Россия в XXI веке будет сословным государством?

Во вторник о серьёзных законодательных инициативах по части борьбы с коррупцией объявил премьер-министр Путин. В четверг о серьёзных законодательных инициативах по своей части объявил председатель ВАС Иванов. Темы инициатив, как вы видите, очень разные. Разные, на мой взгляд, и градус новизны, и качество: антикоррупционные инициативы премьера лежат в русле общих ожиданий, инициативы главы ВАС достаточно радикальны; против предложений премьера, по существу, нечего возразить, против предложений судьи — очень даже есть. Однако, присмотревшись, с изумлением находишь в обеих пачках новаций общий знаменатель: обе они, будучи реализованы в нынешнем виде, сработают на дальнейшее расслоение общества. Прямых указаний на неравенство прав нотабля и простолюдина там, конечно же, нет, но известно же: не всяко слово в строку пишется. Читать надо уметь.

Итак, премьер Путин поручил срочно подготовить законопроекты, вводящие в дополнение к декларированию доходов ещё и декларирование расходов депутатов и чиновников. Уже 20 апреля премьер хочет представить проект Думе — с тем, чтобы с 2012 года новый порядок уже действовал. Поэтому о подробностях контроля над расходами гадать нет смысла: скоро всё станет известно. Судя по инсайдерским комментариям, чиновнику предложат отчитываться в расходах, превышающих его «белый» годовой доход, а главное — в контексте чиновничьих деклараций появятся отсутствующие там сегодня слова уголовная ответственность и конфискация. Понятно, что скрытое противодействие таким новшествам будет чрезвычайно интенсивным, но если их всё-таки удастся ввести в силу, эффект может оказаться весьма заметным. Даже при умеренном рвении контролёров начнёт сокращаться число режущих глаза примеров особенно наглого воровства: глядишь, и перестанут милицейские капитаны разъезжать на «лексусах», а чиновники коммунхоза — возводить трёхэтажные особняки. И прекрасно.

Только надо отдавать себе отчёт в том, что крупных коррупционеров это не коснётся — большие траты они и сейчас нередко проводят через офшоры, а при контроле над расходами будут проводить только там. А таких вещей наши декларации не ловят в принципе. Наверное, многие помнят, как испанский судья арестовал испанскую же виллу видного депутата Думы. Кто-то попытался раздуть скандал: смотрите, в декларации-то у него нету никакой виллы! Но друзья депутата скандал пресекли на взлёте: эта вилла в декларации депутата была; теперь её нету, поскольку депутат переписал её на принадлежащее ему юрлицо… Предлагаемое закручивание гаек приведёт лишь к тому, что впредь виллы у таких депутатов в декларациях даже мелькать не будут — и не придётся рассказывать, откуда деньги на их покупку. Большинству же мелких коррупционеров офшорные операции всё-таки не сродны. Пока мы не введём законодательный запрет чиновникам на пользование офшорами — и не научимся следить за его соблюдением, — сети деклараций будут отлавливать исключительно мелочь.

К тому же эффекту, то есть к не формальному, но фактическому предоставлению крупным субъектам гораздо большей свободы, чем мелким, ведёт одно из смелых предложений главы Высшего арбитражного суда.

Г-н Иванов говорит: «Эффективность современного судопроизводства снижается из-за присутствия непрофессионалов. Мы считаем необходимым уже в ближайшие годы перейти к ведению дел в арбитражных судах только через адвокатов, что потребует введения ограниченной адвокатской монополии». Никаких оснований для этого гордого намерения оратор не приводит: считаем необходимым — и баста. А ведь общество считает иначе. Напомню: в 2002 году, при вступлении АПК в силу, правом на защиту интересов организаций в суде обладали только адвокаты и штатные юристы организации — и эта норма была вскоре отменена как нарушающая права хозяйствующих субъектов. Чтобы теперь с избытком восстановить её, нужны хоть какие-то основания. А нам говорят: эффективность снижается… Так приведите хоть какие-нибудь случаи, когда участие в арбитражном процессе не-адвоката скверно сказалось на ходе и (или) результате слушаний. Я, например, таких случаев не знаю; вы знаете — расскажите, да заодно докажите, что ваши случаи типичны. И докажите, что адвокатское сообщество созрело для получения частичной монополии, — ума не приложу, как вы это сделаете. Не хотел бы порочить российскую адвокатуру в целом, но любой практик знает десятки случаев, как адвокаты сдавали своих клиентов с потрохами, сознательно вредили интересам своих клиентов, торговали конфиденциальными сведениями о них. В развитых странах, на которые так любят ссылаться новаторы, за одно лишь подозрение в подобных подвигах адвокаты лишаются лицензий; наши же — только круче задирают носы. Какую им монополию? им впору большую чистку устраивать!

Если же, несмотря на возражения публики (в том, что они будут, нет сомнений), затея г-на Иванова реализуется, результат легко предсказуем. С этого момента ни одна мелкая фирма уже никогда не выиграет серьёзного спора ни у крупной фирмы, ни у госструктуры. А со временем небольшие хозяйствующие субъекты поймут, что и между собой им в арбитраже тягаться накладно, — вот и пойдут из сияющих чертогов правосудия прочь. Кто к третейским судьям, кто к бандитам. А к Иванову будут ходить одни только нотабли; ради них арбитражные судьи, так уж и быть, поработают — в сугубо профессиональном, очищенном от профанов кругу.

Обе изложенные новации: и полезная, и вредная — сепарируют крупняк. И если в связи с арбитражной новацией мы говорим о поражении малых субъектов рынка в правах, то в первом случае ничего подобного не происходит (воровать даже по мелочи правом не является), и можно прямо говорить об ожидаемом оздоровлении обстановки — в тех кругах, где и черпает свои впечатления широкая публика. Да ведь и от арбитражной сепарации можно, пожалуй, ждать — в тех же общественных слоях — некоторой пользы: третейские суды, куда кинется малый бизнес, хороши тем, что не так строго контролируются первой властью. Другое дело, что в обоих случаях мы говорим о благих сторонах жизни сословного государства; а рассчитывать на долгое существование сословного государства в XXI веке — ну, не знаю. Трудно себя заставить.