Революция "за императора": реформы островитян

Первый трамвай в Японии появился в 1885 году в Киото — старой императорской столице. К этому времени японцы уже научились прагматично заимствовать лучшие достижения Запада, «не теряя своего лица» (в чем поначалу обвиняли императора Мэйдзи).

8 июля 1853 года на рейде бухты Суруга, к югу от административной столицы Японии, города Эдо (ныне Токио), неожиданно появилась американская военная эскадра коммодора Мэтью Перри, в составе которой было два паровых фрегата. Японцы сразу окрестили невиданные махины «черными кораблями» (корофунэ) за смоляные борта и облака дыма, поднимающиеся из труб. Дюжина предупредительных орудийных выстрелов продемонстрировала островитянам, что американцы шутить не намерены. Шлюпка доставила Перри и его матросов на берег…

Для Японии это было событием экстраординарным — 200 лет нога иностранца не ступала на ее землю. Лишь на маленьком островке Дэсима в бухте Нагасаки заморским купцам разрешалось открывать фактории, да и то только голландским и китайским. Перри вез с собой послание американского президента Милларда Филмора императору Японии Комэю, в котором тому настоятельно рекомендовалось установить дипломатические отношения с США. В случае если японцы не пойдут на переговоры, коммодор был уполномочен начать бомбардировку Эдо.

Принуждение к дружбе

Японская сторона попросила время на обдумывание предложения (а по сути ультиматума) американцев. Те согласились, предупредив, что вернутся через несколько месяцев и, если Япония станет упорствовать, начнут полномасштабные боевые действия. Война не сулила Стране восходящего солнца ничего хорошего — еще свежа была на Дальнем Востоке память о сокрушительном поражении, которое нанесли англичане огромной Китайской империи в первой «опиумной войне» (1840– 1842). Поэтому, когда 13 февраля 1854 года корабли Перри вновь появились в бухте Суруга, японцы проявили сговорчивость и 31 марта в местечке Иокогама был подписан так называемый Канагавский (по названию княжества) договор. Америка получила режим наибольшего благоприятствования в торговле, для ее кораблей Япония открыла несколько портов, в которых были учреждены американские консульства.

Большинство японцев соглашение, навязанное «заморскими дьяволами», или «варварами», встретили в штыки. Недовольство было направлено не столько на императора Комэя, обладавшего лишь номинальной властью, сколько на сёгуна Иэсаду, настоящего правителя Хонтё — Божественной страны.

Воины, лишенные войны

Сёгунат представлял собой уникальный социальный институт, нигде кроме Японии не встречавшийся. По сути это была наследственная военная диктатура. Политическая власть в стране принадлежала наиболее сильному в данный исторический период аристократическому клану, который выбирал из своих рядов «главнокомандующего» — сёгуна. Он вместе с бакуфу («ставкой»), выполнявшей роль правительства, и правил Японией. Власть свою он, как правило, передавал по наследству. Основание под такую практику подводилось следующее: император — сын богини солнца Аматэрасу — фигура священная, и потому он не должен опускаться до мирских забот.

В 1603 году власть в Японии захватил клан Токугава. Он опирался на часть крупных феодалов (фудай даймё). Остальных же феодалов — даймё, которые в эту группу не входили, Токугава жестко контролировал. В частности, они обязаны были оставлять в Эдо кого-то из ближайших родственников в качестве заложника (система санкин котай) и раз в два года проводить несколько месяцев со своим двором в Эдо или его окрестностях. Долгое время власть Токугавы оставалась незыблемой, но с середины XVIII века режим стал стремительно терять поддержку военного (самурайского) сословия. После того как с воцарением Токугавы прекратились междоусобные войны, большинство самураев (а это 5% населения) остались не у дел. Кто-то занялся торговлей или ремеслом (тщательно скрывая свое самурайское происхождение, поскольку такое «падение» считалось позором), но очень многие превратились в ронинов («бродяг»), то есть в воинов, потерявших сюзерена, а значит, и лишившихся средств к существованию. К середине XVIII века ронинов насчитывалось более 400 000. Они промышляли разбоем, заказными убийствами, организовывали заговоры, становились во главе крестьянских восстаний — в общем, представляли собой дестабилизирующий элемент. Феодалы-даймё пытались бороться с маргинализацией военного сословия, но у них просто не хватало на это средств. Обязанность подолгу оставаться вместе с двором в Эдо выливалась в гигантские расходы, достигавшие зачастую 90% годового дохода феодала. Так что содержать он мог лишь небольшое число самураев, да и тем приходилось постоянно уменьшать рисовый паек (эквивалент жалованья). Недовольны были все — и самураи, и феодалы, не входившие в ближайшее окружение сёгуна. В этих условиях оказалась востребованной идея реставрации императорской власти, то есть передачи управления страной в руки микадо, как это было в «старые добрые времена». Вызрела она в среде императорских придворных, кугэ, и нашла отклик не только у представителей высших сословий, но и у задавленных податями крестьян. Им приходилось отдавать до 70% урожая, и это не считая налогов на двери, окна, ткани, детей женского пола и т. п. Чтобы все заплатить, деревенские жители вынуждены были брать деньги в долг, и в результате очень многие оказались в кабале у ростовщиков и торговцев. Но и эту категорию, в руках которой было сосредоточено до 60% богатств страны, режим не устраивал. В окостенелой системе эпохи Токугава «денежные мешки» занимали одну из нижних ступеней на социальной лестнице. Им запрещалось носить имена, хотя бы отдаленно напоминающие княжеские, селиться в районах, где проживали самураи, носить богатые одежды и т. п.



Долой сёгуна

В Японии середины XIX века недоволен властями был чуть ли не каждый третий. Заключение неравноправного договора с Америкой значительная часть населения расценила как свидетельство полной несостоятельности сёгуната Токугавы. Но поделать с этим сёгун Иэсада и председатель бакуфу Ии Наосукэ ничего не могли: занять жесткую позицию по отношению к Западу было бы чистым самоубийством, что продемонстрировала начавшаяся в 1856 году вторая «опиумная война», в которой Китай потерпел сокрушительное поражение. «Публика, — писал Ии Наосукэ, — считает храбрецами тех, кто громко кричит об изгнании иностранцев, и трусами тех, кто стоит за мир. На мой взгляд, храбрость кричащих о войне без всякой надежды на победу можно сравнить только с храбростью диких кабанов и тигров, свирепость которых проистекает скорее из страха, чем из настоящей храбрости». В 1858 году бакуфу пришлось заключить еще несколько неравноправных договоров, получивших название Ансейских. По ним Япония теряла право самостоятельно менять размер пошлин на ввозимые товары, а также судить по своим законам иностранцев (это стало прерогативой консула соответствующей страны), совершивших преступление на ее территории.

На сей раз одним недовольством дело не обошлось. Начались поджоги домов сёгунских чиновников и купцов, ведущих торговлю с иностранцами. 24 марта 1860 года прямо у ворот Сакурада (сёгунского замка в Эдо) самураи из княжества Мито напали на кортеж Ии Наосукэ и отсекли регенту голову. Ее пришлось пришить к туловищу — иначе позора было не избежать (хоронить без головы можно было только преступников). За этим последовала серия убийств «длинноносых», то есть европейцев, так что дело чуть было не дошло до войны с Англией. В 1862 году оппозиция перешла к более масштабным действиям. Так, в Киото, где находился дворец императора, вошел тысячный отряд самураев из княжества Сацума, потребовавший отречения сёгуна и передачи власти микадо. Но во всеобщее восстание это выступление не вылилось, поскольку командиры отряда не проявили решимости и в конце концов вывели самураев из города. Страна явно балансировала на грани гражданской войны. Первое столкновение войск сёгуна с повстанцами произошло в 1863 году в том же Киото, куда явился отряд самураев из мятежного княжества Тёсю. Он был разбит. После этого наступило относительное затишье, продлившееся до 1866 года.

Во главе партии, противостоявшей Токугаве, стояли аристократы-кугэ, непосредственное же руководство восставшими, среди которых было много крестьян, осуществляли самураи южных княжеств Сацумы, Тёсю и Тосы, испокон веков враждовавших с домом Токугава. Кормили и вооружали оппозиционеров торговцы и ростовщики. На флагах восставших был начертан девиз: «Почитание императора и изгнание варваров!» Последний тезис вовсе не означал, что противники Токугавы все как один выступали за полное прекращение контактов с внешним миром. Вопрос ставился иначе: каковы пределы уступок Западу? Лидеры восставших прекрасно понимали, что политика изоляционизма губительна для страны, что Японии необходима модернизация, в ходе которой следует в максимальной степени использовать опыт Запада. В частности, среди самураев было немало людей образованных, интересовавшихся западными достижениями в области военного искусства. Они создавали отряды кихэйтай («необычных солдат»), в основном из крестьян и горожан, обученных ведению боя на европейский манер. Эти отряды и стали впоследствии ядром японских регулярных вооруженных сил.

Пока противники режима действовали каждый на свой страх и риск, армия сёгуна легко с ними справлялась, но когда в 1866 году южные княжества Сацума и Тёсю заключили военный союз, войска Токугавы стали терпеть одно поражение за другим. Ко всему прочему в июле сёгун Иэмоти скончался.



Жертва Токугавы Ёсинобу

Его преемник Ёсинобу оказался более ответственным политиком. Дабы страна не погрузилась еще глубже в пучину гражданской войны, он остановил боевые действия и попытался договориться с оппозицией, но та заняла жесткую позицию — власть должна перейти к императору. И тогда Ёсинобу совершил поистине рыцарский поступок —15 октября 1867 года отказался от полномочий сёгуна. «В настоящее время, — писал он, объясняя сторонникам свое решение, — по мере того как наши отношения с внешним миром все более и более развиваются, государство может распасться на составные части, если не будет управляться единой центральной властью. Поэтому необходимо изменить старый порядок вещей, вернуть суверенную власть императору, широко развить деятельность совещательных учреждений, добиться, чтобы решения по вопросам политики принимались императором при поддержке всего народа, и тогда Японская империя будет в состоянии поддержать свое достоинство и положение среди других государств мира».

3 февраля 1868 года отречение Ёсинобу было официально утверждено микадо в «Манифесте о реставрации императорской власти». Однако император сохранил за последним сёгуном все вотчины и уполномочил его руководить правительством, пока не будет решен вопрос о новой системе власти. Это не устроило многих радикалов. В Киото собралась целая армия решительно настроенных феодалов и самураев, во главе которых встал герой почти всех сражений с войсками сёгуна Сайго Такамори. Лозунг недовольных был простой: лишение бывшего сёгуна всякой власти, передача императору всех земель клана Токугава, а также казны бакуфу. Оскорбленный и униженный Ёсинобу вынужден был покинуть город и перебраться в Осаку. По весне он двинул свою армию на Киото. Решающая битва состоялась недалеко от Осаки и продолжалась четыре дня. Несмотря на то что силы сёгуна в три раза превосходили по численности армию сторонников императора, Ёсинобу потерпел поражение. Его воины были вооружены старыми фитильными ружьями, скорострельность которых была в десять раз ниже, чем у винтовок Спенсера, из которых вели огонь солдаты противника. Ёсинобу бежал в Эдо, но в конце концов решил сдаться. Его отправили в родовой замок Сидзуока на востоке Японии, который бывшему сёгуну было запрещено покидать. Впоследствии запрет был снят, Ёсинобу вернули небольшую часть бывших владений, дававших приличный доход. Остаток жизни он провел в маленьком городке Нумадзу на побережье залива Суруга, выращивая чай, охотясь на кабанов и занимаясь фотографией.

Еще полтора года у властей ушло на подавление небольших очагов сопротивления сторонников Токугавы на северо-западе страны, но к маю 1869-го вся Япония признала власть императора. События 1867–1869 годов получили в истории название Мэйдзи исин (реставрация Мэйдзи). Мэйдзи («просвещенное правление») — девиз правления занявшего трон в 1867 году, то есть в самый разгар описываемых событий, юного императора Муцухито, на долю которого выпала нелегкая миссия модернизации страны.

Преданные императором

Она началась с учреждения в июне 1868 года нового центрального органа управления, заменившего бакуфу, — палаты большого государственного совета, разделенного на три сектора: законодательный, исполнительный и консультативный. Кандидатов в него из числа кугэ, феодалов-даймё и самураев, принимавших активное участие в свержении сёгуната, выдвигали кланы, а император их утверждал. При этом феодалы, хоть и признавали власть императора и госсовета, по сути оставались полноправными хозяевами в своих вотчинах, что было чревато новыми междоусобицами.

И в 1868 году Муцухито предложил даймё добровольно вернуть земли императору, которому они якобы принадлежали в незапамятные времена. Взамен князьям выплачивалась компенсация, назначался хороший годовой оклад, а также предоставлялось право занять пост наследственного губернатора в бывшем своем владении. Иными словами, они практически ничего не теряли, но избавлялись от необходимости нести расходы по управлению княжеством, а также выплачивать содержание самураям (эту нагрузку взяло на себя государство). Кроме того, князьям теперь не нужно было тратить силы на борьбу с бандами самураев-ронинов, не пожелавших после войны вернуться к мирной жизни, — теперь это тоже становилось заботой правительства. И большинство даймё согласились с предложением императора.

Однако меньше чем через три года Муцухито сделал еще более решительный шаг, окончательно подорвавший позиции феодалов. 29 августа 1871 года вышел указ о ликвидации княжеств. Вместо них в стране создавалось 75 префектур во главе с чиновниками, назначаемыми императором. Так в Японии остался один хозяин. Эта реформа произвела эффект разорвавшейся бомбы, она даже получила название второй революции Мэйдзи. За ней практически сразу последовала третья: было отменено многовековое разделение общества на четыре сословия: самураев, крестьян, ремесленников и купцов, границы между которыми оставались практически непроницаемыми. Вводилось другое деление: высшее дворянство (кадзоку), дворянство (сидзоку), к которому были отнесены самураи, и остальное население (хэймин). Все сословия объявлялись равными перед законом, снимался запрет на заключение межсословных браков, ограничения на выбор профессии и на передвижение по стране (в эпоху Токугава далеко не каждый мог по собственному желанию покинуть земли своего князя), а простолюдины получили право иметь фамилию. Также японцам теперь разрешалось носить прически, какие им нравились. В Стране восходящего солнца прически были маркерами социального статуса. Теперь брить лоб и иметь пучок волос на макушке, как это было предписано самураям, мог каждый, что больно задевало гордое военное сословие. Народ даже обыграл эту «причесочную» реформу в шуточных куплетах. «Постучишь по выбритому лбу (то есть самурайскому) — услышишь музыку прежних времен. Постучишь по голове со свободно ниспадающими волосами (прическа ронинов) — услышишь музыку реставрации императорской власти. Постучишь по подстриженной голове — услышишь музыку цивилизации».

Обратная волна

Для японцев, привыкших воспринимать мир строго иерархически, сословная реформа оказалась сильным потрясением и сыграла не последнюю роль в формировании самурайской оппозиции, считавшей преобразования Мэйдзи слишком радикальными. Недовольство военного сословия, фактически приведшего Муцухито к власти, вызвали первые же шаги новой администрации. 14 марта 1868 года император, выступая перед князьями в киотском дворце Госё, подчеркнул, что для процветания страны готов «собирать знания по всему миру». Сие означало, что «заморские дьяволы» не будут, как было обещано самураям, изгнаны. Многие вояки восприняли это как измену делу, за которое они боролись. Притом что Муцухито отнюдь не форсировал процесс вестернизации, дух предпринимательства и западного индивидуализма, постепенно проникавший в Японию, шел вразрез с самурайским кодексом чести и потому военным сословием отторгался. Главное же — эта ничего не производящая социальная группа, в конце эпохи сёгуната еще как-то находившая себе применение, с появлением регулярной армии (1873) и введением всеобщей воинской повинности оказалась не у дел. Кто-то, смирившись с неизбежностью, становился чиновником, учителем или торговцем, но большинство не мыслили себя никем другим, кроме как воинами. Определенные надежды самураи связывали с планировавшимся «силовыми» министрами (Сайго Такамори и Итагаки Тайсукэ) захватом Кореи. Война дала бы им возможность продемонстрировать обществу свою полезность, к тому же они рассчитывали получить на завоеванных территориях земельные владения. И когда в 1874-м правительство отказалось от этого похода (только что созданная японская регулярная армия была еще слишком слаба, чтобы страна могла позволить себе поссориться с Китаем, считавшим Корею своим вассалом), большинство самураев восприняли это как личное оскорбление. Чашу их терпения переполнил вышедший 28 марта 1876 года указ, запрещавший дворянам носить оружие. В тот же год самураев лишили государственных пенсий. Взамен им выдали единовременную компенсацию в виде банковских облигаций со сроком погашения от 5 до 14 лет. Но прожить на эти выплаты было невозможно. По стране прокатилась волна самурайских восстаний. 24 октября 1876 года отряд «Симпурэн» («Лига Камикадзе», или «Союз Божественного Ветра») поднял мятеж в Кумамото на острове Кюсю. Около 200 человек захватили телеграф и префектуру. Пленных не брали, и от мечей, «карающих по воле Неба», погибли 300 человек, в том числе и губернатор провинции. Однако у восставших не было огнестрельного оружия, и правительственные войска быстро с ними справились. Большинство самураев сделали себе сэппуку. Почти сразу за этим вспыхнуло восстание еще в одном городе на острове Кюсю — Фукуока. Мятежники, называвшие себя «армией смертников за страну», не питали иллюзий по поводу исхода. Более того, они отдавали себе отчет в том, что Японии нужна вестернизация, но жить при новом порядке не хотели.

Самое же крупное так называемое Великое Сацумское восстание, ставшее для страны серьезным потрясением, вспыхнуло годом позже, в 1877-м. Руководил им уже упоминавшийся Сайго Такамори, послуживший прототипом князя Кацумото в фильме Эдварда Цвика «Последний самурай».
Приметы благородства
Сотрудник английской миссии в Эдо (Токио) Алджернон Митфорд набросал этот портрет молодого императора Муцухито после первой встречи с ним в 1868 году: «В то время это был высокий юноша с ясными глазами и чистой кожей; его манера держаться была очень благородной, что весьма подходило наследнику династии, которая старше любой монархии на земном шаре. На нем были белая накидка и длинные пузырящиеся штаны из темно-красного шелка, которые волочились по полу наподобие шлейфа у придворной дамы. Его прическа была такой же, как и у его придворных, но ее венчал длинный жесткий и плоский плюмаж из черной проволочной ткани. Я называю это плюмажем за неимением лучшего слова, но на самом деле он не имел никакого отношения к перьям. Его брови были сбриты и нарисованы высоко на лбу; его щеки были нарумянены, а губы напомажены красным и золотым. Зубы были начернены. Чтобы выглядеть благородно при таком изменении природной внешности, не требовалось особых усилий, но и отрицать в нем наличие голубой крови было бы невозможно».

Прощенный мятежник

Сайго Такамори принадлежал к обедневшему самурайскому роду из княжества Сацума. Он принял самое активное участие в Мэйдзи исин и в 1864-м стал командиром военного контингента Сацумы в Киото. Блестящий военачальник Сайго был произведен в маршалы и занял сразу несколько важнейших постов: военного министра, главного государственного советника, командующего императорской армией. С 1871 по 1873 год, когда большинство министров находились в поездке по странам Запада, Сайго фактически выполнял роль председателя правительства. Однако чем дальше, тем больше его позиция расходилась с политикой микадо. Такамори считал, что Япония идет на поводу у Запада, что она теряет национальную идентичность. А когда кабинет отказался от плана аннексировать Корею, Такамори вышел в отставку и поселился в своем родном городе Кагосиме, на юге Японии. Постепенно к нему стали стекаться самураи, не желавшие сотрудничать с властями. Сайго организовал школу, где они изучали Кодекс Бусидо, философию, каллиграфию, боевые искусства и стихосложение.

Правительство крайне подозрительно отнеслось к этой затее (как-никак число учеников школы превышало 10 000) и решило от греха подальше тайно вывезти из Кагосимы арсенал. Но самураи отбили его. Сам сэнсэй об этой акции ничего не знал и не имел намерений вступать в конфликт с правительством, но случившееся делало войну неизбежной. 17 февраля 1877 года армия Такамори (около 14 000 человек) двинулась на север, к Токио (так с 1868 года стал называться Эдо). На штандартах восставших было начертано: «Почитать добродетель! Сменить правительство!» Фигура микадо для самураев оставалась священной, и выступали они только против его окружения.

По пути Такамори попытался взять хорошо укреп ленный замок Кумамото — ключевой пункт на острове Кюсю. Гарнизон крепости упорно сопротивлялся, восставшие теряли время и несли огромные потери. Правительство отправило на помощь осажденным 46-тысячный корпус под командованием принца Арисугавы (бывшего соратника Сайго) и генерала Ямагаты. В нескольких битвах, разыгравшихся весной — летом 1877 года, армия мятежников была разгромлена, и правительственные войска стали быстро продвигаться к Кагосиме. Такамори с остатками своего отряда заперся в городе. Положение восставших было безнадежно, и, выдержав несколько недель осады, Сайго, дабы избежать гибели мирного населения, покинул Кагосиму и укрылся в пещере у горы Сирояма. По преданию, ночь накануне последней битвы соратники Такамори провели за игрой на сацумской лютне и сочинением стихов. Атака правительственных войск началась на рассвете. Такамори в первые же минуты сражения был ранен. Из боя его вынес на руках верный товарищ Бэппу Синскэ. У ворот хижины отшельника Сайго попросил положить его на землю. «Мой дорогой Синскэ, думаю, это место вполне подойдет». Сев лицом к северу, в сторону императорского дворца, Такамори сделал себе сэппуку, а Бэппу ударом меча отсек ему голову.

Сайго был обвинен в предательстве, но в народе он пользовался огромной популярностью. Спустя четырнадцать лет его реабилитировали и объявили национальным героем. Памятник Такамори стоит в парке Уэно в Токио. На его постаменте можно прочитать: «Заслуги нашего возлюбленного Сайго перед нацией не нуждаются в панегириках, ибо они засвидетельствованы глазами и ушами народа». Такамори в Японии и сегодня эталон «человека чести, носителя народного духа». Наследник российского престола Николай (будущий Николай II), совершая в 1881 году поездку по Стране восходящего солнца, так отозвался о Такамори: «Знать, за ним есть польза, и эта польза несомненно есть, это — кровопускание, через которое избыток беспокойных сил Японии испарился…» Действительно, в ходе восстания самые активные оппозиционеры погибли или были позже казнены, что позволило Мэйдзи довести реформы до конца, то есть до принятия в 1889 году конституции. Так что можно согласиться с Сайго Такамори и его сподвижниками, которые считали, что жертвуют собой ради императора. Вот одно из стихотворений, написанных мятежными самураями в ночь перед последней битвой: Я сражался за дело императора / Какая радость умереть подобно окрасившимся листьям, падающим в Цута / Еще до того, как их коснулись осенние дожди!

Неуспех антиправительственных выступлений в значительной степени объясняется тем, что крестьяне на сей раз не поддержали самураев, поскольку новая власть дала им очень много. В 1873 году завершилась аграрная реформа: из рук даймё земля перешла в собственность крестьянам, а вместо множества налогов остались один-два, да к тому же фиксированные.

Реформы — еще не революция

Революция Мэйдзи была для Японии событием не менее эпохальным, чем, скажем, для Франции революция 1789 года. Изменилось все: форма правления, формы собственности и социальная структура. Интересно, что проведенные в те же годы преобразования в России, при всей их масштабности, революцией назвать никак нельзя. Прежде всего потому, что они не были доведены до конца. Какие-то с самого начала носили половинчатый характер, какие-то помешала завершить гибель Александра II, и это предопределило поражение России в Русско-японской войне 1904–1905 годов. Так, в Японии крестьяне получили землю в собственность, что привело к быстрому возникновению капиталистических отношений в деревне и, как следствие, стремительному развитию производства не только на селе, но и в городе. В России же земля осталась по преимуществу в общинном пользовании, что тормозило развитие страны. Японская реформа образования (1872) также оказалась более радикальной — было введено обязательное начальное обучение, которое в России при Романовых так и не появилось.

Реформируя армию, японцы с самого начала опирались на опыт и технологии ведущих западных стран: Франции, Англии и Германии, в то время как российские власти считали, что они «сами с усами». Это пагубным образом сказалось и на качестве военной техники, и на уровне подготовки офицеров. В ходе Русско-японской войны 1904–1905 годов они проявили полное незнание современной тактики. Русские солдаты также оказались подготовлены к современной войне намного хуже японских: неграмотный солдат — плохой солдат. К тому же в армии микадо солдатам внушали, что каждый из них — самостоятельная боевая единица, обязанная проявлять инициативу. В русской же армии инициатива не поощрялась на всех уровнях.