Метель после модернизации

Почему-то литературным критикам очень важно определиться, ЧТО написал Владимир Сорокин: роман ли, повесть или просто большой рассказ?.. Но кажется более важным другой вопрос: о ЧЁМ написал Сорокин в своей «Метели»?

У кого именно из умерших классиков содрал Сорокин сюжет «Метели» — у Пушкина, Толстого, Чехова, Набокова?..

«По сути, «Метель» — переписанная повесть Толстого «Хозяин и работник» с противоположным финалом. — С очевидным укором отмечает обозреватель РГ Павел Басинский . — У Толстого хозяин накрыл работника своим телом и спас от смерти ценой своей жизни, у Сорокина же как раз наоборот».

Ну и что с того?

Литературные фабулы и сюжеты, подобно библейским и мифологическим историям, давно перестали быть монополией классиков. Отсыл к «традиции» — весьма распространённый приём писателей всего мира и всех времён. И уж точно не из-за ограниченности воображения автор «Нормы», «Голубого сала», «Льда», создатель собственных, оригинальных миров Сорокин прибег к «метелизации» (как пишет тот же Басинский — «отметелился»).

Впрочем, защищать Сорокина от нападок не имеет смысла. В философской, целомудренной «Метели» нет ни «порнографии», ни «матерщины», ни «сексуальных извращений». За исключением одного крепкого словца, повесть легко читается детям на ночь. Эту книжку точно не сожгут идущие вместе или куда-либо ещё. Поэтому вопрос не в том, ЧТО написал Сорокин, а в том, о ЧЁМ он написал в «Метели»?

Писатель Дмитрий Бавильский считает, что «Сорокин сам виноват в том, что читатель автоматически начинает искать у него подтексты… Как ни крути, простого чтения не получается. Не выходит. Трактовки множатся, и каждая из них имеет право на существование».

Ну коли так, то почему бы не обсудить социальные смыслы сорокинской «Метели»? В разговорах о философичности и метафизике новой повести её общественные аспекты отошли на третий план. Мало того, «Метель» даже противопоставляют политическим антиутопиям — «День опричника» и «Сахарный Кремль», в них, дескать, писатель порастратил силу своей сатиры, зато в «Метели» взлетел до «чистой» литературы без всяких намёков на публицистику…

Ой ли?

Как раз намёков на нынешние общественные проблемы в повести великое множество.

Действие «Метели» происходит совсем не во второй половине XIX века. Вечно русский Перхуша и земский «дохтур» Гарин — персонажи XXI столетия, герои УЖЕ модернизированной России.

Малые лошадки, везущие самокат Перхуши, произошли отнюдь не от нормальных лошадей в силу недокорма или случайных мутаций. Это — продукт генной инженерии высшего уровня. Равно как и громадные, с четырёхэтажный дом битюги, легко тянущие по бездорожью китайский поезд из многотонных вагонов.

Очевидно, что и чересчур уж крошечный мельник, ползающий, аки мышь (а совсем не карлик!), по грудям дородной супруги, и четырёхметровые великаны, в одну ноздрю которого въезжает самокат Перхуши, стали таковыми в процессе сложнейших экспериментов над человеческим естеством. При этом великаны вышли на редкость смиренными работниками (в худшем случае они могут насрать в колодец обманувшему их крестьянину, но никак не наказать обидчика, пользуясь своей недюжинной силой).

Саморастущий войлок витаминдеров, их «живые» и «мёртвые» воды — нанотехнологические материалы с заранее заданными свойствами.

Ярмарочный аттракцион с дельфинами, которых Перхуша даже щупал и гладил, скорее всего, — кино будущего, какое-нибудь 10D.

А что сказать про пирамидки, создающие невероятные психические иллюзии?..

В «Метели», словом, хватает намёков на вполне себе модернизированное, высокотехнологичное будущее России. Ведь и в «Дне опричника» главный герой не на коняке ездил — на китайском «Мерседесе» красного цвета. И в Сибирь летал на чудо-самолёте всего за 50 минут…

Так почему Перхуша с доктором тянутся на санях (пусть даже и ведомых генно-модифицированными лошадками)?

Отчего русские в эпоху постмодернизации ютятся в тесных избах с печным отоплением?

Пошто их хозяйства натуральны, как в средние века?..

Ответ, скорее всего, лежит в плоскости отношений народа и власти. Государь и его опричники давно освоили чудеса трёхмерной мобильной связи. Но провинившегося мещанина секут розгами на лобном месте…

Очаг страшной эпидемии в «Метели» с самого начала был заблокирован войсками, которые отстреливают всех укушенных (то есть для государевых войск есть средства транспорта, не боящиеся метелей). Зато вакцину против боливийской заразы тащит сквозь неодолимую пургу деревенский врач…

Таким образом, технологическая мощь не работает на людей. Она привилегия власти. В лучшем случае достижения науки становятся ярмарочными утехами. Или новым наркотиком казахов-витаминдеров. Или загадочным «приёмником», который круглые сутки транслирует отцензурированные оды государю и его присным.

Средневековая политическая система неизбежно продуцирует и средневековую экономику, бедность, примитивизм общественных отношений. Из порочного круга нет выхода. Либо перхуши с даже просвещёнными «дохтурами» будут субъектами политики, либо — медленное и бессмысленное умирание в снегах родины. Выбора нет. Неизбежность регресса на фоне технологических достижений.

Количество представительских «Мерседесов» в сегодняшней Москве больше, чем во всей Западной Европе. Но больше половины сельского населения России не имеет ватерклозетов.

За последние тридцать лет ни один из высших советских и российских чиновников не умер от рака — сказывается регулярная и ранняя диагностика в «кремлёвке». При этом Россия — один из мировых лидеров по онкосмертям населения…

Продолжать или нет? Или и так понятно, для кого у нас проходит модернизация, инновация и прочие чудеса?

Во втором послании президента Медведева Федеральному собранию есть фраза, которая словно бы иллюстрируется сорокинской «Метелью»:

«Инновационная экономика может формироваться только в определённом социальном контексте как часть инновационной культуры, основанной на гуманистических идеалах, на творческой свободе, на стремлении к улучшению качества жизни».

Но пока в российском законодательстве нет даже самих понятий «инновация» и «инноваторы». Критерии размыты, финансирование и госпомощь модернизаторам если и есть, то очень избирательны и субъективны.

«В 1994 году в стране на тысячу жителей приходилось 7,5 человека, занятых в науке, сегодня — 5, 4. Затраты на научно-исследовательские и конструкторские разработки (НИОКР) составляют 1% от ВВП, тогда как в развитых странах этот показатель достигает 2—3% ВВП», — говорит управляющий партнёр московского офиса McKinsey & Company Ермолай Солженицын.

Так что в борьбе за инновации по-российски мы легко можем получить и великанов, срущих в колодцы, и новые галлюциногенные наркотики взамен лекарства от рака.

Хорошо, если Владимир Сорокин не окажется провидцем.