Гастрономические пристрастия родом из СССР

Знаете, я так скажу – политика политикой, а экономика – экономикой. Но порой хочется набить старую трубочку хорошим душистым табаком, сесть в удобное кресло перед камином и предаться разным микроскопическим и в целом бессмысленным воспоминаниям из далёкого детства и не менее далёкой юности. И если бы я курил и имел трубку, а равным образом имел бы дом, оборудованный камином, то именно так сейчас и поступил бы. Но за неимением таковых атрибутов хрестоматийного уюта, буду вынужден бросить взгляд на былое, сидя перед компьютером, набивая оные воспоминания на клавиатуре. Хотя – уж поверьте – куда приятнее мне наговаривать словоформы в окружающее пространство посредством использования рта и голосовых связок. Весьма крепких, замечу, голосовых связок. Но, увы, сейчас никак мною не могущих быть задействованными.

Впрочем, это всё лирика. И если я накидал целый абзац полной бессмысленности длинной восемь сотен знаков (вместе с пробелами), то лишь потому, что когда предыдущее послание, так сказать «Urbi et orbi», посвящаешь разным политическим инцидентам, а следующий текст норовишь посвятить какой-нибудь легкомысленной теме, то надобно перекинуть какой-нибудь мостик между двумя такими разными темами. Что, собственно, я и сделал при помощи первого, а равным образом и второго абзаца.

А тема, которую я хочу сегодня затронуть, посвящена гастрономическим пристрастиям родом из СССР. Разумеется, речь пойдёт о моих собственных гастрономических пристрастиях, сформированных в те времена, когда никому и в голову не приходило, что государственный министр может брать взятки. Но не будем сегодня про министров. Тем более, что вокруг и так эфир трещит от рассуждений о министрах. А душа – моя душа – просит чего-то лёгкого и тёплого. К тому же – насколько я заметил – разговоры о правильном усвоении пищи в советские времена пользуются некоторой популярностью и интересом почтеннейшей публики. В общем, заканчиваю бессмысленно клацать клавишами и начинаю клацать ими осмысленно.


Когда я был маленький – ну совсем вооот такуусенький – я, как и большинство советских детей, посещал детский сад. Причём как-то так получилось, что за годы своего бурного дошкольного детства я сменил несколько детских садов. Даже не знаю, в чём была причина. Последний детский сад, который я осчастливил своим пребыванием (было это уже перед самой школой, то есть в году 1970 или 1971-м), располагался аккурат позади Дома Пороховщикова в Староконюшенном переулке. Вот примерно тут (хотя раньше всё выглядело несколько иначе):



Об этом детском саде у меня сохранились весьма фрагментарные воспоминания. Помню, например, огромную матрёшку, стоявшую на одном из шкафов в комнате для игр. Матрёшку эту почему-то нам было категорически запрещено трогать. Помню кирпичную стену, ограничивавшую двор детского сада с одной стороны. А с другой стороны этой стены располагалось отделение милиции. Или милицейский гараж – уж не знаю. И мы – юные будущие защитники Отечества – как могли карабкались на эту стену во время прогулок, чтобы посмотреть сверху на милицейские мотоциклы с коляской.

Ещё помню, как однажды одна девочка принесла целую пластинку настоящей американской жвачки. Поскольку это была советская девочка, то она не могла единолично использовать всю эту пластинку исключительно для своей собственной утехи. Она поделилась со всеми. Половину пластинки разделила поровну с парой своих подружек. А вторую половину стала равномерными кусочками раздавать всей нашей группе. Мы выстроились в очередь и каждый подходил, чтобы получить свою порцию этой жвачечной пылинки – ибо на всю группу разделить половину пластинки на куски большего размера были крайне затруднительно. Помню, когда я положил себе в рот этот кусочек размером примерно с 1/10 спичечной головки (а может и меньше), то сделал следующий вывод: жвачка – полная ерунда. Ириски куда лучше.

Ну и ещё конечно кое-какие воспоминания остались. Однако я их сейчас выкладывать не буду. А то получится рассказ про детский сад, а не про мои гастрономические пристрастия.

Так вот, однажды в этот детский сад пришли какие-то люди и всем нам устроили капитальную проверку на предмет извлечения нами голосовых звуков разной тональности под весёлое тренканье детсадовского пианино. Как я уже докладывал выше, мои голосовые связки отличаются весьма неплохой крепостью. А в те времена, о которых идёт речь, они были ещё и весьма, как это – ну в общем, у меня был весьма неплохой голос. А пришедшие люди пришли из учреждения, которое называлось Капелла мальчиков Дмитрия Кабалевского. И пришли они с целью пополнения личного состава Капеллы новыми юными вокальными талантами. В итоге меня и ещё двух мальчиков из моей группы завербовали в будущие певцы.

Что? Какое отношение Капелла мальчиков имеет к формированию гастрономических пристрастий? А вот погодите. Проявите терпение и выдержку. Не надо бежать впереди паровоза. Рассказ идёт своим чередом. И всё в своё время. Не нервничайте.

Чтобы петь в Капелле надо было получить начальное музыкальное образование. Для этого я и двое моих товарищей должны были два или три раза в неделю (точнее уже не помню) посещать музыкальную школу. Школа, если не изменяет память, находилась в Малом Палашёвском переулке. Вот так она выглядит сегодня (школа № 1234):



Водили нас туда постигать премудрости нотной грамоты и разных прочих музыкальных изысков (помимо вокала я, например, обучался ещё игре на скрипке) в первой половине дня. То есть мы – ещё дошкольники – несколько дней в неделю посещали настоящую общеобразовательную школу. Просто учились там не арифметике и чистописанию, а вокалу, нотной грамоте и разным всяким таким штукам. Обучение, кстати, было платным. Это я уже много позже узнал, когда как-то в домашних архивах обнаружил пачку корешков талонов об оплате моего обучения. Ну вот, значит, первую половину дня мы обучались музыке (во всех её проявлениях), а затем нас доставляли в расположение родного детского сада. И вот тут я подхожу к главной теме – к гастрономическим пристрастиям.

Как известно, в советских детских садах советские дети получали регулярное питание – завтрак, обед и полдник. А на завтрак, помимо стандартных каш и прочего такого не шибко приятного для ребёнка набора, каждому ребёнку был положен бутерброд с маслом и сыром. И вот этот обязательный кусок масла с сыром на белом хлебе был видимо настолько важной частью детского пропитания, что ребёнок должен был скушать его при любых обстоятельствах. Но несколько дней в неделю я и мои товарищи пропускали завтраки, поскольку вращались в сферах высших искусств. А возвращались мы только к обеду. И что же вы думаете? Заботливое начальство детского сада распорядилось сохранять наши бутерброды с маслом и сыром с завтрака и наделять ими нас в обед, к которому мы аккурат возвращались после утреннего разгона гамм.

И вот представьте. Всем детям на обед положен кусок чёрного хлеба. А нам троим – отдельно по бутерброду с маслом и сыром. И вот видимо от этой специфической исключительности такого особого положения, я свой бутерброд с маслом и сыром всегда уплетал с превеликим удовольствием. Да так к этому простому, в общем-то, продукту питания и пристрастился. Не знаю, если бы не данное обстоятельство, привлекли бы меня бутерброды с маслом и сыром или нет. Однако и до сих пор я иной раз с удовольствием за завтраком вонзаю зубы в бутерброд с маслом и сыром. Нравится потому что. Ибо родом из детства.

Тема бутербродов, конечно, требует упомянуть бутерброды с колбасой. В Западной Европе, насколько мне доносила разведка, бутерброды с колбасой считаются едой довольно бедных слоёв населения. Например, там всякие колбасные нарезки подают в ночлежках (ну, или, подавали). У нас, понятно, иначе. Как я не раз писал – благодаря Его Величеству Дефициту колбаса в СССР превратилась в своего рода фетиш. И статус советского человека даже в некотором роде можно было определить по тому, какая колбаса бывала регулярно в его холодильнике. На самом нижнем уровне – те, у кого в холодильнике колбасы не бывало вовсе. Чуть повыше – те, кто имел возможность затариваться варёной колбасой, сосисками и какой-нибудь «краковской». Ещё выше – обладатели сырокопчёных колбас отечественного производства. Ну а самый верх – те, у кого в холодильниках бывали финские салями и сервелаты, ветчины, окорока и т.п. Батон хорошей финской салями котировался почти как валюта. Им можно было подкупать даже разных начальников средней руки. А уж мелких работников – пачками. Деньгами взятки брали не все. А вот хорошей колбасой – завсегда. Разумеется кроме тех, кто и сам имел доступ к хорошей колбасе.

Впрочем, не буду сейчас распространяться о том, какие группы населения могли себе позволить одно, какие – другое, а какие – третье. Не в этом дело. Просто раз уж разговор пошёл.

Я в детстве через день оставался один до глубокой ночи (в связи с графиком работы моей мамы). А поскольку питаться чем-то надо было, а колбаса у нас завсегда имелась (причём самая что ни на есть отличная), то я постепенно пристрастился к этой, в общем-то, вредной привычке – набивать себе живот бутербродами с колбасой. Не было для меня ничего лучше на свете, как, придя из школы, наделать себе бутербродов с разными там салями и сервелатами и, взяв какую-нибудь интересную книжку, типа «Трёх мушкетёров», уплетать бутерброд за бутербродом, попутно проглатывая главами и приключения любимых героев.

А ещё я любил резать колбасу очень тонко. У всех моё умение резать колбасу тонкими, чуть ли не просвечивающимися кусочками, до сих пор вызывает удивление.

Этому пристрастию есть две причины. Первая – фильм «Испытательный срок» про работников Мура 20-х годов с Олегом Табаковым в главной роли. Там есть эпизод, в котором стажёр МУРа, которого играет Табаков, получает свою первую зарплату и бежит в коммерческий продуктовый магазин за продуктами. И войдя, полуголодный, некоторое время заворожено смотрит, как продавцы длинными ножами нарезают тонюсенькими кусочками балык, колбасу, ветчину. Меня тоже всегда завораживало это умение.

Вторая причина – московская Олимпиада-80. Во время этой олимпиады в Москве продавались многие продукты производства Финляндии. В том числе – упаковки финских салями и сервелатов. И меня очень поражало, что кусок колбасы в упаковке – грамм 100, наверное – состоял из десятка очень тонких кусочков, толщиной чуть ли не с волос. Я не знал тогда, что это конечно нарезала машина. Поэтому вручную пытался всякий раз воспроизвести такую же филигранную тонкость нарезки. До полного совершенства я конечно так и не дошёл. Но всё же научился нарезать очень тонкие куски. И могу в этом плане с любым поваром экстракласса поспорить. Да и вообще, на мой взгляд десять очень тонких кусков колбасы на одном бутерброде – куда вкуснее толстенных ломтей, толщиной с палец. Не люблю толстые куски колбасы. Не богоугодное это дело.

А вообще, конечно, лучше вместо колбасы есть что-нибудь вроде ветчины. Но – детские привычки самые живучие. А я с детства привык уминать бутерброды с сырокопчёной колбасой, которые мне долгое время заменяли обед и ужин. Однако потом мама решила решительно покончить с моим неправильным питанием. Поскольку она никак не могла готовить мне обед и ужин в те дни, когда была на работе, то в какой-то момент – когда я стал достаточно взрослым, чтобы самостоятельно включать газовую плиту – стала оставлять на плите приготовленный обед, который мне надо было только разогреть и съесть, придя из школы. Однако очень скоро мама выяснила, что эти обеды я игнорирую чуть более чем полностью, а если и зажигаю плиту, то разве что для того, чтобы устроить какое-нибудь пиротехническое непотребство. Тогда путём разных экспериментов мама пришла к выводу, что лучше всего мне оставлять жареную курицу. Курицу я конечно же тоже не разогревал, но зато хотя бы холодной поедал её. И потом очень-очень долгое время моим обедом через день была холодная жареная курица. В итоге, что же удивляться, что я и сейчас люблю это дело. Правда холодной предпочитаю горячую, но и холодную заточу за милое дело.

И ещё у меня в какой-то момент возникла странная привычка – высасывать костный мозг из куриных костей. Вот тут я как-то не могу вспомнить, в связи с чем я стал налегать на куриный костный мозг. Но точно не из-за чувства голода. Просто понравилось почему-то. Сегодня, когда иной раз в где-нибудь гостях я, съёв курицу, начинаю разгрызать кости, высасывая из них кровавое месиво, хозяйки начинают хлопотать, мол что это я не наелся что ли? А я наелся. Просто люблю костный мозг высасывать из куриной кости. Хотя для зубов, конечно, это совершенно безблагодатно.

Время от времени к нам приезжала погостить бабушка. Тогда у меня питание налаживалось и делалось регулярным во все дни. Правда бабушка меня кормила достаточно просто – жареной картошкой. Но у бабушки была какая-то особая жареная картошка. Она её резала довольно крупно, быстро поджаривала до образования золотистой корочки, а потом «томила» под крышкой, время от времени энергично перемешивая столовой ложкой, отчего картошка рассыпалась. Очень я любил эту жарено-тушёную картошку, особенно с солёным огурцом. И сейчас, понятное дело, люблю. Путём долгих экспериментов я научился жарить, как бабушка. Только самому лень. Поэтому такую картошку я ем редко. А больше никто так жарить не умеет. Во всяком случае, ни у кого я больше не пробовал такой картошки, как у бабушки.

Правда я несколько усилил бабушкин рецепт. Для чего мне пришлось немного (всего 730 дней) послужить в Советской армии. И там я обогатил свой кулинарный опыт чудесной добавкой. Для придания жареной картошке особого аромата, надо минут за пять до окончания жарки всыпать в неё мелко нарезанную головку (или пару головок) чеснока. И перемешать. Потом закрыть крышкой. Вкуснейшая картошка получается.

Коли уж вспомнил про службу в армии, то не могу не рассказать ещё про одно моё гастрономической пристрастие для завтрака. Причём оно стало в моём внутреннем рейтинге котироваться даже выше, чем бутерброд с маслом и сыром.

Не знаю как сейчас, а в те годы, когда я, невзирая на все тяготы и лишения защищал Родину от возможных китайских агрессоров, каждому военнослужащему срочной службы – рядовому и сержантскому составу – каждое утро полагалось 20 грамм масла. А в воскресенье к этому ещё два сваренных вкрутую яйца. Казалось бы – что может быть более банальным, чем варёные яйца? Но это, знаете ли, поверхностный взгляд. Если намазать кусок белого ржаного хлеба этими 20 граммами масла, а потом, почистив оба яйца, отделить желток и раздавив, намазать поверх масла этим желтком, да потом ещё посолить – это, я вам доложу, получится такая вкуснятина, что ого-го! И сегодня время от времени – не скажу, правда, что прямо очень часто – я с огромным удовольствием за завтраком уплетаю этот армейский бутерброд, как я его называю.

Кстати, с самого детства и по сию пору за завтраком я пью исключительно кофе с молоком. Перерыв делал только на те самые 730 дней. Опять же – с самого раннего детства, сколько себя помню, всегда получал на завтрак кружку кофе с молоком. И пил исключительно через соломинку, периодически выдыхая в неё воздух и создавая на кофейной поверхности затейливые пузыри. Сейчас, конечно, эстетического удовольствия от пускания пузырей через трубочку я уже не испытываю, поэтому употребляю напиток стандартным способом. Но всё равно – если на завтрак я не выпил кофе с молоком, то ощущаю себя как-то не так комфортно.

Что же ещё? А – вот! – омлет и творожная запеканка. Любовью к этим видам кушаний я обязан пионерским лагерям. Омлет в пионерском лагере – впрочем, как и запеканка – делался в огромным противнях с высокими бортами сразу на несколько десятков человек за раз. Поэтому он был очень толстым. И как же было приятно на завтрак в лагере получить не какую-нибудь там овсяную или манную кашу, а этот омлет.

С запеканкой такая же история. Только она должна ещё быть полита сгущённым молоком. Ммм! А вот если мне предложат творожную запеканку, политую сметаной или вареньем – я съём без удовольствия. Только сгущёнка!

Ещё каши. Каши – только рисовая и гречневая и только молочные. Тут тоже без вопросов – заложено советским детским садом. Просто не знаю кому как везло с этим делом, но в тех детских садах, в которых выпало находиться мне, на завтрак давали обычно или гнусную манную кашу, либо овсяную, либо ещё какое-то тому подобное барахло. А вот рисовую и гречневую давали очень редко. Поэтому всякий раз, когда их давали, это вызывало неописуемый восторг моих вкусовых рецепторов.

Ну и конечно – блинчики. Заостряю внимание – не блины, а блинчики. И дело не в пристрастии к уменьшительно-ласкательному ми-ми-ми. А просто это разные виды еды, хотя и схожие. И это их официальное название. Блины – это одно. А блинчики – другое. Блины (и оладьи) делаются из дрожжевого теста, поэтому получаются достаточно толстыми. А вот для блинчиков тесто делается без дрожжей (мука, яйца, молоко, соль, сахар по вкусу) – поэтому получаются они тонкими. Блины тоже по своему вкусны. Но сегодня классические русские блины как-то постепенно заместились оладьями и – блинчиками (которые неверно называются блинами). Хотя если назвать блинчики блинами – уж очень большой филологический ошибки не будет. Но всё же, из любви к деталям…

Блинчики я люблю нескольких видов. Первый вид самый обычный – блинчики без начинки – с маслом, сметаной, вареньем. Второй вид – блинчики с мясным фаршем. Третий вид – блинчики с варёным резаным яйцом (иногда бывает смесь мясного фарша с яйцом). Четвёртый вид – блинчики с малосольной сёмгой. Ну и наконец, так сказать, вершина творения – блинчики с икрой. Лучше – с чёрной. Но и с красной самое то. А вот разные там «с творогом», не говоря про разные прочие кулинарные фантазии – это уж увольте.

Про блинчики с икрой, кстати, вспоминается один забавный случай. Как-то общался с одним англичанином. Он меня и спрашивает: «какую еду Вы любите?» Я не задумываясь ему в ответ: «блины с икрой». Он засмеялся. Подумал, что я пошутил, подтрунивая над западным стереотипом про русских в стиле «водка, балалайка, матрёшка, блины». А – нет, я вполне серьёзно люблю блины с икрой. Особенно с чёрной. Но это же не значит, что я их ем каждое утро на завтрак. Просто люблю. Но ем редко. Особенно с чёрной. Строго говоря – блинов с чёрной икрой я уже лет сто не ел. В детстве ел. Сейчас – нет. А любовь осталась. Детские привычки – самые стойкие. Но англичанину разве это объяснишь?

Ну вот, пожалуй, на этом и закончу. А то что-то слишком много наклацал. Но с воспоминаниями ведь сами знаете – только начни вспоминать и потом удержу не будет. Даже если без трубочки с душистым табаком и камином. Всё равно остановиться сложно. Поэтому волевым усилием принимаю решение пока на этом закончить. Ну а если кто захочет, тот может свои комментарии присовокупить.

Фото из журнала «Soviet Union», 1987 год.