Оскорбление чувств: суд над выставкой "Запретное искусство"

Суд над выставкой «Запретное искусство» стал темой для театральной акции

— Настанет время — сто лет жид будет бичевать землю Русскую, убивать лучших людей русских, — убежденно говорит молодой человек в зале ЦДХ.

Это актер. Группа участников Театра.doc во главе с режиссером Анастасией Патлай сделали театральную акцию по документальному материалу, собранному драматургами Екатериной Бондаренко и Александром Родионовым. Материал этот — монологи людей, причастных к нашумевшей выставке «Запретное искусство» в Музее и общественном центре имени А. Д. Сахарова, за которую судили директора музея Юрия Самодурова и куратора выставки Андрея Ерофеева.

Десятки прихожан храма Святителя Николая в Пыжах свидетельствовали, что выставка оскорбила их чувства — чувства верующих людей. Авторы, делая проект, стали размышлять, что это за материя — оскорбленные чувства.

Из интервью по этому делу, из протоколов суда не очень понятно, что за люди участники процесса. Какие-то функции с двух сторон: там функция-мракобес, тут функция-либе­рал. После театра понимаешь чуть больше.

Тетка-мракобеска рассказывает, как детей из интерната берет на выходные — и тут же про крест из облаков на небе. Борец с богоборцами жует сэндвич, а потом говорит, что их боевые бригады теряют бойцов в борьбе с геями. Вдовец, который подает на художников иски за бесовщину, в исполнении актера Баграмова — искренний. Даже не разозлишься на него: он ищет правду после смерти жены.

После представления из публики встал парень восточной наружности и сказал:

— Я думал, мне все будет понятно с самого начала: хорошие художники, плохие старушки. А мне вот не хватило, чтобы герои просто выпили вместе водки. Примирения не хватило.

А потому что его и не было. Да и возможно ли оно?

— Ни одна собака меня не поддержала, — говорит настоящий Самодуров после спектакля, который он принципиально не смотрел, и голос его дрожит. — Ну, не собака, а искусствоведы, критики, правозащитники. У них позиция сложилась как у правозащитников: нельзя судить. А выставка же была не для того, чтобы прозвучать, а для того, чтобы защитить правду. Правду в сфере церковно-религиозных отношений.

Для меня это очень важно.

Сама выставка была провокацией. Не то чтобы ничто не предвещало беды — как раз предвещало. По мне, так выставка была запрограммированной миной: вот смотрите, какое у нас идиотское общество. Вот свободолюбивые европейцы, медийные герои, вот искусство, а вот мракобесы в платочках.

Рядом со мной сидят две мои подруги-акт­рисы. Они православные. Одна как раз в платочке. Они похохатывают от хороших актерских работ. Но периодически возмущаются:

— Где хоть один вменяемый, не больной человек в этой истории? — спрашивает меня акт­риса Z. — Ну не все же православные с хоругвями?

Мировой документальный театр работает с такими темами изощренно. Есть «ноль-пози­ция» — термин, которым пользуются в российском Театре.doc, когда авторы воздерживаются от выражения своей позиции. Всем участникам дать высказаться — и пусть в голове у зрителя оно как-то сложится. А можно и занять позицию, как в спектакле «Час восемнадцать», когда убийцы юриста Магнитского — судья, врачиха, надзиратель — заведомо считаются убийцами, заслуживающими суда.

В британском театре острым социальным темам придумывают яркую театральную форму в контрапункт, чтоб они не выглядели публицистикой. Истории британского правительства рассказывают проститутки в борделе. Письма погибших в Ираке читают парни, одетые в килты и пляшущие с волынками.

В проекте о суде над «Запретным искусст­вом», наверное, не хватает как раз театра, как и этой, самой сложной, субстанции — оскорб­ленных чувств. Авторы прошли посередине, не заняв ни одну из противостоящих позиций и не заявив о существовании третьей.

— А если бы выставка состояла из изуродованных фотографий наших близких — это было бы понятнее? Или вообще не важно, священно ли то, что оскверняется? — спросила меня актриса Х после спектакля.

В спектакле Ромео Кастеллуччи о немощном отце, который ходит под себя, а сын безропотно за ним убирает, висит лик Христа, и по нему льются потоки дерьма. Но способно ли общество, в котором такие сложные отношения и с верой, и с искусством, на такие смелые жесты? Не оскорбление ли это чувств?

Источник: http://expert.ru/russian_reporter/2011/39/oskorblenie-chuvstv/?subscribe

6
901
0