"Прямая линия": возможны ли перемены в России?

«Прямая линия» с президентом произвела гнетущее впечатление. Оно сложилось не у меня одного, и добавлять какой-то особенной новой конкретики в это обсуждение не имеет смысла. Конкретика и так всем понятна.

Для меня как москвича особенно показательным сигналом стало обсуждение в эфире не афёры под названием «Капитальный ремонт» (только из моего дома на «Линию» было послано несколько десятков гневных обращений по поводу его отвратительного качества и многочисленных, мягко говоря, злоупотреблений), а программы реновации, за которую президент ещё и поблагодарил мэра Собянина.

Для меня как человека, который одновременно хорошо знаком и с ситуацией на селе, такое же впечатление произвела суть поручений, данных в связи с закрытием сельской больницы во Владимирской области. Даже одну сельскую больницу, конечно, надо спасти. Но исчезновение качественного бесплатного медицинского обслуживания — это процесс повсеместный, тут не действий от конкретного губернатора надо требовать, а политику в корне менять.

А в качестве эксперта-международника мне кольнуло ухо упование на то, что «нашим партнерам в Евросоюзе… в конце концов будет стыдно за то, что они… позволяют так грубо нарушать права людей, живущих на территории ЕС». А руководству нашей страны, позвольте спросить, за то, что у нас под боком в государствах, с которыми мы все годы после провозглашения ими независимости поддерживали тесные торгово-экономические связи, уже более четверти века существует такое явление, как «негражданство», причём страдают от него именно наши соотечественники, не стыдно? Впрочем, очевидная постановочность всего мероприятия ясно свидетельствует: понятие стыда в «верхах» современной России забыто. Как забыто, прежде всего «постановщиками», такое понятие, как культура. Во время всей прямой линии это слово не прозвучало ни одного раза. НИ ОДНОГО РАЗА!

Может быть, оно «прозвучало» где-то в кабинетах, во время той подготовки к общению с участниками «Линии», о которой Владимир Путин рассказал журналистам, отвечая на их вопросы по её завершении? Нет, президент сказал журналистам: «Прозвучало сегодня в эфире всё, что и, в общем, ожидалось».

Вопросов по теме культуры не ожидалось? Это в ситуации, когда во Владимире кричат о катастрофическом положении с их музейным комплексом и шлют на «Линию» обращение с мольбой о помощи? Когда в Москве у подвижников-реставраторов, «птенцов» Саввы Васильевича Ямщикова, отбирают созданное им их гнездо? Это когда пошлятина заполонила театры? Когда стоимость издания книг становится недосягаемой? Когда от хранителей культуры требуют превращать музеи-заповедники в «tourist attractions»? Когда старшекласснику не объяснишь величие русской классической литературы, поскольку проповедуемые ею ценности в корне противоречат ценностям, навязываемым нам в современной России?..

На мой взгляд, «история с культурой» на «Прямой линии» — это как минимум диагноз. Возможно, приговор. Если звонок, то точно последний.

Успенский собор во Владимире

Почему же всё так раздроблено, что президент вынужден заниматься конкретикой, а руководители в центре и на местах к этому его стилю работы уже так приспособились, что усилия «на высшем уровне» соответствующего результата не дают — конкретные облагодетельствованные не в счёт?

Ответ на этот вопрос, на мой взгляд, надо искать в сказанном президентом России в самом конце разговора, когда его спросили о «мобилизации…чтобы сначала в порыве объединиться, а потом совершить этот прорыв».

Президент считает, что «мобилизация» советского периода — 1930-х, 1940-х, 1950-х годов — имела своей главной целью обеспечить выживание страны. Само собой разумеется, такая задача стояла. Но ещё более важной была задача сделать Советский Союз мировым лидером не в промышленности, сельском хозяйстве или военном деле, а лидером в создании справедливого общества. Сделать нашу страну притягательной для народов мира — не для иностранных спортсменов, киноактеров или бизнесменов, как сегодня, а для людей труда.

И она такой была со всеми её достижениями в общественной, политической, народнохозяйственной, культурной сферах. Достижениями, которые сегодня недосягаемы, — разве что «виртуально», для хулителей. Такую страну имело смысл строить и защищать, не щадя жизни.

В начале XX века русский философ Е.Н.Трубецкой писал:

«Особенность русского патриотизма заключается в том, что он никогда не воодушевляется идеей родины как таковой, служением русскому как таковому. Чтобы отдаться (выделено Е.Н.Трубецким) чувству любви к родине, нам нужно знать, чему она служит, какое дело она делает. И нам нужно верить в святость этого дела, нам нужно сознавать его правоту». Именно так. Самоотдача граждан СССР в годы индустриализации, массовое самопожертвование в годы Великой Отечественной войны, трудовой героизм в послевоенные годы, научно-технический и творческий порыв 1950–1970-х — всё это связано с тем, как носителями этого порыва понималось внутреннее и внешнее качество нашей Родины. Одним словом, дело не в отсутствии или присутствии внешней угрозы и не в том, что «безопасность вроде бы обеспечена». Вопрос в том, для чего «в порыве объединяться», для чего «совершать прорыв».

Просто для того, чтобы «не отстать в своем технологическом развитии»? Чтобы «обеспечить нужный нам темп роста экономики»? Чтобы «связать страну пространственно новыми линиями связи, новыми дорогами… развивать инфраструктуру»?

Да, важно не отставать от других стран. Важно идти в ногу с новым технологическим укладом. Но лидерство в освоении новых технологий само по себе ничего не даст, да и недостижимо, если эти технологии будут совершенствоваться на основе загнившего общественно-политического уклада. В таком укладе люди будут реализовывать свой творческий потенциал не максимально, как хотелось бы президенту, а ровно в той мере, в которой это необходимо для их личной «успешности».

И свобода, на которую полагается Владимир Путин, не поможет: о последствиях «свободы» для человека при русском капитализме мы хорошо знаем из того, что уже один раз написали о нём Достоевский, Толстой, Лесков, Мамин-Сибиряк, Чехов, Горький…

 Не получается в русском капитализме быть вместе обездоленному и толстосуму. Поезда у них разные. И мысли о будущем России — тоже.