70 лет КНР. В чем секрет «китайского чуда» и станет ли Россия «придатком Китая»?

«В Китае никто не собирается надрывать сегодняшнее поколение во имя мифического будущего»

1 октября исполняется 70 лет со дня образования Китайской Народной Республики. Сегодня это одна из самых мощных экономик мира, к тому же сосед России, общая граница с которым у нас составляет более 4209 км. К тому же сегодня Россия возлагает большие надежды на экономическое и политическое сотрудничество с Китаем. Несколько оно оправданно, в интервью Znak.com размышляет директор Центра комплексного китаеведения и региональных проектов МГИМО, главный редактор журнала «Сравнительная политика», доктор политических наук Алексей Воскресенский. 

«Научное развитие — стержень политики коммунистического Китая» 

— Китайская народная республика — единственная страна, которая смогла построить капитализм под знаменами коммунизма. Многие экономисты левого толка в России приводят это как пример упущенной возможности для России. А в чем слабые места такой модели? 

— Экономисты левого толка в России уверены, что такая модель дает максимальное преимущество именно благодаря централизации. Но если поговорить с самими китайцами, то они скажут, что делали то, что делают во всем развитом мире: децентрализовали экономическую сферу жизни до такой степени, пока это не привело к успеху. Китайцы проводили структурные реформы. Но делали это аккуратно и писали об этом только после того, как каждая проведенная мера доказывала свою успешность. Соответственно главный вопрос дискуссии, почему реформы в Китае стали успешными, это вопрос децентрализации. Сегодня экономика в Китае децентрализована существенно больше, чем в России. 

Да, действительно в Китае авторитарная власть. Но именно она и предоставила китайцам возможность реформировать экономику. Последние аналогичные бурные реформы, нацеленные на децентрализацию экономики, были, пожалуй, только в конце XIX века, правда, на других условиях и с существенным участием Запада. То есть государство в Китае играло не роль централизующей силы, а лишь направляющую стратегическую роль. Второй экономикой мира Китай смог стать именно благодаря умелой экономической децентрализации. 

— Экономика Китая падает. Например, национальная статистическая служба Китая сообщила, что в августе темпы роста промышленного производства Китая замедлились до минимума за 17 лет. На ваш взгляд, это начала заката эпохи «китайского чуда» или временные неудачи?

— Модель, которая привела к успеху экономических реформ в КНР, базировалась на исключительных внешних условиях. Это распад биполярной системы, исчезновение с мировой арены Советского Союза, появление полицентричного мира и получение неограниченного доступа на мировые рынки. И за счет этого Китай смог стать сборочным цехом мира. Китай, производя продукцию на основе дешевой рабочей силы, получил возможность продавать ее по всему свету, в том числе и прежде всего в богатых западных странах. 

Но эта ситуация подходит к концу. Поэтому, когда мы говорим о замедлении экономического роста, мы должны понимать, что та модель, на основе которой успешно работала китайская экономика до последнего времени, сошла на нет. Для дальнейшего необходима новая модель. И Китай уже этим занимается. До конца она еще не разработана по той причине, что Китай не может полностью опираться на внутренний спрос из-за большого сегмента бедного населения. Китай, с одной стороны, пытается создать возможности для усиления внутреннего спроса, а с другой стороны, продолжает внешнюю расширительную экономическую политику. Сможет ли он это сделать, вопрос риторический. Яркий пример, почему эта политика себя исчерпала — это торговая война с США. 

«Главное преимущество Китая заключается в том, что у него здоровая и сильная экономика». Тракторный завод в городе ЛуянZhu Xiang/Xinhua

Но главное преимущество Китая заключается в том, что у него здоровая и сильная экономика. Это положение взято за основу американской администрацией. То есть ему уже не нужен торговый профицит, а значит, его можно сократить. И это хорошо понимает китайское руководство. Поэтому в целом в вопросе о торговой войне и тарифах обе стороны ищут компромиссы. Не нужно думать, что Китай пойдет до конца, будет воевать и так далее. Нет, будут вестись переговоры по всем важным торгово-экономическим позициям, чтобы обеспечить присутствие Китая в максимально благоприятной и выгодной для него форме на американском высококонкурентном рынке. 

— Как вы оцениваете возможность смены политического режима в Китае? Если идеология в некотором смысле является формальностью, тогда что может заставлять китайцев жить в условиях однопартийной системы и отсутствия демократии? 

— Современный китайский режим нельзя ставить в один ряд ни с советской моделью, ни с той политико-экономической программой, которую сегодня предлагает КПРФ. Китайская модель десоветизирована, максимально точно учитывает внешнюю конъюнктуру и новые внутриполитические условия Китая. Тоталитарная модель политического управления периода правления Мао Цзэдуна давно уже была трансформирована в модель высококонкурентного просвещенного авторитаризма. Еще когда существовал Советский Союз, в решениях Коммунистической партии Китая было записано, что современная эпоха — это эпоха мира и развития. Несмотря на то что сегодня ситуация в мире усложнилась в высшей степени, это положение не было дезавуировано. Китайцы все равно полагают, что продолжается эпоха новых возможностей, в том числе и для совместного успешного экономического развития.

Да, сегодня у китайского политического режима есть внутренние сложности, внутри партии существуют разные взгляды по поводу темпов развития и характера дальнейших преобразований, но самое главное — экономическая политика успешна. Произошли колоссальные изменения, которые повлияли на положение народа в лучшую сторону. И во всех решениях съездов коммунистической партии Китая это записано. И не просто записано, а подтверждено конкретными делами. Сегодня китайское население обладает невиданными возможностями для развития по сравнению с прошлым. Китайские компании совершенно спокойно идут и в Европу, и в Африку. Есть сложности в США, но опять же не со всеми компаниями. Почему Китай смог достигнуть таких успехов? Потому что за этим стоят научные разработки. В материалах XVIII съезда КПК главный тезис — это развитие на основе науки, научное развитие — стержень политики коммунистического Китая. 

«Современный китайский режим нельзя ставить в один ряд ни с советской моделью, ни с той политико-экономической программой, которую сегодня предлагает КПРФ»Huang Jingwen/Xinhua

«В России сегодня многие не понимают, как устроена китайская экономика. Даже на уровне министра»

— В мае 2014 года президент России Владимир Путин вместе с представителями крупного бизнеса совершил визит в Шанхай. В результате поездки были заключены многомиллиардные договоры. Этот визит можно считать поворотом на Восток на практике. На ваш взгляд, насколько серьезен этот «поворот» с точки зрения политических отношений? Станут ли экономические отношения фундаментом для политического союза России и Китая?

— Поворот на Восток связан не только с кризисными явлениями в мировой экономике, с обострением отношений с Западом, с санкциями и так далее. Это связано с тем, что страны Востока в целом осуществили экономический прорыв и стали догонять по уровню жизни развитые западные страны. А некоторые даже и превзошли, — к примеру, Сингапур, который не зря называют азиатской Швейцарией. На Востоке, и особенно в Восточной Азии, есть огромный рынок для российской продукции, и это необязательно нефть, газ, металлы и другие ресурсы, но и высокотехнологичная продукция. 

Следующий мотив поворота на Восток связан с тем, что целесообразно было бы присмотреться к тем экономическим моделям, которые реализуют эти страны. Они действительно сумели на протяжении одного поколения поднять уровень жизни без всяких насильственных мобилизаций, больших скачков, прорывов и так далее. И сегодня представители восточных стран уже не чувствуют себя ущербными по сравнению с жителями западных стран, как это было еще 70 лет тому назад.

— Не слишком ли однобокий этот поворот? Основной интерес Китая к России сосредоточен в сырьевом секторе: нефть, минеральное топливо, древесина. А что еще мы можем предложить нашим восточным партнерам? Не ставит ли себя Россия тем самым в положение сырьевого придатка? 

— Реализовать эту политику — это наша задача и задача тех условий, которые существуют в нашей политике. Вероятно, она нереализуема в том варианте, как это изначально задумывалось. Если идет в основном торговля ресурсами, то, конечно, теряется смысл делать что-то сложное. Легче продавать нефть и перераспределять ресурсы. Конечно, сложившаяся ситуация таит в себе опасность для российско-китайских отношений. В России поставлена задача к 2024 году нарастить двусторонний внешнеторговый оборот до 200 млрд долларов в год. Но возникает вопрос, за счет чего он будет достигнут за такое короткое время? 

Но этот вопрос шире, чем отношения с Китаем. Когда начинался конфликт с Западом, наши политики говорили, что мы разработаем альтернативную внешнюю политику, чтобы уйти от доминирования Запада. Если поворот на Восток — это и есть альтернативная политика, которая также ставит Россию в зависимость от других стран, тогда возникает вопрос к нашему экспертному сообществу. Выходит, либо их советы неправильные, либо управленческая элита не принимает их советы. 

Газпровод «Сила Сибири» должен сделать Китай ключевым покупателем российского газаKremlin.ru

Самое главное отличие российской модели от китайской в том, что там государство активно помогает бизнесу, с точки зрения создания условий. Еще при Цзян Цзэмине был введен принцип «трех представительств»: если ты успешный бизнесмен, то совершенно ясно, что ты патриот, потому что ты работаешь на благо родины. И эти люди стали вступать в партию и поддерживать ее политику. В России это не так. У государства к предпринимательству очень много претензий. 

Что мы можем предложить китайцам взамен? Вопрос в том, что сегодня предлагать, кроме того, что само появляется в природе, особого смысла нет. Если сравнить законодательство в области инноваций разных стран, то в той же Америке изобретатель получает материальную выгоду от достижений своего труда. И китайцы сейчас делают ровно то же самое, они максимально переняли у США методы привлечения талантливых людей и поощрения их работы. Молодые специалисты, прежде всего китайцы, которые получили образование в высококлассных зарубежных университетах и опыт в иностранных фирмах, едут работать в Китай. Потому что там им создают такие условия, которые они никогда не получат в России. И, конечно, там нет тех вещей, которые сегодня есть, например, в российской образовательной системе, — это ярмо отчетов, формализация и так далее. Ты учи и будь на мировом уровне — вот все, что от тебя требуется. Есть масса показателей, которые позволяют измерить такую активность. Зачем огород городить?

— Российские чиновники любят ставить Китай в пример россиянам. Причем нередко делают это с неким с менторством, подчеркивая свое отношение к россиянам, как у ущербным и отсталым. Например, несколько месяцев назад министр экономического развития страны Максим Орешкин во время Второго Столыпинского форума выступил с призывом пожертвовать настоящим ради «светлого» будущего, приведя в пример Китай. Цитирую, как именно он понимает экономическую политику Китая: «Это осознанная политика — жертвовать настоящим, чтобы ВВП рос. Поэтому экономический рост, хотя все думают, что это что-то приятное, на самом деле, болезненный процесс. Спортсмены говорят: no pain, no gain (нет боли — нет успеха). То же самое касается экономики». Насколько адекватны такие представления о Китае и насколько китайская модель применима в России?

— Китайцы подготовили новую когорту экономистов, которые адекватно понимают, как функционирует мировая экономика. Что касается наших экономистов, то, насколько я могу судить по их заявлениям, они больше руководствуются политическими соображениями. Успех китайцев не в том, что они применили централизацию, провозгласили прорыв или очередную мобилизацию, а в том, что они децентрализовали и раскрепостили экономическую жизнь до такой степени, которой ранее в Китае не было. И у нас такой децентрализации не было и тем более нет сейчас. Даже в 90-е годы цены отпустили, все стали торговать без особых ограничений, а наша «шоковая терапия» просто легализовала уже де-факто существующую ситуацию. Поэтому сегодня не китайцы едут к нам за товаром, а наши предприниматели едут в Китай за товаром и потом здесь его продают. 

Теперь по зарплате. Китайцы занимаются диверсификацией экономики. Приведу пример. В одном из городов Италии еще в конце 1980-х годов было принято решение закрыть завод по производству мопедов. Просто потому, что эти модели уже прошли разные модификации и осовременивать их далее уже было нельзя. Но разбирать этот завод и утилизовать его было дорого. Тогда китайцы предложили итальянцам продать им завод. Те продали, китайцы разобрали по винтику и перевезли к себе в страну. Наши экономисты спрашивают: а зачем вы это сделали? Китайцы отвечают, что хотя это и устаревшие модели, но мы за счет этого можем насытить спрос, создать новые рабочие места, и вообще в некоторых городах люди все еще на велосипедах ездят, а пересядут на мопеды. Такая политика прошла несколько этапов. Но сегодня китайцы в основном уже передвигаются на электромопедах, а на юге есть города, где с двигателями внутреннего сгорания только приезжающие извне такси, все остальное электрифицировано, а между городами идут высокоскоростные поезда.

Сегодня зарплаты в Китае стали значительно выше. Особенно на Юге, где они в некоторых отраслях экономики почти достигли среднемирового уровня. Это, кстати, стало одной из причин, почему США ввели торговые пошлины. Китайцы стали отдавать производство своей продукции в бедные северные вьетнамские провинции, то есть их себестоимость стала вновь стоить копейки. Тут-то Трамп и его коллеги и сказали, что Китай уж стал развитой и сильной экономикой, зачем ему еще дополнительные деньги от продажи такого рода товаров, и ввели на них дополнительные тарифы, если они поставлялись на американский рынок.

Что касается непосредственно заявления Орешкина, то в Китае никто не собирается жертвовать настоящим, чтобы ВВП рос, надрывать сегодняшнее поколение во имя мифического будущего, которое в таком случае может и не наступить. Но задача достигнуть уровня «сяокан» — среднего уровня зажиточности по мировым стандартам — поставлена. И мне почему-то кажется, что она будет выполнена в срок. Потому что никто из китайцев не считает жизнь болезненным процессом, а экономику — нуждающейся в упражнениях мазохистского типа по примеру «нету боли, нет успеха». Главное — планомерно двигаться вперед, пусть понемногу, но вперед, через неизбежные трудности, но вперед, без шараханий и шапкозакидательства. Продуманно, без надрыва пупка, на основе научных разработок и научных рекомендаций. Но для этого китайцы сначала подготовили когорту высококлассных экономистов и применяли в масштабах всей страны только то, что уже оправдало себя в специальных экономических зонах. 

Парадоксально, но информированность о реальном положении дел в Китае в России очень низка. Даже на уровне крупных чиновниковDing Lin/Xinhua

Поэтому в России сегодня многие не понимают, как устроена китайская экономика. Даже на уровне министра. Вообще сложилась уникальная ситуация: в правительстве сегодня нет настоящих китаеведов, которые бы могли адекватно доводить до сведения чиновников, что происходит в Китае. А, например, в царской России были особые совещания по Китаю, все чиновники собирались под председательством императора.

Китай для России имеет колоссальное значение со всех точек зрения. Разве сегодня его значение меньше, чем в XIX веке?

— Считается, что если будет построен газопровод «Сила Сибири», то Китай станет одним из крупнейших покупателей российского газа после запуска, заменив России Европу. Однако, например, партнер и старший аналитик консалтинговой компании RusEnergy Михаил Крутихин считает перспективы данного проекта призрачными. По его словам, для китайских чиновников этот проект лишь запасной вариант, а для России он может окупиться лишь к 2048 году при успешной реализации. Насколько серьезны такие опасения? И не выходит ли тогда так, что не столько Китаю нужна Россия, сколько России — Китай? 

— Торговля энергоресурсами — это достаточно высокотехнологическая отрасль, поскольку связана с развитием сопутствующих отраслей. Поэтому не стоит полагать, что мы просто перегоняем наши природные ресурсы в Китай. Другое дело — насколько велика доля продуктов нефтепереработки в нашем энергетическом экспорте в Китай. Что касается китайцев, то обеспеченность энергоресурсами для них важна. Но они диверсифицируют свои источники поставок — и с Ближнего Востока, и из Центральной Азии. Поэтому политика в целом правильная, если она экономически просчитана, но мы должны хорошо понимать, что она будет ограничена по времени. 

При этом китайцы не только ищут поставки энергоресурсов в других странах, но и активно занимаются внедрением альтернативных источников энергии. Постепенно Китай будет менее зависим от углеводородов. И с этой точки зрения, справедливо говорить, к сожалению, что Китай больше нужен России, чем наоборот. Многие страны существуют за счет того, что просто покупают сырую нефть, а потом ее перерабатывают и продают. Вот нам над чем надо думать. Над диверсификацией продуктов производства в нефтяной отрасли. Что касается других товаров, то сегодня наша торговля машиностроительными изделиями с Китаем упала до 1%. Даже в 1990-х годах было 6%. То есть в этом направлении наши перспективы, увы, уже слабы. Впрочем, наши эксперты по Китаю об этом писали еще десятилетие назад.

«Нужно подписать пограничный договор, который навечно закроет проблему территориальных претензий»

— На высшем уровне декларируется дружба и долгосрочное сотрудничество России и Китая. Однако на социальном сохраняется подозрительность и даже отторжение. Один из факторов, осложняющих отношение россиян к Китаю, — это незаконная и по сути варварская вырубка тайги в Сибири. Понятно, что это происходит из-за попустительства российских чиновников. И все же насколько эта проблема серьезна и несет ли официальный Пекин за нее ответственность? 

— Дальнейшее форсирование «добрых» отношений с Китаем может привести к перекосам. Варварская вырубка тайги — это проявление таких перекосов. Если посмотреть сайты приграничных областей с Китаем, то там полно случаев, когда китайцы вывозят запрещенные товары. Это и вытяжка из струи кабарги, и оленьи рога, и многое другое. Но это же наша система позволяет им это делать. И здесь складывается парадоксальная ситуация: почему действует такая жесткая система в отношении российских предпринимателей, но одновременно она же позволяет заниматься незаконной деятельностью иностранным? Что касается ответственности Пекина, то сначала давайте спросим с наших чиновников, а потом уже будем предъявлять претензии китайским. 

— С точки зрения геополитики, а к геополитике в Кремле относятся серьезно, на Дальнем Востоке происходит демографическая экспансия со стороны Китая. По крайней мере, такие представления преобладали еще лет 10–15 тому назад. А что сегодня происходит и стоит ли опасаться России, что рано или поздно дальневосточные территории России окажутся заселены этносом, который вовсе не собирается ассимилироваться?

— Неправильно утверждать, что китайцы не ассимилируются. Они принимают культуру и правила жизни другой страны, но только если им предлагается продуманная политика и она действительно делает жизнь китайца комфортной. В России уже есть смешанные браки китайцев и русских. Но, конечно, в целом китайская диаспора компактна и сильно этнически ориентирована. Китайцы до пятого поколения помнят, кто они и откуда. Такой тяги к корням нет почти ни у какого другого этноса. 

Этот вопрос еще усугубляется и тем, что у нас общая сухопутная граница самой большой в мире протяженности. В Китае до сих пор существуют теории о несправедливых территориальных договорах с Россией, говорят о эпохе унижения и позора далекого прошлого, как о настоящем. Отсюда и возник в советское время конфликт с Китаем. Это конечно теперь не официальная позиция китайского государства, как это было раньше. Но, с другой стороны, она и не препятствует таким взглядам. Они есть в среде националистически настроенного китайского населения. Есть, кстати, и у нас подобные настроения, только прямо противоположные по отношению к китайцам и их истории. И понятно, что если экономическая ситуация в Китае будет ухудшаться, то и подобного рода теории в Китае будут оживляться и распространяться шире, чем сегодня. Поэтому нам никакие экономические кризисы в Китае невыгодны, потому что тогда мы получим существенно больше проблем, чем при развитии отношений с уверенным и благополучным соседом. Другое дело, что такие отношения нужно прогнозировать и выстраивать их на основе разумной политики взаимовыгодного партнерства. 

«Неправильно утверждать, что китайцы не ассимилируются»Znak.com

Сегодня нет оснований говорить, что сейчас на Дальнем Востоке России существует крупная замкнутая китайская диаспора. Часть китайцев оседает в России, появляются смешанные браки, молодежь поступает в российские вузы. И это нормально. Притом что в некоторых странах успешно ассимилированные китайцы уже занимают руководящие политические и государственные посты. Другое дело, как происходит ассимиляция и какие проблемы она может породить, если такая политика будет проводится непродуманно. Я думаю, чтобы не было больше спекуляций по вопросу разного рода исторических несправедливостей, нужно подписать пограничный договор, который навечно закроет проблему территориальных претензий. Тогда будет понятно, что и российская сторона, и китайская достигли компромисса и полного взаимопонимания в этом вопросе. 

И здесь нужно поднять еще один вопрос — это вопрос инвестирования в Россию со стороны китайских бизнесменов. Многим китайцам и хотелось бы вкладываться в российскую экономику, но возникают политические сложности. Националистически настроенная власть будет думать, что это идут инвестиции в те территории, которые когда-то были заселены их предками. И я, кстати, сам знаю таких людей в Китае, которые помнят, что их родичи жили на территории России. Есть люди в Китае, которые до сих пор полагают, что XIX век — это век унижения и позора для китайцев. 

Хотя государство, которое существовало в то время, было маньчжуро-китайским и управлялось династией маньчжурских императоров. Кстати, именно политика маньчжурской династии и маньчжуро-китайского правительства того времени и породила китайское национально-освободительное и революционное движение, которое привело к образованию республиканского Китая.  Упрощая, можно сказать, что именно политика маньчжурской династии в конечном счете и привела к насильственному открытию Китая Западом, затем к падению этой династии, образованию республиканского Китая, периоду нестабильности, за которым последовала японская агрессия. А потом, уже после гражданской войны и новой смены политического режима, к появлению территориальных претензий Мао Цзэдуна к Советскому Союзу, когда он использовал историю как инструмент полного разрыва с советской моделью. 

Поэтому, подчеркну, необходим такой договор, о котором я сказал выше. И он в том числе может открыть путь китайским инвестициям в нашу страну, в том числе и в ее сибирские и дальневосточные регионы, минимизировав административно-политические риски и сняв навсегда в том числе и опасения той части нашего населения и политиков, у которых предубеждения в отношении Китая и его политики на российском направлении продолжают существовать и сегодня. Кстати, наличие такого договора позволит и нашей исторической науке, не оглядываясь на прошлые концепции и прецеденты исторической памяти, посмотреть более объективно на это прошлое, возможно, совместно с китайцами.

— В сентябре в России прошли самые крупные военные учения года — «Центр-2019». В России бытует мнение, что Китай сможет стать противовесом в потенциальных конфликтах России с западными странами. Но насколько такая точка зрения оправданна? Например, официальный представитель Минобороны КНР Жэнь Гоцян подчеркнул, что «Отношения стратегического партнерства и сотрудничества Китая и России в новую эпоху придерживаются принципов неприсоединения к блокам и неконфликтности, они не направлены против третьих стран». То есть, грубо говоря, дружба дружбой, но мы не собираемся умирать за вас, если что. 

— Китайцы извлекли опыт из прошлого. У нас был военный союз, и он не уберег Россию и Китай от конфликтов на границе. При этом я не совсем понимаю, зачем нам-то нужен военный союз с Китаем? Мы ожидаем, что на нас нападет Бельгия, Польша, Латвия или какие-то еще европейские страны? Хорошо, пусть речь идет даже о Соединенных Штатах. Кто-то всерьез может полагать, что они пошлют армию, чтобы завоевывать Сибирь, а потом выгонят оттуда местное население и будут ее осваивать в своих интересах? Это странные страшилки, которые транслируются определенной части общества, настроенной ностальгически к своему прошлому и агрессивно к внешнему миру. Причем и в Китае среди некоторой части общества есть такие настроения. Но все это пройденный этап для наших стран. Одну гонку вооружений Советский Союз уже не вынес. Не вынесет Россия и новую, если она будет. Причем надо помнить, что гонка вооружений — это еще и изъятие жизненных ресурсов у населения. Кому сегодня это в России нужно?

«У нас был военный союз, и он не уберег Россию и Китай от конфликтов на границе»Znak.com

— Исторически сложилось, что коллективный Запад обладает притяжением для российского человека, если куда-то и мигрировать, то именно туда. Может ли Китай стать местом притяжения для россиян, ищущих где применить свои таланты и силы? Например, в фильме «Облачный атлас» цивилизацией будущего показан именно Китай, не западные страны. 

— «Облачный атлас», если я не ошибаюсь, рисует не конкретно Китай, а Восточную Азию в целом. Это такая полицентричная политико-экономическая и социо-культурная система, которая дает человеку развиваться свободно. Собственно, эта концептуальная часть фильма как раз отражает идею полицетричной и гуманистической Азии как нового центра благоприятного мирового развития. А на Западе сейчас под воздействием политики Дональда Трампа во многих странах как раз сложились жесткие идеократические системы популистского типа, которые требуют, чтобы их копировал весь мир. В каком-то смысле этот фильм предугадывает будущее. Сегодня действительно на Востоке появляются страны, которые совмещают децентрализацию в экономике и терпимость к дискуссиям между разными религиозными конфессиями и разными политическими течениями таким образом, что их политика становится не только успешной, но и действительно гармоничной. 

Но я бы не сказал, что Китай уже полностью достиг такого состояния. Несмотря на то что там есть другие партии, там все равно, по сути, полуторапартийная система при доминировании одной партии и авторитарный режим. Но меритократическая основа этого режима существенно выше, чем в прошлом. Это уже не то государство, которое было даже 40 лет тому назад, а тем более при Мао Цзэдуне. Реформы оказали существенное влияние на все сферы жизни китайского общества. Особенно на юге страны. Там есть города, которые были построены с нуля только за время реформ. Там в некоторых городах полностью электрифицированы средства индивидуального передвижения, достигнуто гармоничное слияние природы и архитектуры, созданы новые средства высокоскоростного транспорта между городами. Наши обывательские представления о Китае сильно устарели, и они не полностью раскрывают то, что сделали китайцы за время реформ. Поэтому, я думаю, и реформы будут двигаться дальше, при сохранении политической стабильности, конечно. 

— Как вы видите развитие российско-китайских отношений в ближайшее десятилетие? 

— Мне кажется, что мы стоим перед каким-то новым этапом содержательного развития наших отношений. Мне хочется верить, что в мире возобладает идея, что по отдельности невозможно решать глобальные проблемы. И эта линия найдет свое истинное воплощение и в равноправных российско-китайских отношениях, что подразумевает полную деидеологизацию отношений и совместное экономическое развитие на равноправной основе. Хотя теоретически действительно возможно, что весь мир будет развиваться, а Россия и Китай архаизироваться, примкнут друг к другу и отгородятся от всего мира штыками. Но мы видим, что Китай медленно, но все же модифицирует все те компоненты своего развития, к которым у международного сообщества есть претензии или которые вызывают недоверие или опасения других цивилизаций. 

Это в первую очередь касается прав человека. Если Китай не сможет консенсусным путем решить свои внутриполитические проблемы с национальными меньшинствами, особенно с такими крупными, как уйгуры, и вообще с мусульманами в целом, или с тибетцами, или же как-то примириться с историческим прошлым, касающимся территориального разъединения этноса по идеологическим мотивам, — речь идет о Тайване, то как он сможет позиционировать себя в качестве глобального государства действительного мирового уровня? Позиционировать себя защитником справедливости развивающегося мира, к голосу которого должная прислушиваться мировая общественность?  

Но в целом я смотрю оптимистически на процессы развития и мировой трансформации Китая. Конечно, этот период нахождения нового мирового баланса, связанного с подъемом Китая, — кстати, и не только Китая, но и других государств — Индии, России — сложен не только для мира и «старых» великих держав, но и для ищущих свое новое место в мировой системе. Вообще говоря, понятие мировой державы давно уже в процессе переосмысления, поскольку мир в целом становится более справедливым и более равноправным. Навязывание своей политики «большими ребятами» в условиях размывания их ответственности за поддержание мира и стабильности особенно негативно сказывается как раз на «малых державах». У них-то возможностей для благоприятного и суверенного развития гораздо меньше, чем у больших. 

«Вот у нас мировоззрение великой державы. Но при этом Россия по ВВП сегодня равна одной провинции Китая — Гуандуну»Kremlin.ru

Вот у нас мировоззрение великой державы. Но при этом Россия по ВВП сегодня равна одной провинции Китая — Гуандуну. Мы должны кардинально пересмотреть наше мировоззрение: да, мы занимаем только 3% мировой экономики, но зато у нас есть сверхзвуковое оружие, кого хочешь разбомбим. Ну хорошо, всех разбомбим, а сами-то останемся живы? Захочет ли кто-нибудь вообще с нами разговаривать в таком случае о чем-то? Делать с нами что-либо совместно? И Китай проходил такой период. Вспомним культурную революцию. Очевидцы этих событий, кстати, еще живы и у нас, и в Китае. Они еще могут рассказать молодому поколению правду о том, что происходило в нашем общем с Китаем прошлом. Их культурная революция, кстати, использовала и опыт нашей истории. Мао Цзэдун когда-то говорил, что молодое поколение — как чистый лист бумаги, на нем можно написать новые иероглифы. Молодое поколение должно знать правду и понимать, почему было такое прошлое, а не иное. Тогда оно будет понимать, как создается благополучное настоящее, а его будущее будет только лучше. 

Мне хочется верить, что такие периоды пустых мобилизаций и бесплодных больших скачков, кампаний по уничтожению воробьев, отмены экзаменов и гонений на знания и опыт, призывов к другим, а не к себе, поднатужиться и помучиться ради будущего ни у нас, ни в Китае больше не повторятся. И тогда мы будем уверены в благоприятном и успешном развитии наших отношений.