Признание экс-прокурора: почему пытки в тюрьмах и зонах были, есть и будут

Пытки в стенах учреждений ФСИН и МВД в России – давно не новость. Видео с «распятием» на столе в классе воспитательной работы осужденного Евгения Макарова посмотрела вся страна. Перед заключенными извинился сам глава ФСИН России. Но пытки будут продолжаться, считает экс-прокурор Игорь Степанов. И вот почему.

«Пыточная» география стремительно вышла за пределы Ярославской области и расширилась до Санкт-Петербурга, Калининграда, Владимира до Свердловской области, Челябинска, Брянска и Забайкальского края. С публичными заявлениями о неэффективности надзора за учреждениями ФСИН в России поочередно выступили представители Комитета ООН против пыток Йенс Модвиг, спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко. Глава Совета по правам человека (СПЧ) при президенте России Михаил Федотов отправился инспектировать исправительные колонии. Российские власти активно заговорили о назревшей необходимости реформировать пенитенциарную систему России. Представители ФСИН, наконец, извинились за произошедшее, а глава федеральной службы исполнения наказаний Геннадий Корниенко пообещал подчиненным «неминуемое наказание за преступления», подобные совершенным в ярославской колонии.

Но огласка пыток в Ярославской колонии ничего не изменит, считает бывший помощник прокурора по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях Московской области Игорь Степанов.

«Пытки» - это вынужденный способ воздействия на осужденного, когда администрация исправительных учреждений уже не способна никак иначе заставить его соблюдать установленный режим. Поэтому пытки никуда не денутся. Другая причина пыток - в высокой концентрации осужденных. Заключенных и ждущих их семей стало так много отовсюду, что тюрьма уже не звучит как самое страшное для нашего общества. Для рецидивистов же, проведших в этих местах большую часть своей жизни и утративших способность к социализации на свободе, зона - и вовсе родной «пионерлагерь», говорит Степанов.

Но для начала хотелось бы подойти к определению самого понятия «пытка».

В современном российском праве под пыткой подразумевается причинение физических или нравственных страданий в целях понуждения к даче показаний или иным действиям, противоречащим воле человека, а также в целях наказания либо в иных целях.

Поэтому я предлагаю, отталкиваясь от целей пыток, попытаться приблизится к пониманию их причин.

Первая из указанных целей пыток – это признание человека в совершенном или несовершенном преступлении. Такие пытки могут применяться правоохранительными органами на стадии предварительного следствия.

Другой тип пыток применяется уже на стадии отбывания наказаний – в тюрьмах и иных исправительных учреждениях. Их цель наказать осужденного за нарушение установленного режима.

Яркий пример – недавнее истязание осужденного Евгения Макарова в ярославской колонии, видеосвидетельство которого случайно стало доступно широкой публике.

Но есть еще и «иной» – третий тип пыток, с которыми пришлось столкнуться, когда я работал помощником прокурора по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях Московской области.

Это был конец 90-х. В колониях сложилась непростая обстановка из-за недостатка финансирования. Производство встало, и осужденные сидели и без работы и без денег. Одновременно появились проблемы с питанием и даже с одеждой. Сотрудники стали увольняться из-за маленьких зарплат, и остро встал вопрос с комплектацией штата. Возникла нехватка сотрудников, особенно в подразделениях, которые непосредственно работали с осужденными.

Все это привело к тому, что осужденные просто перестали подчиняться сотрудникам. Не знаю, как в других регионах, но в Московской области для решения этой проблемы придумали «профилактические мероприятия» с использованием ФСИНовского спецназа, тогда он назывался Базовый отряд специального назначения (сокращенно БОСН).

Они приезжали в колонию, заходили в штрафной изолятор (ШИЗО), выгоняли осужденных из камер и, пока те бежали в «прогулочный дворик», били их с двух сторон дубинками.

Получилась так, что очередная «профилактика» в закрепленной за мной колонии прошла накануне приезда прокурора, который раз в год поочередно посещал все исправительные учреждения области.

Мы с ним заходим в ШИЗО, а осужденные демонстрируют нам багровые рубцы от дубинок.

Я сказал прокурору, что надо «возбуждаться»: тут же явно 286-ая статья «Превышение должностных полномочий с применением оружия или специальных средств». А он мне в ответ: «Ты что сдурел? Я тебе возбужусь!»

Несколько дней я его уговаривал, он колебался, съездил «за советом» к курирующему заместителю прокурора Московской области. Тот ему не сказал ни да, ни нет, а велел действовать по закону, и прокурор дело все-таки возбудил.

С этого момента для меня начался кошмар. Со всех сторон пошли так называемые «ходоки» - и ко мне, и к надзирающему прокурору, и в прокуратуру области. Давили на жалось, на сознательность, на корпоративную этику и так далее. В колониях со мной перестали здороваться. Но всё это полбеды. К тому времени я уже провел выемку, изъял все необходимые документы и допросил и побитых осужденных и сотрудников.

Но дело встало. А все потому, что привязать конкретного сотрудника БОСНа к конкретным травмам оказалось невозможно. Бойцов было человек десять. Все в масках. Индивидуальные номера на форме были, но записей о том, какой номер за кем был закреплен в журнале отсутствовали.

Пытался провести следственный эксперимент, расставив их по коридору, чтобы понять, кто кого бил, а они стали утверждать, что не помнят, где именно стояли.

Потерпевшие помочь расследованию тоже не смогли, поскольку их заставляли бежать с опущенной головой – и они ничего, кроме своих тюремных тапочек они не видели.

Довести это дело до конца, к своему сожалению, я не смог. Вынес постановление о приостановлении следствия за неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого.

Но «крови» у ФСИНовцев, думаю, попил много. Бойцов БОСНа и их руководство на допросы погонял, внес несколько представлений о недопущении подобных нарушений впредь.

После этого в закрепленных за мной колониях «профилактик» больше не проводили. Но я не могу сказать тоже самое о колониях других.

Но давайте подумаем, почему в Западной Европе пыток нет, а у нас есть? Неужели действительно в России в системе исполнения наказаний одни садисты работают? Нет, это не так. При таком раскладе пытки были бы во всех учреждениях ФСИН, но пытают только на общем режиме и очень редко на строгом.

В чем причина? Причина - в количестве осужденных на одного сотрудника. Если на одного осужденного два сотрудника, то нарушений режима не будет. Но если на одного сотрудника двадцать осужденных или пятьдесят – результат предсказуем. Что могут сделать с пятьюдесятью молодыми, выпендривающимися друг перед другом мужиками один или максимум два сотрудника? Составить рапорт? Отправить в ШИЗО? А если осужденные этого не боятся? Не боятся наказаний, предусмотренных уголовно-исполнительным законодательством? Вот тут и приходится ФСИНовцам придумывать кары пострашнее.

Не стоит думать, что подобные действия - это эксцесс исполнителя. Не могут десять сотрудников самовольно решить проучить одного «нагрубившего» им осужденного. Полагаю, что преступление в Ярославле, как и многие другие такие преступления совершаются по приказу руководства, причем настолько высокого, что сотрудники не могут ему не подчиниться.

Все эти примеры, по моему мнению, свидетельствуют о беспомощности руководства колоний, областных УФСИНов, федерального ФСИНа и всей надзирающей за ними системы органов прокуратуры. Свидетельствует о некомпетентности нашей законодательной власти, неспособной осознать, что для нормального функционирования уголовно-исполнительной системы необходимо или увеличить её финансирование или уменьшить количество содержащихся в исправительных учреждениях осужденных. Складывается впечатление, что наши законодатели живут в позапрошлом веке. Они только увеличивают и увеличивают сроки наказания. Зачем? Для чего стране такое количество зэков?

Раньше хотя бы требовалось большое количество дешевой рабочей силы, а сейчас что делают осужденные? Рукавицы шьют? Но сколько нужно этих рукавиц стране? Космическую же ракету собирать их не поставишь.

По моему мнению, нужно пересмотреть принципы наказания. Нужно не увеличивать сроки, а уменьшать их - хотя бы по ненасильственным преступлениям и для тех, кто возместил или готов возместить причиненный ущерб. И одновременно ужесточать режим.

Нужно задуматься и о целях наказания. В России наказание применяется для восстановления социальной справедливости, для исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений. Но как осужденного собираются исправлять? По нынешнему закону методы такие: установленный порядок исполнения и отбывания наказания (т.е. режим), воспитательная работа, общественно полезный труд, получение общего образования, профессиональное обучение и общественное воздействие.

Режим? Наши законодатели серьезно считают, что если осужденный будет соблюдать режим, то есть по сигналу вставать, ложиться и ходить в баню, то он исправится? Но это не так. Невозможно режимом исправить взрослого, сформировавшегося человека.

Один осужденный, помню, поделился со мной своими первыми впечатлениями от СИЗО.

«Когда дверь камеры за мной закрылась, мне стало так страшно, что если бы меня тогда сразу выпустили, я бы никогда в жизни больше не сделал ничего противозаконного, - сказал он. – Но посидишь с месяцок - другой, и ничего – привыкаешь, обживаешься. И понимаешь: ничего страшного тут нет. Что такое колония? Пионерлагерь «Артек». В армии мне было намного хуже».

Сотрудник детской (воспитательной) колонии в свою очередь рассказывал, как к ним привозили подростков из неблагополучных семей, стоящих на учете в детской комнате милиции. Их пытались напугать, а им понравилось. «Здорово тут у вас, – говорят. - Постели чистые и кормят каждый день».

Не всякого в России колонией напугаешь. Вот и приходится ФСИНовцам использовать пытки в качестве дополнительного наказания.

Поэтому прогноз неутешительный. Сейчас после скандала чуть-чуть притихнут, а потом начнут бить опять. Может быть не дубинками, а чем-то еще. Но бить будут точно.

Напоследок – пару слов о юноше-следователе, который, просмотрев видеозапись избиения Евгения Макарова, вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, а потом, как говорят, уволился из Следственного комитета [прим.ред. следователь СО по Заволжскому району Ярославля Радион Свирский]. Мне кажется, что вынести это постановление его заставили.

Говорить о процессуальной самостоятельности следователя сегодня могут или люди, абсолютно оторванные от наших реалий, или демагоги. Почти все постановления следователей подписывают их непосредственные начальники – руководители следственного отдела, а некоторые постановления еще и прокуроры. Ты можешь бесконечно долго ходить к начальству, но тебе будут бросать на стол твои же бумаги и говорить: «Идите и примите законное решение». Будут бросать до тех пор, пока ты не напишешь то, что хочет твой начальник.