Олега Лурье посадили на семь лет

В Тверском суде закончился процесс по делу о вымогательстве денег у сенатора Слуцкера в обмен на снятие с интернет-сайтов публикаций о причастности сенатора к убийству генерала ФСБ Трофимова, который последние годы работал у Слуцкера начальником службы безопасности. Обвиняемый журналист Олег Лурье получил семь лет. В российском УК так называемые вымогательства тянут на такой же срок, как убийств или изнасилование.

На судебном заседании по делу Олега Лурье посторонних не было. К началу процесса собрались все заинтересованные стороны: две дамы с модельной внешностью, эффектные представительницы сенатора Слуцкера, измученные неопределенностью родственники подсудимого, и молчаливая группа журналистов. Ждали долго. «Машина сломалась» - объявила, выйдя к публике, секретарь суда, имея в виду автозак, на котором Лурье должны были доставить из Бутырок. [...]Лурье, автор доброго десятка самых громких журналистских расследований

Дело Лурье чины Следственного комитета МВД относят к разряду «имеющих особый общественный резонанс». Известного журналиста обвиняют в вымогательстве, мошенничестве, и нанесении «неисчислимого морального вреда» сенатору и бизнесмену Владимиру Слуцкеру, а также его жене Ольга, владелице одной из крупнейших сетей спортклубов. Как считает следствие, Лурье требовал у члена Совета Федерации, миллионера Слуцкера крупную сумму денег в обмен на отказ от публикации разоблачительных заметок.

Материалы, показывающие сенатора в весьма негативном свете, действительно публиковались на сетевых ресурсах stringer.ru и anticompromat.ru. Но деньги, как выяснило следствие, Лурье у Слуцкера не брал. Владельцы сайтов Елена Токарева и Владимир Прибыловский под присягой заявили о том, что к опубликованным текстам Олег Лурье не имеет ровным счетом никакого отношения.

Оригиналы и черновики этих статей не сохранились, авторство материалов установить невозможно, а их стиль ничем не напоминает ироничную манеру письма Лурье. Сенатор Слуцкер в суде заявил, что с Лурье не знаком, а заявление в милицию написал под диктовку своего помощника Олейника, давнего знакомого Лурье. Нет никаких документов, подтверждающих сам факт переговоров журналиста о пресловутой «непубликации». Тем не менее, вот уже более года журналист находится в Бутырской тюрьме, скорый суд близится к приговору, а прокурор требует для него восемь лет лагерей строгого режима.

Диагноз, поставленный делу Лурье журналистским сообществом и представителями общественных организаций, формулируется незамысловато: процесс, при всей его абсурдности, едва ли не открыто делают показательным. Причем, упорство, проявленное стороной обвинения, возмутительные действия следователей и жестокость запрошенного наказания наводит на мысль о скрытых личных мотивах потерпевшего сенатора. Действительно, Владимир Слуцкер давно и публично выступает против свободы слова в Интернете. Миллионер и политик много раз становился объектом громких журналистских расследований, а серия материалов о загадочной смерти генерала Трофимова едва не стоила ему парламентского иммунитета. Совсем недавно член Совета Федерации Слуцкер пытался законодательно ввести систему регулирования деятельности интернет-сайтов. Затея потерпела неудачу. Но цензура, как известно, многолика. Иногда, законодательный запрет на правду можно заменить внутренним ограничением, обетом самоцензуры, который самостоятельно принимает для себя журналист. И почему бы, образцово наказав одного, не заставить замолчать других?

Впрочем, сам Олег Лурье, выступив 20 февраля с последним словом, предпочел сделать акцент на вещах, далеких от политики, темах простых, и важных для каждого из нас. Публицист, известный своими выверенными и язвительными очерками, говорил о чувстве долга и милосердии. По словам журналиста, ставшего, по воле следствия, обвиняемым, именно эти качества помогут сегодня «сохранить лицо» не только уязвленному сенатору, но и всей системе российского правосудия, вот уже два года перемалывающей жизнь Лурье. Именно милосердие должно стать тем волшебным эликсиром, который восстановит сломавшуюся машину российского правосудия. А потому, так важно, чтобы последнее слово Олега Лурье услышали далеко за пределами тесного зала заседаний Тверского суда столицы.

Последнее слово Олега Лурье:

- Не буду сейчас говорить об всевозможных нарушениях, об отсутствии доказательств, о недоказанности нанесения морального ущерба, несоответствии требуемого наказания моим реальным деяниям. Я все изложил в прениях, приложенных вами к материалам дела. Решать вам, Ваша честь. Я хочу сказать только о первом эпизоде обвинения. А точнее – о семи годах строго режима, которое потребовало обвинение по первому эпизоду. И равносильных для меня смертной казни или пожизненному заключению. На этом фоне все остальное вторично.

Самое страшное для меня то, что эти семь лет строго режима грозят мне за деяния, которые я не совершал. Меня обвиняют в «особо тяжком преступлении». При этом, обвинение строится только на показаниях одного потерпевшего, и одного свидетеля, подчиненного потерпевшего, заинтересованных в исходе дела. Эти показания опровергнуты показаниями трех независимых свидетелей, один из которых присутствовал при встрече, а двое других являются редакторами Интернет сайтов, где опубликованы статьи, нанесшие моральный вред потерпевшему. Сами же потерпевшие получали всю информацию только от своего непосредственного подчиненного. Нет никаких объективных доказательств, подтверждающих слова потерпевшего, ни аудио, ни видеозаписей, ни экспертиз, ни каких-нибудь результатов оперативно – розыскных мероприятий. Нет ничего. И за это «ничего» обвинение попросило для меня семь лет строгого режима.

Я не хочу, и не буду говорить сейчас о тех репрессиях, которые применялись ко мне следствием. О тех физических и моральных пытках в СИЗО, которые осуществлялись по прямому указанию следствия с целью получения от меня признания хоть в чем-нибудь. Не знаю, откуда у меня взялись силы выдержать, и не оговорить себя.

Ваша честь! Вернусь в сегодняшний день и задам риторический вопрос: вы когда-нибудь чувствовали, что у вас отбирают жизнь? Я надеюсь, что нет, потому что это очень страшно. У меня судьба пыталась отобрать жизнь трижды. Летом 2001 года, когда я потерял самого любимого на свете человека. Потом в 2002 году, когда после публикации статьи о махинациях в «Бэнк оф Нью Йорк» на меня было совершено покушение, и только благодаря гению российских врачей я остался жив, вернувшись с того света. В третий раз у меня была отобрана жизнь 26 января 2008 года, когда я оказался в тюрьме. В моей жизни наступила самая длинная ночь, которая тянется до сих пор. Триста восемьдесят шесть дней медленной пытки. Это очень напоминает смертную казнь с отсрочкой приговора. Спасает от добровольного ухода из жизни одно: по ночам снится дочь. Пока я сижу в тюрьме, ей исполнилось семь лет. Без меня она пошла в первый класс. Пока я сижу в тюрьме, дочка живет то с безработной мамой, которая, как мне это неприятно, в свое время отказалась от нее, то с бабушкой, которой уже восьмой десяток лет. А до тюрьмы мы с младшей и старшей дочерьми жили вместе, так как после развода с их мамой дочери по решению суда были оставлены со мной.

Старшая дочь уже почти взрослая, и все понимает. А младшая вот уже второй год ждет меня. Она упрямая, и ежедневно ставит в календаре черточку. Зачеркивает очередной день, прожитый без папы, и приближающей ее к тому счастливому дню, когда папа вернется домой. Она мечтает о том, что папа придет, обнимет ее, и мы пойдем с ней в наш любимый парк, где раньше мы всегда гуляли вдвоем, разговаривая обо всем на свете. Вот уже второй год на предложения старшей сестры, мамы, бабушки пойти в тот самый папин парк.

Маленькая Алиса отвечает отказом со слезами. «Этот парк наш с папой», говорит она, «…мой папа вот-вот вернется, и мы пойдем с ним в этот парк». Она каждый день ждет, что откроется дверь, и войдет папа.

Ваша честь, я никогда, ни на кого не поднимал руку. Не брал чужого, старался никому не причинять душевной боли, не вынашивал преступных планов, не сколачивал банд, не грабил, не стрелял. Может быть, без умысла, я что-нибудь и нарушил. Но у меня не было цели совершить какое-либо преступление. Тем более – «тяжкое», и «особо тяжкое». Ваша честь! Разрешите мне с моей семилетней дочкой, ближе которой у меня нет никого на свете, пойти в наш с ней сад. Там сейчас, наверное, тихо лежит снег. А дочка, я думаю, сейчас стоит у окна и на запотевшем стекле пишет слово «папа». И ей наверняка сказали, что именно сегодня, незнакомая ей женщина, которые взрослые называют непонятным для нее словом «судья», будет решать мою и ее судьбу. Ведь наши судьбы неразделимы. Мы с ней – одно целое. Ваша честь! Не отбирайте у меня и у мое дочки наш парк, нашу жизнь. Мое счастье - растить ее. И ее счастье - быть рядом с отцом.

Год разлуки с детьми, с близкими – это страшно. Страшно для моих дочерей, моей мамы, близких, и конечно же, для меня. И эта боль, поверьте, искупила мою вину, если она и была, в многократном размере. Ваша честь! У меня нет ни дворцов, ни лимузинов, нет и никогда не было никаких акций, счетов в банках, роскошных квартир, престижных офисов. Я всегда жил на зарплату журналиста, гонорары за творческую деятельность, отчисления за издание книг. И нам с дочками этого вполне хватало. Я даже мог на эти доходы содержать семидесятилетнюю маму. У меня нет никакой серьезной собственности, кроме автомобиля, купленного в кредит, который был арестован банком, как только меня посадили в тюрьму. Я написал и выпустил в свет несколько книг. Сейчас готов к печати мой новый сборник поэзии. Мной написаны сотни статей, очерков, рассказов, стихотворений и текстов для песен. Но, как говорил поэт, мне и рубля не накопили строчки.

Тем более удивительно, что следствие и сторона обвинения зачем-то пытаются представить меня страшным, особо опасным преступником, который разными невероятно хитроумными способами вымогает у сенатора – миллионера и хозяйки гигантской сети фитнес клубов какие-то мифические десятки тысяч долларов, при этом нанося им с завидной регулярностью «непоправимый» и «неисчислимый» моральный ущерб. И поэтому, как считает следствие, меня нужно изолировать навсегда от окружающего мира. Странно получается, Ваша честь! Страшный, особо опасный преступник, вымогатель, гроза сенаторов – миллионеров, крестный отец мафии, скрывающийся под маской обычного журналиста Олега Лурье. Оказывается, он живет в маленькой муниципальной квартирке с двумя дочерьми на окраине Кузьминок. Ездит на машине, взятой в кредит. И существует, в основном, за счет собственного творчества, публикуя статьи, рецензии, издавая сборники публицистики и поэзии.

Ваша честь! Я, как и все присутствующие в этом зале, понимаю, что вся эта страшная для меня ситуация является показательным наказанием родственников первого попавшегося под руку журналиста. Дабы другим было неповадно даже подумать о каких-либо публикациях, затрагивающих влиятельных персон. И самих влиятельных и особо важных персон я тоже понимаю. Нападение – это тоже способ защиты от того, что иногда творят мои коллеги – журналисты. Но ведь в данной ситуации, лично я не имею никакого отношения к тем самым статьям о потерпевших, что подтверждено на суде свидетелями и самими материалами дела. Обвинением не доказан факт вымогательства, и то, что моральный ущерб потерпевшим нанес именно я. Информированные люди, включая следователей, на протяжении двух лет мне не раз говорили, что при такой высокой степени влиятельности, которой обладают потерпевшие, ни один суд не будет выяснять, виновен я, или нет, скопировав в приговоре текст обвинения. И все события, якобы, уже предрешены и согласованы на самом верху.

Ваша честь, я не верю в это. И – не хочу верить. Иначе, теряется смысл жить в этой стране. Становятся пустым звуком такие светлые слова, как надежда на счастье, любовь, вера в завтра, мечта о будущем. Неужели ничего этого больше нет?

Ваша честь! Не отбирайте надежду. Не отбирайте смысл моей жизни. Не отбирайте саму жизнь, так как дальнейшее нахождение в неволе, расставание с детьми, невозможность лечения для меня равнозначны смерти. Конечно, мне бы сейчас, как другой кто-то поступил, уйти в глухую оборону, изображать из себя жертву власти, громко кричать о беспределе обвинения, судов, коррумпированных силовиках, связях сенаторов и олигархов…. Привлекать к этой истерике правозащитников, в итоге дойти до Страсбурга. И, вполне вероятно, таким образом выжить, обрести свободу. Но я не умею лгать. В первую очередь, не умею лгать себе. Я отлично понимаю, что те же потерпевшие в данном случае стали жертвой обычной дезинформации и стечения обстоятельств. А я стал жертвой обезличенной следственной машины, чье «безотходное производство» затянуло в свои шестеренки, страшные шестеренки, сломавшие жизнь мне и всем моим близким.

Ваша честь, поверьте, год в следственном изоляторе, где для меня создавались особо бесчеловечные условия, искупили любой моральный вред потерпевших. И уже не важно, доказано, или нет, наличие этого самого «морального вреда».

И еще хочу сказать о том, к чему я пришел за долгие 386 дней и ночей на ледяных нарах, в карцерах, спецблоках и камерах для больных туберкулезом и гепатитом.

Ваша честь, я ухожу из профессии журналиста – расследователя, каковым бы ни было ваше решение. Буду заниматься литературой, благо у нас в стране пока еще читают люди. Я ухожу, чтобы впредь никто бы не смог поставить мне в вину эксплуатацию возможностей этой профессии. И нанесения кому бы то ни было морального вреда.

Ваша честь! Я прошу вас только о справедливости и милосердии. О справедливости и милосердии не только ко мне, а в первую очередь, к тем людям, и маленьким в том числе, которые любят меня и ждут. Которые сейчас, с замиранием сердца, ожидают вашего решения наших судеб. И верят вам. Я знаю, что милосердие есть в каждой душе. Прошу вас, когда будете принимать решение, достаньте милосердие из своей души. И пусть оно вынесет приговор вместе с вами.

От Stringer:

К слову сказать, суд вообще не интересовало авторство публиковавшихся материалов о сенаторе Слуцкере. И следствие этим вопросом менее всего интересовалось. Суд, а перед тем - следствие, интересовались, мол ли Олег Лурье снять материалы с сайтов anticompromat.ru и stringer. Суд и следствие интересовало только то, что подпадает под статью УК - вымогал ли Лурье деньги у сенатора Слуцкера за снятие материалов с сайтов. И на суде демонстрировались аудиазаписи, на которых было зафиксировано, что Олег Лурье вел переговоры с Сергеем Олейником, помощником Слуцкера о снятии материалов. Но выполнить свое обещание о снятии Олег не смог. В силу различных обстоятельств.

За то время, что Лурье оказался в тюрьме, от него ушла любимая жена, оставив двух дочерей. Ушла, по словам самого Олега Лурье, " к Михасю", то есть известному авторитетному бизнесмену Сергею Михайлову.

За то время, что Лурье сидит по этому делу, он из состоятельного человека превратился в нищего - вся его недвижимость была оформлена на жену.

Вот такой печальный итог.

А дело об убийстве генерала ФЙСБ Трофимова, с которого, собственно, и началась серия публикаций о сенаторе Слуцкере, у которого работал последние годы Трофимов - так и не раскрыто. Его закрыли. Не смогли найти убийц...

Источник: http://www.stringer.ru/publication.mhtml?Part=48&PubID=10859

13
4077
0