"Мощи Ильича под коммунистическим соусом"

На модерации Отложенный

После смерти Ленина его соратник, главный редактор «Известий» Николай Бухарин написал в одном из писем: «Мы вместо икон повесили вождей и постараемся для Пахома и «низов» открыть мощи Ильича под коммунистическим соусом».

Спешно стали строить мавзолей для мощей нового святого, и вышло всё как-то очень по-русски. Сооружение спервоначалу было деревянным, словно изба странной формы, а может, даже амбар или погреб, куда тело на руках затащили убитые горем пролетарии. Положили на сохранение. Была даже идея держать вождя во льду. Не исключаю, что самые несознательные из них даже надеялись: завтра утром придем, отодвинем камень, а пророк новой эры вознесся к небесному реввоенсовету. Но этого не случилось, а египетская идея мумии и христианская идея мощей срослись и победили. Один только Лев Троцкий топорщил бородку и пытался образумить товарищей. Которые по лекалам вчера разгромленной ими Церкви укладывали нового святого в раку, реализуя при помощи на тот период продвинутой науки бальзамирования посыл нетленности и вечной жизни.

Троцкий, губивший людей тыщами и мысливший пламенно, глобально, образами непредсказуемого будущего, смеялся над революционными попиками, обеспечивающими «Пахому и «низам» место поклонения на века. Но его, разумеется, не послушали.

Подняв с мостовой оброненную царской Россией власть, революционеры принялись калькировать то, что она должна бы делать, да ослабела, лежала квашнёй, разинув рот, ходила с красным бантом в петлице, не чуя собственной гибели.

Владимир Солоухин написал про это очень точно: «Некоторые считают, что перед смертью Ленин одумался и унес с собой в могилу рецепты, которые могли бы спасти положение, страну. Это глубокое заблуждение. Ссылаются на введенный Лениным нэп. Но, Боже мой! Нэп — это жалкая пародия на обыкновенную, нормальную российскую дореволюционную действительность с буржуазной торговлей, с изобилием товаров, с восемнадцатью тысячами ярмарок, с елисеевскими магазинами, филипповскими булочными, с чайными, трактирами, сенокосами, хороводами…».

Заметим, что и Иосиф Сталин не выдумал ничего сверх того, что являлось бы российской империей в ее бодром варианте, когда реализован ГОЭЛРО, придуманный при царе (ах, этот трогательный снимок, крестьянин держит заскорузлыми пальцами лампочку Эдисона, считая ее лампочкой Ильича). Проведена индустриализация, наконец-то грамоте обучен практически весь народ, а то всё Филиппок да церковно-приходская. С Троцким Сталина роднят загубленные души. 

Но идею использовать мертвого Ленина как нового святого, прекратившего писать всякую чепуху про то, что «Сталин груб», а лежащего себе тихонечко в мавзолее, Сталин оценил.

Разумеется, он не мог допустить, чтобы символ веры покоился в деревянном амбаре. Выдумать ничего нового он не мог, не умел и не хотел — об этом свидетельствуют нам «сталинки», махины которых все до одной есть перепевы классической архитектуры (то Версаль просунется, то Дворец дожей). Однако, действуя в строгих рамках руководящих пристрастий, зодчий Алексей Щусев создал здание из железобетона внутри (быстро, дешево, прогрессивно) и порфира с гранитом снаружи (богато, торжественно, в меру скорбно).

Теперь о том, насколько удалось внедрить эту самую новую веру в советских людей. Тут дело такое. Может, Владимир Маяковский, заходя за гонораром в редакцию еще не бухаринских, но «Известий», встречал одержимых «с Лениным в башке и наганом в руке». Точно встречал. Врать же не будет. Но наше поколение относилось к Ленину совершенно иначе. Он, несомненно, присутствовал в отдельной, особой извилине полушарий. И совершенно не мешал, больше того, он символизировал для меня идеи равенства, братства, справедливости, пусть и недостижимой. Но дедушка хотя бы пробовал! В Кашино ездил. С печником беседовал. Спал на узенькой аскетической кровати. 

Но при этом Ленин определялся мной как часть некоего моего сговора с окружающим миром. Там «захожане» храма в отличие от прихожан исполняют ритуал, крестясь и целуя икону, — а дальше их уносит вихрь обычного, далеко не ежесекундно канонического бытования. Боюсь, с Лениным наш многострадальный, но живучий, мосластый и жилистый народ сделал ровно то же, что с «боженькой» — так презрительно именовал Владимир Ильич то, чем посмертно стал. «Кто сказал что Ленин умер? Я вчера его видал, без штанов, в одной рубахе пятилетку выполнял» — эта частушка была очень популярна в нашей, крестьянского происхождения, семье. Согласитесь, тут далековато до раболепного поклонения и фанатичной преданности. Так что заблуждаться насчет тех времен молодежи не стоит. Троллили помаленьку, не хуже вас.

Может, потому нет у меня охоты присоединяться к хору тех, кто периодически тащит Лукича (подпольная кличка вождя в 80-е годы прошлого столетия) из мавзолея и требует закопать. Ну закопали вы Сталина, и что? Да он живее всех живых! Живее Ленина точно! А так у нас посреди Москвы стоит памятник — не Ленину, нам. Тому, какими мы умеем быть разными, сколько всего пережили и перевидали, как заблуждаемся, на чем горим, какую высоту способны взять, как низко пасть… Не трогайте, это странный, но кирпичик нашего общего фундамента, просто это надо понять однажды.