Больные места российского образования

На модерации Отложенный

Мифы обладают поразительной живучестью. Вопреки всем доводам разума, данным статистики и даже личному опыту, люди продолжают верить в то, во что так же свято верили их родители и деды. Одним из наиболее живучих советских мифов, который уверенно перешагнул через развалины Союза республик и прочно обосновался в постсоветском массовом сознании, стал миф о высоком качестве отечественного образования на всех его уровнях. Однако давайте смотреть правде в глаза: наша образовательная система – далеко не лучшая в мире, что многократно подтверждают неумолимые цифры.

С чего начинается качество?

Современная российская школа несовременна, уж простите автору этот каламбур. Большинство учебных программ, особенно в работающих «по старинке» периферийных школах, морально и содержательно устарели. Даже чиновники от образования признают, что в школьном учебнике слишком много лишней информации, которая не усваивается, но увеличивает и без того огромную загруженность учеников. «Дряхление» учебных программ это, в частности, результат в буквальном смысле кадрового старения школы. Статистика рисует средний портрет школьного учителя: это женщина 50 лет, которая мало читает, редко ходит в театр и владеет информационными технологиями на весьма примитивном уровне. Она стала дипломированным специалистом почти 30 лет назад, и в последнее время не получала никакого дополнительного образования. Повторю, дабы никого не обидеть: это обобщенный портрет, который не различает индивидуальностей, но зато демонстрирует тенденцию. Впрочем, надо сказать, что в некоторых школах больших городов применяются современные программы и способы обучения – но большинство из них являются кальками с западных разработок.

Обратимся, однако, к более объективным оценкам, точнее – к международным исследованиям качества школьного образования. Позиции российских ребят достаточно сильны в рейтинге TIMMS, который показывает уровень освоения базовых навыков (чтения, счета) учениками начальной школы. Однако по мере усложнения программ наши дети показывают неутешительный результат. Рейтинг PISA базируется на исследовании учебных навыков 15-летних школьников (8-9 класс) из 46 стран мира. В соответствии с ним Россия оказалась в третьей группе стран, то есть наши ребята показали результат ниже среднего. Лидирующие позиции занимают подростки из Японии, Австралии и Финляндии. Кстати, каждый год все выше поднимаются в рейтинге страны Восточной Европы. В России ситуация не меняется: на среднем уровне – только городские школьники, а сельские – ниже среднего.

Международное исследование CITES изучало степень применения IT-технологий учителями школы. Показатели россиян слабые. Школа как бы исключена из Интернет-пространства, а значит, у нее гораздо меньше возможностей для контакта с «продвинутыми» учениками и с другими школами. Остается надежда, что национальный проект «интернетизации» учебных заведений через несколько лет улучшит наши позиции в этом рейтинге. И еще один важный, на мой взгляд, рейтинг, в котором россияне находятся на последнем месте – это рейтинг удовлетворенности школьных работников (не только заработком, но и своим общественным статусом, результатами труда и т.д.). Излишне доказывать, что неудовлетворенный жизнью учитель не спешит совершенствовать свои программы и методы. Это психология, работающая по принципу «сначала вы мне, потом уже я – вам».

Еще одна «больная» проблема, достойная отдельной статьи, - сельские школы. 96% сельских населенных пунктов России имеет население до 500 человек. Эта «неплотность» не позволяет создавать там образовательную инфраструктуру. У небогатых сельских администраций нет средств на школьные автобусы, которые отвозили бы ребят в ближайший крупный поселок, где школа существует. Это не просто ситуация неравенства, это почти откровенное деление детей на касты по принципу «городской» - «деревенский» (первая, разумеется, привилегированная).
5 = 4 + 2?

Ситуация в сфере высшего образования не более оптимистична. В списке 500 лучших вузов мира, составленном несколько лет назад, числились всего два российских образовательных гиганта – МГУ им. Ломоносова и СПбГУ. А в прошлом году британская «Таймс» опубликовала свой рейтинг 200 лучших вузов – там нет ни одного нашего. Так неужели прекратила «быстрых разумом Невтонов российская земля рождать»? Или просто заграница надела шоры и не желает видеть наших успехов?
Увы, высшее образование в России больно и требует срочной реанимации. Симптомы этой болезни, на мой взгляд, следующие. Во-первых, ажиотажный массовый спрос на высшее образование и, как следствие, его девальвация, снижение качества и недопустимо большая доля платных услуг в этой сфере. Само образование сегодня рассматривается не как общественное благо, а как услуга, которую можно приобрести за деньги. Однако не стоит забывать, что клиент, который платит за услугу, сам не обязан прикладывать каких бы то ни было усилий. Заплатив за маникюр, например, вы можете расслабиться и получить удовольствие – результат зависит от поставщика услуги. В вузе нельзя расслабиться и получить диплом. Там необходимо участие обучаемого, нужна хотя бы минимальная мотивация.

В англоязычных странах есть поговорка, что teaching и learning – это не одно и то же. Действительно, даже образцовый teaching не принесет результата без learning, то есть без участия студента.

Из всеобъемлющего первого пункта вытекает еще одно следствие – коррумпированность образования. Процедура перехода из школы в вуз недостаточно прозрачна, а платные услуги в образовании дошли до того, что диплом можно купить в Интернете, не переступив порога alma-mater даже единожды. Коррупция в вузах отчасти объясняется низким уровнем зарплат преподавателей, особенно молодых, «неостепененных». Преподаватель вынужден брать большое количество часов, нередко в разных вузах, чтобы прокормить себя, и у него нет времени и сил на саморазвитие и на научную деятельность.

Научная несостоятельность современных вузов – это еще один симптом болезни. Из инновационных центров университеты превратились в магазины образовательных услуг «cash and carry». Сегодня только 37,5 % отечественных вузов выполняют какие-либо исследования и разработки. Только 16 % преподавательского состава участвуют в научно-исследовательской работе. В таких условиях красивая формула четырех «И» (институты, инфраструктура, инновации, инвестиции), выведенная действующим президентом, навсегда останется чисто теоретической. Высшее образование немыслимо без практического вклада в науку и технику.

Третий серьезный симптом недомогания в высшем образовании – это неуклюжесть наших попыток привить Болонский процесс на российской почве. Болонская система не нова, она уже много лет с успехом практикуется на западе, прежде всего в Великобритании. Но российские вузы, преподаватели, учебные программы не готовы к переходу на европейскую модель. Они просто не знают, как разрезать 5 лет в ВУЗе на «4+2». Это весьма нестандартная математическая задача. Не готовы и сами студенты. Они мечтают получить магистерскую степень, но не умеют и не хотят работать самостоятельно (а это важная составляющая Болонской концепции образования).

Как «лечить» российское образование?

Попробуем коротко рассказать о тех пилюлях, которые прописал больному отечественному образованию симпозиум, состоящий из чиновников Минобра России и общественных деятелей. Пилюли, нужно сказать, прописаны правильно, в соответствии с симптомами. Главное, чтобы они были усвоены организмом.

Во-первых, государство предлагает дополнительную финансовую поддержку школам и вузам, внедряющим инновационные образовательные программы и поощряющим научно-прикладную деятельность (размер поддержки – 1 млн. руб. для школы, от 250 млн. до 1 млрд. руб. для вуза).

Во-вторых, государство берет курс на повсеместную «информатизацию» образования и повышение компьютерной грамотности преподавательского состава.

В-третьих, министерство готово осуществлять поощрение лучших учителей и лучших студентов (регулярные стипендии, премии, гранты).

В-четвертых, с целью снизить спрос на высшее образование государство берет курс на профподготовку военнослужащих-срочников, то есть на организацию учебных центров в воинских частях.

В-пятых, будут подготовлены региональные программы модернизации начального, среднего и высшего образования, которые будут постепенно внедряться на местах не в качестве эксперимента, а в качестве нормы. Эти программы включают множество важных подпунктов, таких как повышение доходов работников образования за счет новой системы оплаты труда, повышение хозяйственной самостоятельности школ и вузов, создание независимой экспертизы качества образования и т.д.

В-шестых, государство стремится сделать переход из школы в институт максимально прозрачным – зачисление будет проводиться по результатам ЕГЭ, конкурсов, олимпиад. Единый госэкзамен, как бы его ни ругали, представляется необходимым, поскольку ставит всех абитуриентов в равные условия.

В-седьмых, государство окажет консультационную и иную поддержку вузам в процессе перехода на многоуровневую систему «бакалавр-магистр».

В-восьмых, будет развиваться система банковских кредитов на образование (снижение процентов, появление государственных субсидий и т.п.).

В-девятых, чиновники в Москве займутся разработкой комплекса мер по обеспечению социальной доступности образования (это и восстановление бесплатных подготовительных курсов в вузах, и увеличение социальных стипендий, и контроль над предоставлением общежитий нуждающимся студентам).

И наконец, последняя из тех пилюль, которые представляются мне действительно полезными, - это налаживание связей между рынком труда и учебными заведениями всех уровней. Если за взращивание перспективного специалиста возьмется не только учитель, но и потенциальный работодатель, результат будет наилучшим.еле поможет российскому образованию встать на ноги, и миф о том, что наша школа впереди планеты всей когда-нибудь перестанет быть мифом.

Автор благодарит за свежую статистическую информацию заместителя директора Института развития образования Высшей школы экономики Ирину Абанкину. 

Анна Кутузова, магистр гуманитарных наук