Появится ли новая Киевская Русь?

Не стоит забывать, что тяжелейшие территориальные проблемы многих стран начинались исключительно как языковые и культурные.

Украинский писатель русского происхождения Андрей Курков в интервью киевскому изданию «Деловая столица» предложил сделать русский язык «культурной собственностью» Украины. Не буду акцентировать внимание на экзотичности этого предложения. С юридической точки зрения, вероятно, вряд ли кто-то сможет вразумительно объяснить, во-первых, что такое «культурная собственность», да еще государства, во-вторых, чем она отличается от собственности вообще, и в-третьих, возможна ли собственность государства на такое явление, как язык.

Для меня в данном случае важно, что эта тема поднимается, причем не в российском (что не удивило бы), а в украинском издании, и что она продолжает дискутироваться. При том, что, как я могу судить, большинство украинцев считает этот вопрос закрытым.

Постараюсь быть максимально корректным, рассуждая на эту тему, поскольку из Москвы даже симпатизирующим Украине россиянам этот вопрос видится в одном свете, а из Киева — совсем в другом. Что не удивительно — на востоке Украины почти ежедневно продолжают гибнуть люди.

И тем не менее. Есть некоторые очевидные факты. Если верить последней Всеукраинской переписи населения 2001 года, украинский язык является родным для почти 68% жителей страны. В то же время, русский считают родным примерно 30% населения. Тогда в абсолютных числах это было 14 млн человек, что немало. Сегодня за счет потери Украиной Крыма и фактической потери трети Донбасса, соотношение 68% к 30% возможно несколько изменилось в пользу украинского языка.

Вероятно, сейчас больше молодых людей, закончивших украинские школы с 2001 по 2017 год, владеют языком титульной нации. Однако это не значит, что в быту и в семье они перестали говорить и тем более думать по-русски. В любом случае, когда мы говорим о русскоязычных на Украине, речь идет о миллионах людей.

Эмоциональные мотивы вытеснения русского языка в Украине, прежде всего из сферы образования, учитывая вышесказанное, в целом понятны. Сегодня он там не «великий и могучий» и не «язык межнационального общения», а язык «агрессора» и «информационной войны». Однако есть и другая сторона медали. Мы помним, что противостояние на Майдане, также как и нынешнее вооруженное противостояние на востоке Украины проходит не столько по этническому или языковому признаку. Есть русские — убежденные патриоты постмайданной Украины и есть украинцы, не говорящие по-украински и смущенно сами называющие себя «хохлами».

Никто не спорит с тем, что, живя в стране, надо знать язык титульной нации. Вопрос не в этом. Проблема, как мне кажется, в том, что те, кто сегодня в Украине поддерживают действия государства по вытеснению русского языка, например, из сферы образования, аргументируют это в первую очередь интересами национальной безопасности. Но задумаемся, становится ли более безопасной жизнь там, где почти трети населения предлагают забыть, например, о возможности получения образования на родном языке?

Не начнут ли эти миллионы людей ощущать себя ущербно? Что должны думать теперь те русские, которые душой были за Майдан и которые были уверены, что борьба за новую Украину без опеки восточного соседа — эту путь в Европу?

На подобные вопросы многие мои украинские оппоненты говорят, что не видят здесь проблемы — большинство на Украине, во всяком случае, из числа их знакомых русскоязычных, владеют украинским. Возможно и так, но и тут есть другая сторона вопроса. Она состоит в том, что многие тяжелейшие территориальные проблемы ряда стран начинались исключительно как языковые и культурные.

Что далеко ходить — развал Советского Союза по национально-территориальному признаку начался в конце 1980-х годов с весьма скромных и исключительно культурных требований армянского населения Нагорно-Карабахской автономной области, включенной в 1920-е годы в состав Азербайджана. Армяне Нагорного Карабаха не требовали тогда ни выхода из состава СССР, ни даже выхода из состава Азербайджана. Они всего лишь обращали внимание на то, что в области, 76% населения которой составляли армяне, нет телевизионного вещания на армянском, а в школах не преподается армянский язык. Власти Азербайджана и СССР вначале делали вид, что у них уши залеплены воском, а затем начались армянские погромы в Сумгаите и Баку.

Мы знаем, к чему все это привело. Кровопролитная война, сотни тысяч беженцев с обеих сторон, и Нагорный Карабах де-факто находится вне состава Азербайджана уже более четверти века. Плюс — именно из-за нагорно-карабахского конфликта сдетонировали многие другие дремавшие до того национальные проблемы Советского Союза, которые во многом и разорвали его изнутри…

Возвращаясь к теме русского языка на Украине, я хочу сказать, что зря украинцы рассматривают ее сегодня как сугубо внутреннее дело. Хочется им того или нет, но оно уже стало далеко не внутренним. И дело тут далеко не в позиции России насчет принятого Верховной радой нового закона об образовании. Как раз в РФ-то реакция на него была довольно вялой и, скажем так, дежурной. Гораздо сильней, как известно, на этот закон отреагировали в Евросоюзе, куда который так стремится Украина. Европейскую хартию о языках национальных меньшинств и региональных языков там никто отменять не собирается.

Традиции многоязычия, мультикультурализма — часть современной демократической европейской культуры. Например, в Швейцарии сразу четыре официальных языка. И это при том, что на немецком там говорит 65% населения, французском — 18%, итальянском — 10%, а на ретороманском — около процента. В Швеции и Финляндии на государственном уровне взаимно гарантированы права и шведского, и финского языков.

Ну, и последнее. Просто напомню, что в 2014 году многие русские и на Украине, и в России мечтали, что после Майдана возникнет «новая Киевская Русь» — не имперская Московская, а европейская, демократическая. Проект манящий, волнующий и, надеюсь, еще не до конца отвергнутый.