Чего хотят от Грефа и Христенко

Выступление главы Сбербанка экс-министра Грефа и действующего министра Христенко в роли свидетелей защиты на втором процессе Ходорковского—Лебедева стало идеальной новостью.

Событие разом и приметное, и на первый взгляд не очень понятное — истинная мечта комментатора. К сожалению, «свечки» никто не погасил: большинство СМИ ограничилось простым пересказом событий, благо моменты там были весьма живописные. Один обвинитель Лахтин, под дружный смех зала восклицающий, что прокуроры Российской Федерации «лгать не могут в принципе», чего стоит. С объяснениями же небогато. Означает ли явка VIP-свидетелей в суд поворот в процессе и если означает, то чем этот поворот вызван, — на оба вопроса, по-моему, так и нет убедительных ответов. Не раз высказанной гипотезе, что Греф с Христенко ходили в суд для блезиру: мол, и в Страсбурге увидят, что не все ходатайства защиты отклонялись, что видные лица по её просьбе появлялись в суде, — я не верю. Это была бы пусть нехитрая, но двухходовка, а двухходовки, да ещё с прямым участием столь видных лиц, у нас неупотребительны. Разгадка должна быть проще.

Переберём условия задачи. Итак, второе дело ЮКОСа неотвратимо движется к завершению, и суду предстоит без обиняков сказать, виновны экс-владельцы ЮКОСа в инкриминируемых им деяниях или невиновны. И складывается как-то так, что оба варианта, с точки зрения власти, пусть не равно, но неудачны. Обвинительный приговор, конечно, хорош верностью принципу «сказано — сделано», но ведь и издержки будут значительны — всё-таки очень ощутимая потеря лица. Что обвинение в хищении 350 миллионов тонн нефти попросту абсурдно, все понимали с самого начала. Теперь и министр Христенко прямо в зале суда заявил, что физическое хищение даже одного миллиона тонн — вещь несбыточная. Что отличие трансфертных цен посреди Сибири от цен на нефть в роттердамском порту не есть прямое свидетельство хищения, тоже понимали все. Теперь и экс-министр Греф прямо в зале суда заявил, что эти цены даже и не могут не различаться. Да, VIP-подтверждение того, что дважды два четыре, есть свежая новость, входящая не в условия, а в вопрос задачи. Но ведь и раньше трудно было сомневаться, что в верхах понимают истинную цену прокурорской позиции. Возможно, поначалу была надежда на то, что обвинение сумеет создать хоть видимость солидных аргументов, но эта надежда слишком явно провалилась. Почитайте о процессе хоть в официозных газетах — не похоже, что Лахтину верят даже там. Так что обвинительный приговор будет подобен появлению без штанов на парадном приёме. Неловко. Даже не в мировой прессе дело — утешение «чёрт с ними, нехай клевещут» всегда наготове. Дело в слишком большом импульсе, который получило бы разложение всей правоохранительной системы от столь громкого и столь явно позвоночного приговора.

Ещё менее, с точки зрения власти, приемлемым, а то и недопустимым кажется приговор оправдательный. (Как и приговор, признающий подсудимых виновными по небольшой части обвинений и осуждающий их на срок в рамках реально отбытого, — он будет всеми приравнен к оправданию.) Всего полгода назад, общаясь с публикой в прямом эфире, премьер Путин, отвечая на вопрос о Ходорковском, чуть не прямо связал экс-главу ЮКОСа с пятью заказными убийствами.

Формально этот намёк не касается обсуждаемого процесса, но не в форме же дело. Оправдательный приговор сообщил бы миру, что либо премьер-министр резко передумал, либо стал заметно менее влиятелен. Вот и получается, что и осудить нехорошо, и оправдать немыслимо. Наихудшее же в этой локальной неопределённости то, что она накладывается на общее замешательство по гораздо более крупному поводу: что решит тандем по двенадцатому году? И судейские, и прокурорские, занятые по обсуждаемому делу, и их кураторы смерть как хотели бы знать, кто из двоих пойдёт выбираться в президенты, — но и им, как и всему чиновному люду, никто этого не говорит. А конец процесса всё ближе.

И тут-то в суде появляются приглашённые защитой вельможи. Конечно же, они пришли по прямому приказу руководства. Вопрос в том, чей был приказ, — от этого зависит смысл события. Едва ли президентский — хотя бы потому, что доселе гарант, кажется, не вмешивался в конкретные процессы, предпочитая заниматься судебной системой в целом. В силу вышесказанного не очень похоже и на премьерский приказ, но такого варианта исключить нельзя. Как практический человек Путин понимает, что никакой политической угрозы от Ходорковского больше не будет. Возможно, премьер принимает дело уже не так близко к сердцу, как принято считать; возможно, он оценил все негативные последствия победы абсурдных обвинений и хочет спустить дело на аккуратных судебных тормозах. Если так, то понятны и улыбчивое спокойствие Христенко, и крайнее возбуждение, охватившее прокурора Лахтина, — ведь в этом случае ему и быть козлом отпущения.

Но представляется возможным и третий вариант: приказ исходит не с самого верха, а откуда-то из кураторской вертикали — и направлен не на облегчение ситуации обвиняемых, а на компрометацию посланных в суд. Слова Грефа и Христенко, опровергающие прокурорские построения, ничто не мешает — только прикажите! — истолковать как их признание в принадлежности к той же преступной группировке, два лидера которой уже сидят на скамье подсудимых. Убедительность обвинения от такого поворота, конечно, не возрастёт, но и не уменьшится же. В пользу такой версии можно было бы привести замеченную многими журналистами нервозность Грефа, хотя это аргумент не из сильных. Кому и зачем могло понадобиться так обойтись с двумя членами команды? Да многим. Ещё раз: пока не объявлено решение тандема по 2012 году, напряжение в верхах будет только возрастать.

В общем, так пока и непонятно, случился в процессе поворот или не случился. Утешимся тем, что событие в любом случае было полезным. Сам факт указания на абсурдность обвинений, сделанного не противниками, а видными членами действующей властной команды, увеличивает шансы на непостыдное завершение второго дела ЮКОСа — и, стало быть, на возможность улучшения работы российских судов.