Все, кроме главного. О чем экономисты боятся сказать Путину

Экономический совет, о грядущем заседании которого уже дней десять трезвонили все СМИ, состоялся, и?.. И ничего. То есть вообще ничего. Состоялся обмен мнениями, который, на мой взгляд, даже до нормального мозгового штурма (хотя именно так его назвал президентский пресс-секретарь) не дотягивал.

Показать полностью… С одной стороны, у президента Путина нет и не было никаких намерений срочно что-либо менять в экономической политике (как-никак сначала одни выборы на носу, а там и вторые). С другой – набор участников заседания не оставлял надежд, что кто-то из них решится «взорвать ситуацию» и начать обсуждать «диагноз, в чем главное препятствие экономического роста» (цитата из Алексея Кудрина). А как можно вырабатывать рецепты, не поставив правильный диагноз?

Участники заседания Экономсовета – либо при должностях (министры, омбудсмены, руководители госкорпораций), либо прикормленные властью (некогда либеральные) экономисты, которым жирная синица в руках явно приятнее мифического журавля в небе, – заранее выложили свои предложения на стол. А может, даже и согласовали их между собой, чтобы и общие моменты были, на которых предложено строить компромисс, и разногласия, но такие, что не носят непримиримого характера и самые острые вопросы никто (сдуру) не начал обсуждать. Не верите? Смотрите!

Первое: все участники заседания согласились, что с началом реформ можно подождать еще пару лет, пока не пройдут президентские выборы (хотя чего ждать, непонятно – итог тех выборов любой сегодня может огласить). Я с уважением отношусь к участникам кремлевской дискуссии в том плане, что знаю всех их достаточно хорошо и понимаю, что отсутствием «ума и сообразительности» они не страдают. А значит, не могут не понимать, что за каждый месяц промедления с запуском реформ придется заплатить сполна: сегодня – падением уровня жизни населения, деградацией общественной морали, отъездом из страны сотен и тысяч энергичных, образованных, богатых. Завтра за это промедление придется платить дополнительными усилиями в конкурентной борьбе с тем десятком стран, которые обгонят Россию, пока она будет ждать у моря погоды.


Второе: никто из участников заседания не говорил о необходимости скорейшего прекращения курса на конфронтацию с Западом (Столыпинский клуб, правда, витиевато написал: «необходимо перезагрузить отношения с Западом»), о необходимости снятия санкций, для чего нужно прекратить поддерживать ополченцев на востоке Украины, вывести оттуда российских отпускников с прихваченным из военторгов тяжелым вооружением и отдать Донбасс под контроль Киева. Не можем поступиться принципами? Своих не сдаем? Тогда давайте честно говорить о том, что первичной для Кремля является игра в геополитику, в которой экономика и будущее страны не то чтобы приносятся в жертву, но будут обсуждаться «по остаточному принципу». Давайте сразу скажем, что в такой ситуации устойчивый 4%-ный рост экономики будет невозможен, потому что его нельзя добиться на существующей технологической базе. Его нельзя добиться за счет импортозамещения без выхода с новой продукцией с высокой долей добавленной стоимости на внешние рынки – ни то ни другое невозможно без привлечения западного капитала (технологий, менеджмента, человеческого капитала).

Третье: Совет, конечно, экономический, но судьба экономики находится в руках политиков. От их интересов зависят их решения, от их решений зависит то, что будет происходить в стране. Свобода, как отлито в граните, лучше, чем несвобода; современная экономика и современные технологии, как правило, развиваются быстрее и лучше в свободных странах. Поэтому если Россия хочет вырваться из «ловушки среднего дохода», про неизбежность попадания в которую тот же Владимир Мау говорит уже пару лет, то ей нужно идти на политические реформы. Политические реформы невозможны без политической конкуренции. А она неизбежно ведет к вероятной потере власти теми, кто власть сегодня держит. Следовательно, вопрос о том, что для Кремля важнее – удержание власти или экономический рост, необходимо и озвучить, и добиться внятного ответа. Если ответ будет тот, который мы все предполагаем, то опять-таки экономические проблемы будут решаться по остаточному принципу, то есть выбор возможных вариантов действий сузится еще больше.

Еще никто из участников дискуссии не настаивает на передаче финансовых полномочий на уровень местного самоуправления, что невозможно сделать без резкого сокращения военных расходов (похоже, Алексей Кудрин хорошо выучил полученный осенью 2011 года урок!). Все участники говорят о необходимости снижения участия государства в экономике, но никто не говорит, как это сделать. Честно говоря, послужной список Владимира Путина достаточно четко говорит о том, что тему эту в разговоре с ним лучше не поднимать. Одним словом, неприятных вопросов на этой встрече не прозвучало, а значит, говорить о том, что диагноз поставлен и можно обсуждать методы лечения, несколько преждевременно.

Два вопроса – пенсионная реформа и допустимость использования денежной эмиссии для финансирования инвестиционных проектов – несомненно, на кремлевском заседании озвучивались и обсуждались. И это понятно: один из них затрагивает материальные интересы огромного слоя российских избирателей, которые составляют основу путинского электората. Второй привлек повышенное внимание экспертов, которые увидели за ним возможность радикальных макроэкономических потрясений. Неизвестно, как проходила дискуссия по этим вопросам и была ли озвучена высочайшая позиция по ним, поэтому ограничусь кратким изложением своей точки зрения.

Эксперты ЦСР и Минэкономразвития единым фронтом выступают за повышение пенсионного возраста, утверждая, что это является предпосылкой экономического роста. (Столыпинский клуб эту тему не поднимал, думаю, в силу того, что предпринимателям неохота думать о том, что их напрямую не касается.) Не слышал подробной аргументации, но мне такая логика представляется сомнительной. Если говорить о «дополнительных» трудовых ресурсах, то многие пенсионеры сегодня и так продолжают работать после выхода на пенсию. Надеяться же на то, что оставшиеся станут источником компенсации дефицита трудовых ресурсов, наивно, если речь идет о строительстве новой экономики, основанной не на трубе, а на знаниях. То есть в этих предложениях речь идет о снижении объема государственных обязательств и о снижении давления пенсионной системы на федеральный бюджет. Таким образом, решается краткосрочная задача, при этом ни ЦСР, ни МЭР не говорят нам главного – как будет устроена новая пенсионная система для тех, кому сегодня 25–30. А если сегодня не ответить на этот вопрос, то завтра (через 3–5 –7 лет) снова нужно будет что-то делать и снова называть это «пенсионной реформой». Когда история повторяется дважды, то в первый раз это трагедия, а во второй – фарс. Интересно, а когда пенсионная реформа проводится пять раз за пятнадцать лет, это как можно назвать?

Что касается вопроса о денежной эмиссии как источнике финансирования инвестпроектов, то я не вижу особой разницы в подходах трех групп. Все они говорят, что это допустимо, разница – в масштабах. Столыпинский клуб предлагает 1,5 трлн рублей в год, МЭР – 500 млрд (по крайней мере, такие величины звучали в прошлом году, когда правительство обсуждало рефинансирование инвестпроектов дешевыми кредитами Банка России; тогда сошлись на 50 млрд рублей, но госпожа Набиуллина сказала: если выберете весь лимит, то можем его и увеличить). Алексей Кудрин говорит, что «государственное стимулирование экономики не должно превышать 100–200 млрд рублей». Думаю, что в этом вопросе сторонам нетрудно будет найти компромисс, устраивающий всех. Включая Банк России, который тоже не против того, чтобы направить свои эмиссионные потоки в бюджет – в прошлом году, помимо рефинансирования инвестпроектов, Банк России финансировал военную ипотеку, поддержку несырьевого экспорта, а также выделил АСВ более 800 млрд рублей в качестве почти бесплатного кредита, которые в рамках порочной практики санации банков-банкротов были переданы Минфину путем покупки ОФЗ. На мой взгляд, сторонам диалога не стоит ломать копья по этому вопросу, а лучше сесть и банально договориться, кому и сколько.

Решение президента по итогам заседания было вполне ожидаемым: спасибо за все сказанное, точки соприкосновения найдены, расхождения определены, идите ищите «источники роста экономики», – и сильно мне напомнило то решение, которое президент СССР Михаил Горбачев озвучил в сентябре 1990 года после серии обсуждений программы «500 дней» и программы правительства Николая Рыжкова. Тогда поручение, выданное академику Аганбегяну, быстро переименовали в поручение «скрестить ежа и ужа». Что из этого получилось, хорошо известно – уже через год советская экономика фактически рухнула. А вместе с ней рухнуло и государство.

Конечно, сегодня экономическая ситуация в России не столь плоха, как четверть века назад. Да и рыночный характер экономики, в которой за счет свободы цен и курса рубля она постоянно восстанавливает равновесие, обеспечивает ей высокую степень устойчивости ко многим потрясениям (посмотрите, как быстро экономика адаптировалась к низким ценам на нефть и к потерявшему половину своей стоимости рублю). Однако, если за шестнадцать лет пребывания у власти российскому президенту не смогли доложить, что единственным долгосрочным и устойчивым источником роста является бизнес-активность, то, думается мне, перед Экономическим советом стоит непростая задача – найти что-то другое, чего в природе не существует.

Как вы думаете, получится?