Ученые боятся возвращаться в Россию

Власть пытается заманить обратно представителей науки, покинувших страну. Но пока лишь немногие из них готовы рискнуть.

Российские власти решили, что пора возвращать деятелей науки, которые уезжали из страны начиная с 90-х и до сегодняшнего дня. С этой целью год назад даже была задумана масштабная госпрограмма под кураторством Агентства стратегических инициатив по продвижению новых проектов. В частности, было объявлено о планах в течение пяти лет вернуть десять-двадцать тысяч из чуть ли не миллиона ученых, якобы эмигрировавших в США, Европу и другие регионы мира.

Но как можно привлечь в Россию столько исследователей? И откуда вообще взялись такие цифры?

«Заявления о том, что из страны уехали 800 тысяч ученых — то есть больше, чем их было на момент распада Советского Союза, — в том числе 80% физиков, 50% математиков и т. д., больше похожи на спекуляции», — считает доктор экономических наук, руководитель группы по научной и промышленной политике Сколковского института науки и технологий Ирина Дежина. Не так давно были опубликованы результаты проведенного под ее руководством исследования о российской научной диаспоре за границей и судьбах ученых, принявших решение вернуться. «Достоверной информации, кто и куда уехал, нет. Но известно, что в начале 90-х из науки в другие сферы деятельности уходили до 90% ученых — и лишь 5% уезжали за рубеж», — отмечает Дежина. Косвенно это подтверждается, например, данными о количестве профессоров российского происхождения, работающих в американских университетах, — их немного по сравнению с китайцами или индусами.

«Очевидно, что уехало огромное число ученых, но при подсчете многое зависит от того, что вы понимаете под словами «уехавший ученый». Например, переезжает в Америку или Европу студент или школьник, который уехал вместе с родителями. И уже там становится крупным ученым. А бывает наоборот: уезжает ученый, но на новом месте жительства в науке не работает — открывает магазин или сидит на пособии. Это уехавший ученый или нет?» — отмечает в свою очередь руководитель профильной рабочей группы и профессор Сколтеха, основатель методов компьютерного дизайна новых материалов и предсказания кристаллических структур Артем Оганов. В 2015 г. он сам вернулся в Россию из Америки и сейчас возглавляет лаборатории в трех странах: США, РФ и Китае. «Наиболее достоверной выглядит оценка примерно в 100—200 тыс. человек. Из них за последние 10 лет на постоянную работу в России вернулись порядка 1500 ученых. Много это или мало? В масштабах страны явно недостаточно. Нужно, чтобы разрыв между числом уехавших и возвратившихся сократился со ста раз хотя бы до десяти», — считает Оганов.

По его словам, больше всего бывших российских ученых проживают в США, Германии, Великобритании, меньше — в Италии, Японии, Испании, Канаде и Австралии. «Утечка мозгов» коснулась всех отраслей российской науки. Уезжали ученые с мировым именем — например, один из самых цитируемых математиков мира академик Владимир Захаров, академик в области ядерной физики Роальд Сагдеев, выдающийся врач-нейроанестезиолог Владимир Зельман. А также те, к кому мировая слава пришла уже за рубежом: нобелевские лауреаты по физике за опыты с графеном Константин Новоселов и Андрей Гейм, один из руководителей Гарвардского центра квантовой физики Михаил Лукин и другие.

Захотят ли «уехавшие» вернуться после широкого признания их таланта за рубежом? «Если речь идет о переезде насовсем, то вряд ли, — полагает Ирина Дежина. — Но эти могут быть активно вовлечены в какие-то научные проекты и контракты. Есть, скажем, постановление правительства РФ № 220 («О мерах по привлечению ведущих ученых в российские образовательные учреждения высшего профессионального образования, научные учреждения государственных академий наук и государственные научные центры» — ред.), речь в котором идет о создании на основе грантов лабораторий мирового уровня в университетах. Многие из этих лабораторий возглавляют когда-то эмигрировавшие наши ученые. Это вполне успешные проекты — «уехавшие» приносят с собой новые знания и восстанавливают те области исследований, которые у нас ослабли.

При этом они сюда не переезжают, а работают в России несколько месяцев в году, в то время как основное место их работы остается за рубежом. Есть и варианты приглашать таких ученых на трех-пятилетние контракты, как принято во всем мире, использовать взаимные стажировки студентов и т. д.»

Для многих такой вариант предпочтителен: сразу решиться на переезд психологически намного сложнее, чем приехать на время, а контракт при желании можно продлить. «Людям нужно поверить в стабильность, — подчеркивает Артем Оганов. — Если вы принимаете долгосрочное решение, на остаток вашей жизни, то должны быть уверены в том, что вас не обманут, не произойдет какой-либо катастрофы, революции, страшного экономического кризиса, и что обещания, которые вам даны, будут выполнены. А если вы расстанетесь со своим постоянным местом работы на Западе ради невыполненных обещаний на родине, то зачем тогда все?»

Вопрос в том, что конкретно может предложить Россия ученым с мировым именем. «Для ответов на этот вопрос очень подходит программа мегагрантов, — считает Оганов. — Приезжает крупный ученый, создает тут лабораторию, и через какое-то время понимает, останется он или уедет назад».

Сегодня в стране действуют две крупные грантовые программы по привлечению иностранных ученых, в том числе российского и советского происхождения. Одна из них — конкурс научных мегагрантов — работает с 2010 года. За это время были сформированы 200 лабораторий мирового уровня, а получателями стали десятки иностранных и российских ученых, многие из которых живут за рубежом. Схема такая: ученый по заявке своего университета получает на 3 года грант до 90 млн рублей, закупает оборудование, набирает группу, организует ее работу и, если проект оказывается успешным, может рассчитывать на продление финансирования. Таким путем, по словам Артема Оганова, и были созданы лаборатории, которые требуют от ученых личного присутствия как минимум 4 месяца в году. «Российская программа мегагрантов считается на Западе достаточно привлекательной — не в последнюю очередь из-за адекватного финансирования. Я не слышал, чтобы кто-нибудь после окончания срока гранта не хотел продолжить работу над проектом», — отмечает Оганов.

Вторая мегагрантовая программа — «5-100», декларирующая своей целью включение пяти российских вузов в первую сотню мировых рейтингов. Вузы-победители конкурса делятся на 3 группы, и в зависимости от того, насколько успешна научная деятельность вуза, он может получить от государства 900, 700 или 150 млн рублей на ближайший год. Это финансирование распределяется уже внутри учреждения.

Программа «5-100» также дает университетам возможность приглашать иностранных ученых. К примеру, группа RASA (Russian-Speaking Academic Science Association — «Ассоциация русскоговорящих ученых) сегодня участвует в создании новых лабораторий в Томске, Петербурге и других городах страны. «Конечно, ученый может и без таких программ приехать и получить, скажем, профессорскую позицию в вузе. Но условия там, скорее всего, будут непривлекательны: к примеру, профессор в МГУ сегодня имеет среднюю базовую ставку в 32 тыс. рублей. Понятно, что сильные профессора, как правило, могут увеличивать свою зарплату за счет грантов, но рассчитывать на это трудно: а вдруг грант закончится? На такие заработки вы никого с Запада не переманите», — считает Оганов.

По отзывам вернувшихся из эмиграции ученых, сегодняшней России, по идее, есть чем привлечь бывших соотечественников из числа светил науки: это хорошо образованные, креативные и мотивированные студенты, низкие по западным меркам цены, неплохо оснащенные лаборатории, возможность создать сильные научные коллективы и т. д.

Нет лишь уверенности в будущем. То есть в том, что в один прекрасный день у тебя не отнимут все то, ради чего ты вернулся в Россию. Поэтому уехавшие и не торопятся назад.

Владимир Воскресенский