Почему ХХ век у России был кровавым

Американский экономист Пол Грегори анализирует влияние институтов на экономические развитие России в конце XIX – начале ХХ века. Он приходит к выводу, что причина революции – так и не решённый крестьянский вопрос (85% населения). А закономерность для СССР и РФ: чем меньше иностранных инвестиций и технологий – тем более кровавая эпоха, т.к. ресурсы добываются за счёт сверхэксплуатации страны.

Американский экономист, профессор факультета экономики Хьюстонского университета Пол Грегори представил свою статью о взаимосвязи экономических реформ и политической системы России в сборнике «Экономическая история. Ежегодник. 2000» (РОССПЭН, 2001, стр. 7-97). Мы публикуем основные тезисы его работы:

- К середине XIX века Западная Европа и Британская империя имели 50-100 лет опыта современного экономического роста. Благодаря непрерывному росту производства на душу населения, континентальная Европа и Англия достигли беспрецедентного уровня благосостояния; трансформация аграрной экономики в индустриальную завершилась. Крестьянин больше не был там основным работником, им стал промышленный рабочий. И уровень рождаемости, и уровень смертности в процессе демографических изменений понизились, освобождая индустриальные страны от мальтузианских проблем, связанных с перенаселением и установлением заработной платы на уровне минимума средств к существованию. В 1861 году Соединенные Штаты были на пороге превращения в ведущую экономическую державу мира.

- Американский экономист российского происхождения Александр Гершенкрон применил свою модель относительной отсталости к России для объяснения революции 1905 года. Модель Гершенкрона рассматривает Россию как типичную страну, осуществляющую позднюю индустриализацию в условиях отсутствия необходимых предпосылок (т.е. при недостаточном уровне накопления национального капитала, отсутствии среднего класса и недостатке квалифицированных рабочих) с целью обеспечить быстрый промышленный рост после 1880 года. Неудача попытки создания частного рыночного сельского хозяйства ограничивала российский экономический рост и привела к тому, что крестьянский класс рухнул под тяжестью своих долгов в 1905 году. И только после 1905-го ошибки, совершённые при освобождении крестьян, были исправлены столыпинскими реформами, однако время было уже упущено, и слабая экономика царской России оказалась неспособна устоять в Первой мировой войне.

- Основным вкладом таких экономических историков, как Нобелевские лауреаты Дуглас Норт, Роберт Фогель и другие, было утверждение о том, что непрерывный экономический рост невозможен, пока экономические институты не приведены в порядок. Недостатки в функционировании институтов могут помешать успешному развитию экономики, обладающей потенциалом роста. Действительно, неудачи экономического роста в Латинской Америке, Азии и Африке вызваны институциональными провалами, особенно стремлением к изысканию монопольной ренты — наличием политических соглашений, поощряющих индивидов добиваться от правительства доступа к существующим монопольным правам и установления новых.

- Относительная отсталость экономики России очевидна, если обратиться к показателям, рассчитанным на душу населения. В 1861 году Российская империя имела доход на душу населения, составлявший 50% немецкого и французского, 20% английского и 15% американского. К 1913 году относительная позиция Российской империи ухудшилась из-за быстрого роста населения и сравнительно низких темпов роста объёма производства между 1861 и 1880-ми. Производство на душу населения в России в 1913 г. составляло 40% от французского и немецкого, все те же 20% английского и 10% от американского. Среди крупнейших экономик мира в 1913 году по доходу на душу населения Россия превосходила только Японию и сильно отставала от Испании, Италии и Австро-Венгрии.

- Темп роста производства на одного работника (1,6%) был близок к среднемировому. Среднее количество рабочих часов на одного работника в описываемый период, как правило, уменьшалось. При рассмотрении «развитого» периода российской индустриализации обращает на себя внимание неожиданный вывод о том, что по среднему темпу экономического роста Россия выдерживает сравнение с другими странами во время их «развитого» периода. Российская экономика росла так же быстро, или даже быстрее, чем британская, германская, норвежская и итальянская, но заметно медленнее, чем в таких странах, как США, Канада, Австралия, Япония, Швеция и Дания. По показателям в расчёте на душу населения (на одного работника) средний темп роста в России на протяжении «развитого» периода оказывается ниже, нежели в других странах.

- Другой отличительной чертой «азиатской» модели в этот период являлась высокая доля правительственных расходов. В России доля правительства в конечных расходах (8%) была самой высокой из всех стран, по которым имеются данные. Поскольку расходы российского правительства шли в основном на оборону и управление, а не на здравоохранение и образование, они обнаруживают тяжелое бремя соревнования с более развитыми странами в военной области и значительные размеры российской бюрократии.

- Западные экономические историки, такие как Александр Гершенкрон, Лазарь Волин, Алек Ноув, во многом признавали существование аграрного кризиса в России.

Они проводили параллели между царской и сталинской аграрной политикой. В обоих случаях формирование промышленного капитала происходило за счёт ухудшения жизненного уровня крестьянства. Сельское хозяйство голодало, чтобы оплатить амбициозные индустриальные программы царизма (а позднее – и сталинизма).

- Сельское хозяйство России столетиями развивалось экстенсивно. Российский «фронтир», экспансия в малонаселённые районы на периферии, а позднее экспансия вдоль железных дорог были основными источниками увеличения объема аграрного производства. Даже Центрально-Черноземный район считался относительно неразвитой сельскохозяйственной зоной, где поощрялся быстрый рост населения. Россия могла расширять обрабатываемые земли, раздвигая свои границы. По мере того как открывались новые области, старые сельскохозяйственные районы приходили в упадок.

- По Гершенкрону, сохранение общинного сельского хозяйства, чрезмерно обременённого долгами, приводило к тому, что рост аграрного производства не поспевал за ростом сельского населения. Гершенкрон подсчитал, что внутреннее потребление пшеницы и ржи на душу населения в конце 1890-х было ниже, чем в начале 1870-х.

- Общинное землевладение в конёчном счете душило индустриализацию. Ограниченная мобильность рабочей силы оставляла промышленность на голодном пайке и вынуждала российских предпринимателей использовать капиталоемкие технологии. Истощение крестьянства вызывало политическую нестабильность. Общинное хозяйство подавляло рост производительности сельского хозяйства и лишало промышленность сельскохозяйственного сырья. Аграрный кризис держал крестьянского потребителя вне рынка, заставляя государство быть главным покупателем промышленных товаров в России.

- Принуждение сельского населения к «голодному экспорту» рассматривалось в качестве ещё одного аргумента для признания существования аграрного кризиса. Гипотеза «голодного экспорта» утверждает, что увеличение объёма сельскохозяйственного производства на душу населения всё же могло согласовываться с понижением жизненного уровня селян. Увеличение экспорта зерна в этот период свидетельствовало не о растущем благосостоянии, а об отчаянных попытках крестьян выполнить налоговые обязательства. Статистика зернового экспорта обнаруживает, что он на самом деле рос быстрее, нежели производство зерна. Между 1884 и 1904 годами хлебный экспорт возрастал на 3,5% в год в сравнении с ежегодным ростом производства зерна на 2,5%.

- Отказ России от выплаты долгов был беспрецедентным событием. К концу Первой мировой войны долг царской России достигал 13,8 млрд. рублей. Главными её кредиторами являлись Франция, Великобритания, США и Бельгия. Если исключить военные займы, иностранный долг России составлял 7,1 млрд. рублей. Он равнялся 35% российского национального дохода в 1913 году.

- Советское правительство в 1918 году отказалось выплачивать царские долги, в свою очередь иностранцы отказались выдввать новые займы. Это решение наложило главный отпечаток на весь советский ХХ века. Такие препятствия на пути притока капиталов означали, что советское экономическое развитие в административно-командную эру происходило без участия иностранного капитала. Если в последние годы царизма около 15% внутреннего накопления капитала происходило за счёт иностранных ресурсов, в период господства административно-командной системы этот процент упал до нуля.

- Опыт России в конце XIX — начале XX веков содержит уроки и для современной России. Он показывает, что России пришлось заплатить высокую цену за получение доступа к иностранному капиталу. Россия должна была соблюдать стандарты и правила международной коммерции, чтобы получить этот капитал.

- Тогда, как и теперь, Россия была экономической территорией высокого риска и высокой прибыли. Как и сегодня, крупнейшие международные концерны устремлялись в Россию, чтобы получить эту прибыль. Они организовывали производство и успешно преодолевали препятствия, связанные с несовершенством российского законодательства и деятельностью бюрократии. Сам факт того, что иностранные инвестиции в таком количестве направлялись в Россию, указывает, что законодательная и бюрократическая система того времени, при всех её недостатках, превосходила государственное устройство современной России.

- Сегодняшняя Россия похожа на Россию столетней давности по своему потенциалу, но её способность участвовать в мировых потоках товаров и капитала снизилась. В последние три десятилетия царизма законодательная и институциональная система России, хотя и не идеальная, была достаточно здоровой, чтобы позволить российской торговле достичь относительных размеров, соответствующих стандартам нормальных капиталистических стран, и привлечь в страну более 10% совокупного объема международных кредитов. У советской России таких возможностей привлечения иностранных инвестиций не было, она должна была изыскивать их из внутренних резервов (за счёт жесточайшей сверхэксплуатации).