Леонид Шалимов – про перенос пуска "Союза" и планы на будущее

На модерации Отложенный

19 мая коллективу «НПО Автоматики» представят нового генерального директора, которым, скорее всего, станет выходец с предприятия, министр промышленности Свердловской области Андрей Мисюра. Накануне официального назначения интервью Znak.com дал уже бывший генеральный директор предприятия Леонид Шалимов, руководивший «НПО Автоматики» больше 20 лет. Он рассказал подробности о причинах переноса запуска ракеты «Союз» на космодроме «Восточный», о своем преемнике, а также о новом проекте для Минобороны и о трудностях с финансированием в военно-промышленном комплексе.

Сам Шалимов пока по-прежнему работает в кабинете генерального директора на первой территории «НПО Автоматики» в здании в центре Екатеринбурга. В его кабинете стоят награды «Роскосмоса», фотографии семьи, сувениры из поездок. На стене рядом с флагом России висит фотография запуска ракеты. В августе Шалимову исполнится 70 лет, из них более 40 лет он работает на предприятии.

«Это была штатная ситуация»

— Что произошло на космодроме «Восточный» 27 апреля, когда был перенесен пуск ракеты «Союз-2.1а»?

— Можно считать, что была штатная ситуация. Это был первый старт летно-конструкторских испытаний для космодрома «Восточный». В самой ракете мы заменили цифровую вычислительную машину, которая управляет полетом. Если раньше она весила 26 кг, то теперь всего шесть. Представляете разницу? Это абсолютно новая разработка, которую надо было внедрять, что мы и сделали. И в итоге машина выполнила свою задачу изумительно.

— Но пуск произошел все-таки со второго раза. Что произошло с кабелем, из-за которого, как считается, случился сбой?

— Расскажу с самого начала. Мы перешли на электронное проектирование. Это значит, что разработчик для каждой детали, в том числе и для кабелей, создает документацию в электронном виде, и система, используя эти документы, автоматически формирует программы для проверки соответствия. Документация на кабель, который использовался в итоге при пуске 27 апреля, была изначально выпущена с ошибкой. Система оттранслировала это в файл для проверки и приняла кабель с ошибкой как соответствующий норме. Ошибка вскрылась еще год назад при распайке уже второго кабеля, ее обнаружила монтажница, которая тут же получила за это премию. Она доложила об этой ситуации технологу, он – разработчику, а разработчик уже в свою очередь выпустил извещение о коррекции документации. В этом извещении должно было быть указано, что и первый кабель нужно доработать, но в документе ничего про это не было написано. В итоге недоработанный кабель попал на стартовую позицию. Во время старта система моментально обнаружила ошибку и отменила пуск. Заранее сделать это было невозможно, речь идет о проверке на участке необратимых операций. Для нас это стандартная ситуация, потому что мы четко закладываем в систему управления проверку правильности всего оборудования при проведении предстартовой подготовки. 

— После того как система отменила пуск, сколько времени вам потребовалось, чтобы понять, в чем причина?

— Сначала подозревалась вся цепочка, потом мы начали сужать круг, и через два-три часа мы поняли, что весь вопрос в кабеле. Когда мы это поняли, мы просто заменили этот кабель. Обычно подобные вещи регулируются в рабочем режиме: мы докладываем о причинах отмены пуска госкомиссии, докладываем, что устранили ошибку, и если у членов госкомиссии нет вопросов, пуск происходит на следующий день.

— Но в этом году из-за переноса пуска вице-премьеру Дмитрию Рогозину объявили выговор, главе «Роскосмоса» Игорю Комарову – строгий выговор, вам – о неполном служебном соответствии, и в итоге вы ушли с должности генерального директора «НПО Автоматики». Как вы считаете, если бы президент Владимир Путин лично не присутствовал на космодроме, реакция на перенос пуска могла быть мягче?

— Мое личное мнение: если бы не было Владимира Владимировича, никто бы не обратил на этот момент никакого внимания. Мы бы решили этот вопрос в рабочем порядке на заседании государственной комиссии. Первый старт – это летно-конструкторские испытания, ты всегда имеешь право на ошибку. Не на аварию, а на ошибку. И я подчеркиваю, что аварии никакой и не было, все сработало штатно.

Сергей Гунеев/РИА Новости

— В федеральных СМИ писали, что Путин после неудачного пуска устроил «настоящий разнос». Как это было?

— Во-первых, что такое разнос? Наверное, каждый человек имеет право возмущаться и высказать свое мнение. Я учу своих подчиненных, что в ракетно-космической технике мелочей не бывает. К сожалению, молодое поколение больше верит электронике. И во-вторых, про неудачный пуск не было ни слова, есть перенос пуска на следующий день.

— Вы вообще как-то сказали, что главная проблема космической отрасли – дураки.

— Это я про аварии, имея в виду то, что ракету не догонишь, чтобы исправить. И всегда нужна система, которая не пропускает возможные ошибки. Чтобы какой дурак что ни наворотил, система должна остановиться в случае ошибки и дать возможность умным людям все исправить. У нас сейчас все так и работает. Если бы у нас не было такой системы, мы бы действительно очень сильно рисковали созданием аварийных ситуаций.

— Почему вы написали заявление о добровольной отставке 5 мая, хотя тогда спецкомиссия по расследованию инцидента на «Восточном» еще не сделала окончательные выводы?

— Чтобы им было проще работать. Должен же кто-то отвечать за эти нелепые ошибки. Вот и все. Я принял решение и написал заявление.

— Независимо от ситуации на «Восточном», вы собирались это сделать в ближайшее время?

— В принципе, я хотел запустить еще один заказ. Нужно было максимум еще два с половиной года. Это интересный и значимый проект для России, поэтому я хотел на нем поставить победную точку.

— Что это за проект?

— Это новая ракета для Минобороны. Подробности не могу рассказывать. Но это значимая работа, и я в нее уже втянулся, думал, что, запустив ракету, я оставлю хороший задел на будущее предприятия. Но ситуация на «Восточном» подтолкнула принять решение об отставке раньше. 

— Как вы относитесь к тому, что сотрудники «НПО Автоматики» собирали подписи против вашей отставки и очень эмоционально переживали вашу судьбу?

— Это все личные чувства людей. Я уже написал в газету НПО, что благодарен всем за сочувствие. Но только один человек меня пожалел. Он сказал: «Наконец-то у тебя закончились 20 лет каторги». Так что наконец они закончились, а личные чувства не повлияли бы на мое решение.

— То есть вы не видите в этой ситуации политического заказа, чтобы сместить вас с руководящей должности?

— Нет. Я думаю, что этот вариант полностью исключен. Сама по себе ситуация на «Восточном» и ее последствия были неожиданными для всех, поэтом начали обсуждать разные теории. Но я не думаю, что это заговор инопланетян, потому что мы летаем в космос. Ситуация шла своим чередом. Так получилось.

— Вашим преемником называют министра промышленности Андрея Мисюру. Как вы относитесь к этому варианту?

— Я не сомневаюсь в том, что у меня есть замена. Я считаю, что любой здравомыслящий человек должен готовить себе такого преемника, который бы потом не развалил дело. Поэтому по поводу возвращения Андрея Васильевича на предприятие могу сказать одно: главное, чтобы он сам оценил свои возможности правильно. Я уже охарактеризовал работу директора как каторгу. Мало кому хочется идти на каторгу, хотя все считают: что тут сложного порулить предприятием? Сел в кресло, посидел, вышел – раздал поручения. Это как в анекдоте. Марья Ивановна встречает Вовочку и говорит: «Вовочка, ты генерал? Ты же вообще ничего не знал в школе!» Вовочка ей отвечает: «Я и сейчас ничего не знаю. Я приезжаю в часть, мне докладывают, я говорю: “Ничего не знаю, чтоб к утру было готово”». И вот примерно так работу директора многие и представляют.

«Проект «Союз-5» временно приостановлен»

— Вы пришли на «НПО Автоматики» в 1970 году, в 24 года. С чего началась ваша работа?

— Да, я пришел на «НПО Автоматики» рано. Меня постоянно пытались куда-то захапать: мне пришлось какое-то время быть секретарем комитета комсомола, хотя я сначала отказывался. Почти год я этим занимался. Потом у меня была интересная работа, связанная с вопросами ограничения стратегических вооружений с Америкой. Но эта тема попала под нож, и в 1989 году я стал председателем профкома. Так как я понятия не имел, что такое профсоюз, работу я строил по примеру канадского профсоюза. 

— В чем отличие по сравнению с советской системой?

— Там были более жесткие правила и по отношению к коллективу, и к администрации. Например, ты не имел права поступить на предприятие, пока не станешь членом профсоюза. Позже я организовал филиал «НПО Автоматики», который назывался «Автоматика для цветной металлургии». И первой работой была система электролиза алюминия для Богословского алюминиевого завода. Ее, кстати, с удовольствием вспоминает Сысоев Анатолий Васильевич, который был тогда директором. А потом мне предложили стать замгендиректора по экономике. Это было в 1992 году.

Пуск ракеты-носителя «Союз 2.1а» с космодрома «Восточный»Пуск ракеты-носителя «Союз 2.1а» с космодрома «Восточный»Игорь Агеенко/РИА Новости

— Помните ваш первый пуск ракеты?

— Конечно, помню. Если говорить о первом пуске боевой ракеты, это было 19 ноября 1997 года на наземном стенде. Потом на космодроме в Плесецке 8 ноября 2004 года был первый пуск ракеты «Союз-2». Первый пуск под моим руководством был, когда мы ходили на корабле, сопровождающем подводную лодку. Очень хорошо помню: стою на корабле и вдруг – такое зарево и из моря взмывает ракета. Это просто потрясающе. Наверное, мне в жизни очень повезло с профессией. Я очень люблю пуски, я по специальности ракетчик. За последние 12 лет у нас было более 50 пусков, и я присутствовал почти на всех.

— Что сейчас происходит с проектом «Союз-5»? Продолжаются работы?

— Нет. Проект «Союз-5» временно приостановлен. Конечно, нужно, чтобы он все-таки был. Обязательно надо, чтобы у нас было по крайней мере два разработчика ракет-носителей. Когда люди стремятся к монополизму – это хорошо. Но когда кто-то пользуется монопольной продукцией – это плохо. Мы же не зря говорим, что надо как-то ограничивать монополистов. Поэтому иметь одну ракету и одного производителя ракет – это гибельно для ракетно-космической отрасли.

«Получить госзаказ – как выиграть лотерейный билет»

— Какая сейчас структура заказов на «НПО Автоматики»? Раньше вы говорили, что треть занимают заказы «Роскосмоса», еще треть – Минобороны и остается треть для гражданской продукции.

— К сожалению, сегодня ситуация хуже. Потому что пока Минобороны занимает долю 50%, а «Роскосмос» и гражданская продукция – по 25% соответственно. Я считаю, что на любом предприятии должна быть диверсификация продукции. Деление на трети в нашем случае – это оптимально. Все понимают, что заказы Минобороны – определенная конъюнктура. Они зависят и от международной обстановки, и от наличия бюджетных средств, и еще от многих факторов. Получил госзаказ – радуйся, потому что, можно сказать, что ты выиграл лотерейный билет.

— Что происходит с рынком гражданской продукции и импортозамещением?

— Здесь сама постановка задачи по импортозамещению абсолютно неправильная. Предприятия составляют длинные списки, в которых прописано, какое зарубежное оборудование они используют. Нам говорят: «Предложите нам такую же продукцию. И если она будет качественнее и дешевле, мы ее купим». Но подождите, стоимость высокотехнологичного оборудования может исчисляться сотнями миллионов рублей. Мы не можем выкинуть эти деньги просто так, безо всяких гарантий. Система должна быть построена по-другому. Предприятия должны формулировать конкретные технические задания и потом, если это необходимо, проводить конкурс среди предприятий, готовых выполнить заказ. Так мы вкладывали собственные средства в производство электровозов, договорившись с РЖД, что их будут закупать. 

— В прошлом году вы говорили, что объем производства на «НПО Автоматики» вырос на 27%. Какие прогнозы на этот год?

— Этот год, думаю, будет очень тяжелым, и увеличения объемов производства ждать не стоит. Проблемы связаны в том числе с федеральным законом об «окраске счетов», который был принят для контроля средств гособоронзаказа, но в итоге он замедляет работу. Раньше мы компенсировали финансовые разрывы кредитами, но теперь ситуация с финансированием непонятная. Весь военно-промышленный комплекс эту тему без конца обсуждает. На последнем съезде союза машиностроителей в Москве нам обещали, что поправки в законодательство будут внесены в Госдуму в мае, но до сих пор этого так и не произошло. В итоге будут корректировки в вопросе формирования прибыли, а прибыть – это инновационное развитие и социальные программы.

— Социальные программы придется сократить?

— Да, какие-то социальные программы придется урезать. Мы, например, уже ограничили премиальный фонд, и заработная плата наверняка в этом году не вырастет. Это, конечно, плохо. Я недавно читал одного экономиста в «Российской газете», который сказал, что замораживание зарплат нас подхлестнет в части развития промышленности. Наверное, это какой-то очень крутой экономист. Но есть такое понятие, как покупательная способность. И если она тормозится, откуда будет рост?!

«Надо успеть реализовать все задумки»

— На территории «НПО Автоматики» несколько лет назад был запущен технопарк для небольших предприятий, которые занимаются инновациями для промышленности. Как вы оцениваете эффективность его работы?

— Мы вообще никогда не собирались делать технопарк, потому что для лозунгов я ничего никогда не делаю. Я просто объединил ряд приборостроительных предприятий, которые были практически выходцами с «НПО Автоматики». Это произошло около 15 лет назад. Тогда и не говорили про технопарки. Я просто решил, что нам нужно решать ряд проблем, которые возникают у предприятий. Это помогает, в частности, получить синергетический эффект. Например, есть возможность начать выпускать новую продукцию или, объединив усилия, выйти на новый рынок. Если на каком-то предприятии начинается спад, я приглашаю директора, спрашиваю, что случилось. Мы вместе думаем, на что обратить внимание, и он оживает. Бывает так, что у компании есть ресурсы, но она просто не знает, куда их приложить. Мне не хочется шумихи, мне хочется просто работать. Чтобы были новые продукты, чтобы импортозамещение было не просто лозунгом, а реальным делом. Лозунги – это, видимо, наше наследство, которое осталось от СССР. У нас почти на каждый случай был лозунг. Например, месячник ударного труда. Что это значит? Что мы один месяц работаем ударно, а 11 просто лежим и ничего не делаем?

— В рамках программы Уральской инженерной школы вы занимаетесь подготовкой кадров для промышленности. Это не просто лозунги?

— Нет. Я всегда говорил, что ЕГЭ гораздо вреднее, чем коррупция в школах. Потому что у людей просто отбивают умение логически думать. А все понимают, что инженер – это логик, это не просто заучивание инструкций и методик. Но бороться с этим бесполезно. Гораздо эффективнее создать систему, при которой мы сможем зажигать интерес к инженерному делу у детей еще в школе. Мы последовательно идем по этому пути. Договорились о том, что предприятия будут курировать школы, кружки по робототехнике. С вузами мы тоже работаем. Когда я начинаю читать лекции первому курсу в Уральском федеральном университете, бывает, звучат робкие вопросы: «Мы все на «НПО Автоматики» работать пойдем?» Но у меня нет такой задачи. Я ставлю задачу, чтобы студенты стали инженерами, разбирающимися в системах управления. Тогда они смогут работать везде, где им понравится, в том числе на «НПО Автоматики».

— Вы официально вступили в должность советника генерального директора «НПО Автоматики»?

— Вступил. Только генерального директора пока нет. Я его жду, он должен быть назначен 19 мая.

— Вы планируете передать дела и уйти или останетесь на предприятии?

— У меня столько интересных задумок! Надо успеть их все реализовать. Многие вещи не доделаны на «НПО Автоматики», у меня все руки не доходили из-за ракетной техники. 

— Что, например?

— Например, с РЖД мы работаем только по транспорту. Хотелось бы и другие направления развивать. У меня все-таки есть тяга к железной дороге. Там дисциплина, как в военно-промышленном комплексе. Очень много интересных работ, которые не сделаны в горнодобывающей промышленности. 

— В Свердловской области в шахтах «Русала» в основном зарубежное оборудование.

— Да. Но у нас есть возможность сделать оборудование, которое нужно «Русалу». При этом лучше и дешевле. Нужно просто договариваться.