Почему Пентагон хочет любой ценой помешать сближению России с Европой

Отсутствие общих ресурсов и единого мнения европейцев о России препятствует формированию настоящей европейской оборонной политики. В результате Франция и Европа обречены равняться на интересы Америки. И если Николя Саркози установил определенное равновесие между сближением с НАТО и взаимопониманием с Россией, Франсуа Олланд двинулся в сторону куда более радикального антлантизма.

Atlantico: Министр обороны США Эштон Картер представил проект бюджета на 2016-2017 годы, который предусматривает четырехкратное расширение задействованных в Европе военных сил. С какими стратегическими задачами связана подобная перестановка?

Александр дель Валль: Глобальная логика США заключается в том, чтобы любой ценой не допустить сближения Европейского Союза и России.

Вот уже по меньшей мере полтора века вся англосаксонская (сначала английская, а потом американская) стратегия сводится к созданию препятствий для сближения Франции, Германии и России. Мечта генерала де Голля была настоящим кошмаром американцев: ось Париж-Берлин-Москва, Европа суверенных наций от Атлантики до Урала.
 

Атланстистские и американские стратеги считают нужным сделать все, чтобы помешать формированию большой и мирной континентальной Европы. Дело в том, что если европейцы помирятся друг с другом, а Россия станет частью европейской обороны, американское доминирование на континенте станет бессмысленным, а НАТО в его нынешнем виде будет обречено на гибель. Со структурной точки зрения, смыслом существования альянса после распада СССР является углубление рва между Западом и постсоветской Россией. Это не означает, что американцы не могут напрямую договариваться с россиянами, когда им это нужно (там даже есть сторонники «перезагрузки» и не придерживающиеся антироссийского настроя политики вроде Дональда Трампа), но они не хотят нормальных отношений Европы с Россией…

Перераспределение военных сил США в Европе становится ответом на беспокойство поляков, прибалтов и даже румын (они тоже придерживаются пронатовской и антироссийской позиции), а также ряда соседей России (Украина, Грузия), которые ощущают угрозу из-за российской реакции на продвижение ЕС и НАТО на восток, в ближнее зарубежье России. Ужесточение американской позиции в отношении России и наоборот связано с украинским кризисом (и предшествовавшими ему «цветными революциями»), а затем стремлением взять реванш ряда восточноевропейских стран, которые используют Европейский Союз, НАТО и США как щит, чтобы защититься от России и изолировать ее от всего западного мира.

Прибалтика и Польша являются членами ЕС, а украинский кризис стал предлогом для того, чтобы потребовать дополнительной американской помощи в рамках солидарности стран-членов НАТО против злого русского медведя, которому приписывают «неоимперские» амбиции, хотя это ЕС и НАТО ведут себя как настоящие империи, не желая ограничивать расширение вплоть до самых российских границ. В таких геостратегических и идеологических условиях европейцы-атлантисты и их американские защитники подали весьма опасный сигнал, поддержав преждевременную ассоциацию Украины с ЕС и НАТО. Тем самым они напугали Россию и показали, что западная империя ведет себя как хищник, пусть и прикрывается красивыми идеями… После цветных революций на Украине и в Грузии Запад создает впечатление, что НАТО с антироссийским странами и Европейский Союз хотят «оттяпать» часть ближнего зарубежья России. Поэтому кризис между Россией и Западом обострился, а Москва решила вернуть себе Крым, чтобы расположенную на полуострове военную базу не упразднили в случае вступления Украины в ЕС или НАТО. В итоге политика перезагрузки стала полным провалом, за что ответственность лежит на обоих лагерях. Как бы то ни было, вина Запада больше, потому что он нарушил «буферную зону» между двумя «империями».
 

— Можно ли рассматривать перераспределение сил США как хорошую новость на фоне угрозы Исламского государства, российских провокаций на Украине и слабости европейской обороны? В каких условиях оно могло бы пойти на пользу Европе?

— Я не считаю это хорошей новостью, потому что даже если бы такой шаг был полезным, в чем я сомневаюсь, это говорит об обострении отношений между Россией и Западом, подтверждает, что НАТО по-прежнему рассматривает Москву как угрозу. Госсекретарь США говорил о российской агрессии. Если речь заходит об агрессии, мы имеем дело с врагом. Считать Россию врагом — плохая новость для всех, особенно для тех, кто не любит ее. Украинцы и поляки непременно окажутся в проигрыше в случае столкновения между Россией и ЕС.
Кроме того, госсекретарь США называл врагом и Китай. Это обрисовывает некую новую холодную войну, в которой существует российско-коммунистический лагерь, то есть лагерь зла, и лагерь добра в лице либерального и индивидуалистического Запада. Отойти от этой старой схемы, по всей видимости, очень трудно.

В коммунистическом Китае настоящего коммунизма нет, потому что он стал частью мирового рынка, а Россия уже давно отошла от него, хотя там и остаются те, кто с ностальгией вспоминают о Ленине и Сталине. Это страна — олигархия, у нее нет ничего общего с марксизмом. НАТО же заинтересовано в том, чтобы ничего не менялось: в сдерживании России заключается смысл существования этой организации. То есть, даже если Москва не представляет угрозы, нужно сделать все, чтобы заставить других в нее поверить. Так, когда Турция сбила российский самолет, она хотела настроить другие страны НАТО против России в соответствии с требующей солидарности статьей 5 Североатлантического договора. Прибалтика и Польша придерживаются схожей логики: они стараются добиться солидарности НАТО в их радикальной антироссийской и реваншистской политике.

— При Николя Саркози Франция вернулась в командные структуры НАТО. Франсуа Олланд пошел еще дальше: 4 января был представлен законопроект о полной интеграции Франции в инстанции альянса. Два этих решения означают исторический отход от линии де Голля-Миттерана во внешней политике?

— Первым с линией голлизма порвал Жак Ширак. Именно он дал толчок сближению с НАТО. Саркози только продолжил его, а Олланд завершает.

Эта тенденция во многом связана со слабостью оборонных бюджетов европейских стран, которые в результате не имеют собственной обороны за исключением управляемого Америкой НАТО. Николя Саркози грамотно обосновал это сближение. По его словам, в текущих условиях оно неизбежно. Его позиция была относительно сбалансированной: он хотел вернуться в военное командование НАТО, но в то же время продолжать сближение с Россией. Франция тогда была очень близка к России, но в то же время расширяла связи с НАТО. Саркози придерживался такой идеи: «Лучше уж стать полноправным членом НАТО, чем не иметь возможности участвовать в принятии стратегических решений». Это точка зрения все еще оправдана, учитывая, что у нас нет средств для обеспечения полного военно-стратегического суверенитета. Логичный шаг, потому что Франция состояла в НАТО, но не пользовалась преимуществами стран, которые входят в военное командование.

К сожалению, точка зрения правительства Олланда (какими бы ни были реальные качества его министра обороны) не настолько сбалансирована: до парижских терактов Россию считали врагом и относились к ней соответственно. Италия же, несмотря на членство в НАТО, сохранила близость к России и неизменно отказывалась демонизировать ее. Взвешенная позиция Рима (от Берлускони до Ренци) подразумевает союзнические связи с НАТО и добрососедские отношения с Россией. Я считаю ее правильной в отличие от пятилетки Олланда, которая ознаменовала собой конец «континентальной» голлистской стратегии.

Отход от взвешенной континентальной французской позиции в угоду атлантистскому дисбалансу закрепляется, хотя ситуация во Франции может измениться при условии урегулирования украинского и сирийского конфликтов (хотя до этого еще далеко). В этом внешняя политика Олланда отличается от курса Саркози и даже Ширака: хотя Саркози и был либералом-атлантистом, он развивал связи с российскими союзниками в традициях голлизма. Жак Ширак тоже был в теплых отношениях с Москвой, хотя отказался от большей части принципов голлизма и шел на сближение с НАТО. У Франсуа Олланда же наблюдается радикальный атлантизм, напоминающий социалистов при IV Республике: он не сопровождается сближением и дружбой с Россией.

— В чем заключаются приоритеты внешней политики Франции? Существуют ли еще какие-то особенности в ее внешнеполитическом курсе или же она обречена следовать стратегическим интересам Америки?

— Не могу сказать, будет ли Франция полностью ориентироваться на стратегические интересы Америки, потому что она является державой средней руки в хорошем смысле слова. Это означает, что она обладает геостратегическим влиянием, несмотря на ослабление: она входит в Совет безопасности ООН, обладает свободой геополитического действия благодаря ядерному оружию, промышленности и морским владениям.

В такой перспективе ее стратегическая мощь на международном уровне выше, чем у Англии, потому что та делит атомную бомбу с Америкой. Таким образом, Франция остается в числе наиболее суверенных европейских стран с дипломатической и геополитической точки зрения. В то же время конкретных инструментов у нее становится все меньше: армии все сложнее действовать на нескольких фронтах, у нее недостаточно оружия и техники, она продает ее высокотехнологичные образчики, но сама не может закупить их в том количестве, которое бы соответствовало ее амбициям по присутствию во всем мире. У Франции не осталось инструментов мощи, она больше не может быть одиноким всадником, и, быть может, поэтому она расширяет присутствие в НАТО, теряя стратегическую автономию.

Франция заинтересована в том, чтобы продвигать идею европейской оборонной системы, как она делала это при Шираке и Саркози. С сожалению, в нынешней демагогической европейской демократии повышать оборонные бюджеты — дурной тон. Исключением становятся разве что случаи терактов, но и там заявления отдают предвыборной демагогией и редко получают продолжение на практике. В европейских социал-демократических странах не видно ни малейшей готовности увеличить военные бюджеты для формирования настоящей европейской оборонной политики, которой не существует со времен образования ЕС, потому что тот отдает все на откуп НАТО (это было прописано во всех европейских договорах вплоть до Лиссабонского). Поэтому я не согласен с обвинениями в адрес США: большая часть ответственности за стратегическую слабость Европы, отсутствие единства и обороны, а также доминирование Америки лежит на самих европейцах.

Ситуация складывается следующим образом: никто не хочет инвестировать столько, сколько нужно для формирования настоящей европейской обороны, а по России у стран ЕС нет единства: греки, венгры, итальянцы и киприоты благожелательно относятся к Москве, тогда как поляки, румыны, прибалты и британцы категорически против нее и за интересы НАТО-США. У политического руководства ЕС не просто нет «одного номера», о котором говорил Киссинджер: оно хаотично и разобщено в дипломатическом, геополитическом, экономическом и идеологическом плане, не говоря уже о расхождениях на уровне национальной культуры и истории. При такой нехватке средств и разногласиях никто не хочет формировать настоящую европейскую оборону, которая потребовала бы сближения по этим сейчас невозможным моментам. Остается лишь разделение расходов с американским покровителем, который в свою очередь выделяет на оборону 600 миллиардов евро.

Таким образом, Европа обречена остаться слабой державой. Она все больше превращается в рынок «американской империи». Как не без цинизма отметил знаменитый американский стратег Збигнев Бжезинский в книге «Великая шахматная доска», Европа окажется в руках США в геостратегическом, а также культурном, идеологическом и поведенческом плане. Я не виню в этом американцев. У них есть настоящий политический, идеологический и цивилизационный проект, «стремление к мощи», тогда как европейцы не могут оправиться от травм прошлых войн и погрузились в комфорт социального государства, «выпав из истории», как писал незадолго до смерти мой друг и наставник генерал Пьер-Мари Галлуа.