Блажен жаждущий правды

16 апреля исполняется год со дня трагической гибели публициста и писателя Олеся Алексеевича Бузины. Родные и друзья решили собрать воспоминания и размышления об Олесе и выпустить их отдельной книгой. Предлагаю читателю свой фрагмент из будущей книги, чтобы напомнить о нынешней годовщине, хотя Олеся мы и так никогда не забудем.

Когда я вспоминаю об Олесе (а знал я его ещё совсем молодым, и хоть мы не часто общались, всегда следил за его творческим движением), я думаю о том, какими непростыми путями Господь ведёт человека к исполнению замысла о нём. Олесь шёл трудно, иногда по неопытности ошибался, но, несомненно, голос своего призвания, голос призвания Божьего он сумел различить. И смог ответить на этот призыв, пробравшись сквозь ничтожные соблазны мира. И выйти победителем. Он победил тех, кто хотел, чтобы он, став мёртвым, замолчал. А он, вопреки их подлым надеждам, стал сегодня ещё живее. Его слова, мысли вспоминаются всё чаще. И, думается, это его присутствие в нашей жизни с годами будет только нарастать.

Мы познакомились в газете «Киевские ведомости», куда Олесь пришёл после университета. Разница в возрасте сначала ощущалась (я старше лет на шестнадцать), но по мере того, как он становился увереннее, выходил в главные авторы газеты, дистанция уменьшалась. Потом пришлось даже некоторое время работать в одном кабинете – Олесь и я с коллегой по отделу сатиры Александром Володарским. Тут не обошлось без курьёза. Олесь в то время писал свои тексты в основном в редакции, и ему нужна была тишина, сосредоточенность. Даже поза его за рабочим столом была такой, будто он оберегал рукопись, укрывал её собой. А тут рядом переговариваются два соавтора (а не переговариваться мы не могли, хоть и старались не мешать, но такова работа вдвоём). Олесь огорчался. Красноречиво поглядывал в нашу сторону, а один раз подошёл ко мне и сказал:

– Я буду во вторник, с утра. А вы будете?

Понимая, о чём он, всё же вынужден был огорчить его снова:

– Будем.

Он кивнул, помолчал, а потом спросил:

– Опять будете бубнить?

Я рассмеялся. С тех пор мы старались, когда Олесь что-то напряжённо писал, уходить и бубнить где-нибудь в других местах редакции. Нам-то было всё равно, где обсуждать наши сатирические дела. Да и спорить можно было погромче.

Однако не только неудобство доставляло Олесю наше соседство. Были, как мне кажется, и хорошие минуты. Вспоминаю наши долгие беседы наедине. Олесь был неутомимым классическим книгочеем. В редакцию он перевёз часть своей библиотеки, и там я находил авторов и книги, о которых и не слышал никогда. Сам я тоже «читатель с пристрастием». Правда, мой список любимых книг во многом другой. Это было Олесю интересно. Он слушал внимательно. Но если наши вкусы совпадали, если речь заходила о любимых нами Гоголе, Старицком, Свифте, Достоевском, он оживал. Одушевлялся, становился весёлым, озорным. Погружаться в пространство размышлений, скажем, о феномене Голохвастова и «голохвастовщины» или о бессмертии Прони Прокоповны было для него наслаждением. Я видел (и потом с годами убеждался в этом всё больше) – он открыл для себя многим незнакомый, непонятый и незамеченный космос – Малороссию. С её юмором и добротой, нелепостью и величием, самомнением и нежностью. Мы оба любили эту страну, эту цивилизацию. Олесь страдал от её несовершенства, от того, что её искушают лживые наставники, обманывают, используют в корыстных целях. Но гордился доблестью её подлинных героев. Скажу, может быть, пафосную вещь, но это правда. Олесь любил Украину. Глубоко носил в себе это чувство. Редко показывал (и едко смеялся над теми, кто делал на этом деньги и карьеру). Олесь, собственно, и был патриотом Украины. Зрячим патриотом. Любящим и в то же время страдающим от бед своей Родины. И его сарказм, насмешливый тон не от желания покуражиться, а от острой боли.

Один случай, ещё в начале нашего знакомства, открыл очень важную и дорогую для меня черту Олеся – неприятие фальши, лицемерия, стремление к правде. Случай из 90-х годов. Руководство «Ведомостей» срочно собирает в актовом зале коллектив журналистов. Повод: приглашён некий зарубежный эксперт по работе средств массовой информации. Кажется, англичанин или американец. Главный редактор попросил внимательно послушать гостя. И потом через переводчика этот самый гость (а держался он с большим достоинством, похоже, считал, что выступает где-то в культурной пустыне, куда несёт свет европейских ценностей) в течение минут сорока говорил банальнейшие вещи. Озвучивал своего рода памятку малоразвитым народам о том, какая должна быть пресса – прозрачная, толерантная, взвешенная, независимая. Все терпеливо молчали. Встал только Олесь. Сначала на русском, а потом, перейдя на английский, он выразил «зарубежному товарищу» то, что все чувствовали, но не решались сказать, – возмущение тем, что их принимают «за братьев меньших», и дал жёсткий совет – получше самому разобраться, в каких условиях работает украинский журналист.

Гость побледнел, что-то залепетал. Но тут уже зашумели все. А Олесь, сделав то, что считал нужным, и, потеряв интерес к происходящему, покинул зал и отправился по своим многочисленным делам.

Но вернёмся к нашим беседам. Со временем они становились всё откровеннее. По отдельным фразам, взглядам угадывалось, какую большую, сокровенную часть его души занимали дом, семья, память об отце, жена и дочь, мама. Когда речь заходила о них, он, человек, имевший репутацию неудобного, неуправляемого, опасного, становился мягким и улыбчивым. А ещё в один из дней мы заговорили о вере. Олесь сказал, что принял Крещение осознанно в ранней юности. Но, как это часто бывает, жизненный вихрь, учёба, армия, обретение профессии отложили его вхождение в Церковь. К сожалению, как и у многих крещёных православных христиан. Но внимание к жизни Церкви, трепетное отношение к вере были в нём всегда. Имелись немалые сомнения, рассказывать ли, но всё же расскажу.

Как-то среди множества идей, которые Олесь обдумывал, ему пришла мысль написать книгу в духе старинных западных вольнодумцев – о церковных болезнях, о лицемерах в рясах, о спекулянтах на вере и вообще о сомнительности некоторых догматов. Идея увлекала его. Я видел, что он проверяет её на мне. Не помню в подробностях, что я сказал тогда. Но, кажется, сказал, что эта тема опасна для самого Олеся. И как бы не получилось так – метить будешь в чьи-то пороки, а попадёшь в Самого Христа и Его Церковь. Олесь прекратил разговор. И больше никогда к нему не возвращался.

С годами он становился серьёзнее и глубже. Юношеское, наносное уходило. Пришло мастерство. Если уж он брался о чём-то сказать вслух, равнодушных не оставалось. Помню, очередной кампании травли подвергалась Украинская православная церковь и её тогдашний предстоятель Блаженнейший митрополит Владимир. Олесь, работавший тогда в еженедельнике «2000», написал о Блаженнейшем Владимире статью. Она вышла на видном месте и по-хорошему поразила меня серьёзным и точным взглядом на ситуацию. Откровенной симпатией к герою и желанием его защитить. Я позвонил ему и искренне поблагодарил. И раз уж мы коснулись этой темы…

Спустя годы, совсем незадолго до трагической гибели Олеся, когда он стал шеф-редактором газеты «Сегодня», я снова позвонил к нему домой. Это был наш последний разговор. Он долго не подходил к трубке, потом отозвался усталым голосом, хотя сказал, что рад меня слышать. Я коротко изложил моё дело. Люди, близкие к Киево-Печерской лавре, зная, что мы знакомы, попросили выяснить, почему материалы в защиту Церкви и лавры стали трудно проходить в «Сегодня», а иногда и не проходить вообще.

– Я сейчас улетаю, – сказал Олесь, – набери меня в конце недели. И добавил, видимо, грустно улыбнувшись:

– Ты же понимаешь, не всё от меня зависит.

Не знаю, что он сказал или сделал, вернувшись. События стали разворачиваться угрожающе быстро. Знаю только, что материалы о Церкви и вере перестали задерживать, и мне сообщили, что контакт с газетой наладился.

Сегодня много говорят об убийцах Олеся. Кому было выгодно, кто заказчик. Думаю, даже не в этом дело. У Олеся был давний, многоликий враг, которого он знал, чувствовал. И враг его знал. Следил за ним с ненавистью, оскаливался, когда Олесь справедливо обличал его. Этот враг, эта сила, которую он выводил из тьмы на свет, была не только его врагом. Она была врагом его Украины. Это она своими бездарными писателями, деятелями, продажными журналистами хотела сделать из Украины духовное гетто, где принудят законом читать только правильных авторов, любить только рекомендованных героев и верить только в навязанную историю. Эта сила была его личным врагом. Она хотела отгородить его землю от того живого, подлинного мира, где знают цену всем этим надутым «диячам», где знают, что они бездарные ничтожества. Олесь был тем, кто говорил им об этом в лицо. Они корчились от злобы, и это уже было не смешно, а страшно. Именно этот многоголовый, провинциальный ненавистник и убил его.

Любовь и стремление к правде – вот главная черта Олеся Бузины. Сказанная им правда рано или поздно будет признана всеми. И сами убийцы сделали так, чтобы народ поскорее узнал её и проклял их. Произнесением этой правды Олесь исполнил и оправдал замысел о нём. С этой правдой он войдёт к Богу. И ещё с любовью к своему милому краю. И верю, Бог не отвергнет, но помилует и примет его.