком строгом математическом состоянии ума. Подчас, для того, чтобы восстановить эту симметрию до нормы и, чтобы она перестала угнетать своими неточными пропорциями, человек выпивает. Так происходит явление эвфемизации. Дальше этот проект восстановления симметрии может распространяться на все. Например, человеку не платят зарплату, он «дал стакан» и как бы заплатили. Или, например, бросила жена. Говорит: «Ну куда ты, ничтожный?» - или там «балбес», «лузер». Опять «накатил» - и вроде бы все и неплохо, и никакой и не лузер, может она и не уходила, может и вернется, кстати. И действительно возвращается, жене тоже неохота там по улице ходить. Т.е. возникает идея такого заклинания реальности. В принципе, это добром не кончается, потому что заклинаешь, заклинаешь, и толку все равно никакого. Потому что все равно приходится пробуждаться, просыпаться и опять - кривые углы, отсутствие жены, какие-то бутылки, собутыльники малоаппетитные, неприятные, рядом валяются, храпят. Это все издержки режима эвфемизации.

И Церковь, по сути дела, взяла на себя очень сложную миссию, сказав, что хватит жить в режиме эвфемизма. Но это большая опасность. Сложно представить, что будет, если русский человек перестанет пить и переходить при любых сложностях в режим «ноктюрна», т.е. «надираться» до "положения риз" с друзьями или в одиночку, в основном с друзьями - кстати, что показывает, что у русского народа еще осталось какое-то чувство общинности. Вот англичане пьют в одиночку. То, что русские пьют хоть с собакой, хоть с котом, хоть с кем-то, хоть с телевизором, но что-то должно сопровождать тебя - это означает, что у людей осталось ощущение какой-то цельности, холизма некого, некой общинности, соборности, не все потеряно. Но есть и опасность. Если у русского человека перестанет включаться режим эвфемизма тогда, когда надо и не надо, то он начнет обращать внимание на то, что вокруг него. А вокруг него далеко не все в порядке. Если он неделю не пьет, две, он еще не будет ничего делать, он будет в себя приходить. А там год, другой и потом-то начнет пытаться приводить все в соответствие. Это очень опасная вещь, если русский человек начнет что-то приводить, что-то в соответствие, полное несоответствие, в котором он живет, и к которому он, в принципе, уже привык. Если русского человека полностью от этого отключить, нашего человека, россиянина, сейчас мы уже в этом смысле «русифицировали» все великие народы, которые живут на территории Евразии, и тех, у которых есть переносимость к алкоголю, и тех, у которых нет, и сильные и слабые - мы всех в этом смысле русифицировали, они все стали русскими. Так вот, если все это огромное население перестанет включать режим эвфемизма, то я думаю, что ситуация фундаментально изменится в стране. Во-первых, будет гораздо больше неврозов, потому что, если человек в здоровом состоянии видит, что концы с концами не сходятся или, что у него кривой угол, он начнет разбивать стены, он начнет пытаться это совместить: одно потянет за собой другое, и где будет конец этого процесса, предсказать трудно. Поэтому это заигрывание с очень опасными силами.

Я считаю, что Церковь – это единственная инстанция, которая может на это пойти, потому что, когда человек, действительно, русский человек, перестанет пить, впадет в невроз, он начнет выделять просто бешеную энергию, которую раньше по квартире рассевалась, эта энергия, ближе к диванчику.

А сейчас она никуда не будет рассеиваться, этого режима нет, она будет подталкивать русского человека к действию. И Церковь знает рецепт, что русскому человеку делать: ему надо спасаться, ему надо заниматься духовным самосовершенствованием, и тогда Русская Православная Церковь даст нашим людям горизонт. Но этот горизонт огненный, яркий, мощный, это другой режим, называется «режим диурна», «режим дня», режим героического действия. Вот на что способны русские в этом режиме дневного существования, мы, почти, не знаем. Я думаю, что это будут какие-то величайшие свершения. Прежде всего, мы порядок в доме наведем, мы увидим, что вот эта идея выключать нас из" режима диурна" и погружать в" режим ноктюрна," в общем, имеет своих авторов, своих архитекторов. Не только тех, кто наживается на алкогольной продукции, но которые вообще эксплуатируют специфику нашего народа, отвлекая его от того, чтобы он наводил порядок в своем доме. Это, действительно, вызов: трезвый русский человек, не- пьющий русский человек – это очень серьезная проблема. Церкви она по плечу, никому больше она, точно, не по плечу. И в первую очередь, она не по плечу самому трезвому русскому человеку.

Отец Тихон и Церковь предлагают решать по-другому. Великолепная идея, я ее полностью поддерживаю и считаю, что у этого есть все шансы выиграть. Но Церковь должна понимать, что таким образом она будит народ, она поднимает народ с колен, она поднимает народ, который лежит на животе, хрюкает и пускает пузыри в лужи. Ведь что такое эвфемизм? Эвфемизм – это, когда человек сталкивается, например, с какой-то грязью, он говорит, что «это чистота», его обирают, например, а он думает «меня, наоборот, одаряют», он видит, что над ним издеваются, например на телевидении, а он говорит «о, меня уважают». В телевизоре сидят какие-то рожи, которые просто плюют в него, типа Цекало или Comedy Club, а он говорит «ты меня уважаешь», протягивая руку какому-нибудь Галустяну омерзительному, который кривляется и строит рожи. Естественно, только пьяный русский человек может смотреть Comedy Club или там Цекало. Что сделает трезвый русский человек с Цекало и с Галустяном, мне кажется, очевидно. И Церковь должна удержать русского человека от того, чтобы он не сделал с Галустяном то, что надо с ним по уму бы сделать. Она может удержать, а сам русский человек, боюсь, нет. Это очень ответственная вещь. По сути дела отец Тихон Шевкунов, поднявший эту линию, на самом деле берет на себя историческую ответственность за то, чтобы поднять наш народ с колен и, в общем-то, удержать, чтобы встав, он не натворил дел. А может натворить, потому что это более опасно, чем лежащий свиной тушей и хрюкающий русский.

Конечно, при этом надо понимать, что помимо того, что мы за долгие столетия привыкли хрюкать и просто валяться в дерьме, называя это золотом, мы настолько привыкли к этой эвфемизации, что даже не замечаем, как мы ее включаем. Мы ее включаем всегда, везде, на каждом шагу. И с одной стороны, конечно, чрезвычайно трудно - изменить эту привычку, а с другой – это чрезвычайно опасно, с точки зрения социально-политической. Поскольку очень многие силы, и, в первую очередь, элиты российского общества, иными русских, кроме как находящимися в горизонтальном положении, не видят, и видеть не хотят. Т.е. Церковь бросает вызов в каком-то смысле определенному сегменту политического истеблишмента. Народом, который находится в стадии возрождения, гораздо труднее управлять, чем народом, находящимся в стадии энтропии и разложения. Этот народ будет требования выдвигать, он будет проверять, он будет помнить, что ему сказали. Только пьяный ничего не помнит, ему гооврят: «Кризис закончился», а он продолжается. Трезвый человек скажет: «Ты мне врешь?» - а пьяный скажет: «Конечно закончился». Ну, конечно, закончился – «дал еще стакан» и совсем закончился кризис! При этом надо сказать, что церкви тоже надо будет подумать, как по-настоящему огонь зажечь в людях. Одно дело их поднять, а следующее - уже зажечь огонь, потому что они не удовлетворятся суррогатами. Нужна будет огненная вера, вера отцов, настоящая русская православная вера, с миссией, с задачей мировой, с изменением себя и всех остальных в лучшую сторону. Мы на меньшее не готовы.