Война криптоармий

Между тем эта практика родилась не 11 сентября 2001 года, хотя многие эксперты и политики рассуждают о нем как о «принципиально новом вызове» или «вызове третьего тысячелетия». У терроризма как у политической практики есть свои сложившиеся традиции. Углубление в историю не входит в число задач автора статьи, поэтому хотелось бы остановиться на характерных чертах современного терроризма. Того, с которым российские жители уже не раз сталкивались в Беслане, Ессентуках, Волгодонске, Буйнакске, Пятигорске, Кизляре, Москве.

В 1960 году в аргентинской столице Буэнос-Айресе вышла книга под названием «Мятеж – имя третьей всемирной». Ее автором был видный военный теоретик, русский офицер, оказавшийся в изгнании после братоубийственной Гражданской войны, Евгений Месснер. В этой работе Месснер выдвинул оригинальную концепцию «мятеж – войны» (или «мятежевойны»). В США сегодня для описания таких войн используется дефиниция «война четвертого поколения» («The Fourth Generation War»). Каковы же ее основные параметры? Согласно Месснеру, в такой войне «воителями являются не только войска и не столько войска, сколько народные движения. Этот новый феномен подлежит рассмотрению с разных точек зрения, и в первую очередь с психологической. Если в войнах классического типа психология постоянных армий имела значение, то в нынешнюю эпоху всенародных войск и народных воюющих движений психологические факторы стали доминирующими. Народное войско – психологический организм, народное движение – сугубо психологическое явление. Война войск и народных движений – мятежевойна – психологическая война».

В это определение хотелось бы внести несколько важных уточняющих дополнений. Понятие «народное» не несет в себе никакой эмоциональной нагрузки, это – аналитическая категория. За советские годы мы привыкли все позитивное называть народным, а негативное – антинародным. Однако применительно к вопросам войны и безопасности «народное» означает не хорошее и не плохое. В «народной» войне могут участвовать и авантюристы, и заведомые экстремисты. Отличие этих «воителей» в том, что они не носят погон, не призываются на службу государством, а делают свой выбор, опираясь либо на набор определенных ценностей (исламизм, этнический национализм), либо на определенные жизненные обстоятельства (невозможность реализации своего потенциала, мотив личной мести). Это не солдаты в прямом смысле этого слова. Не зря Месснер называет террористических «солдат» «криптоармией». И направляет эту «криптоармию» не государство или группа государств, а сетевые структуры или группы, которые могут даже не иметь друг с другом постоянных связей.

И их цель не столько чиновник или государство, сколько общество. Служилый человек вовлечен в борьбу, он заранее мирится с ее логикой (согласно которой гибель от рук противников государства входит в «пакет»). Его смерть не вызывает массовых фрустраций и в меньшей степени приводит к массовому страху. Гибель мирных граждан в столичной подземке, пятигорской электричке, развлекательно-концертном комплексе и особенно в средней школе шокирует, вызывает ненависть, фобии, подозрительность и в конечном итоге фрустрацию. Обществом же, подверженным фрустрации, гораздо легче манипулировать.

В «мятежевойне» нет линий фронтов, границы между врагом и другом размыты. В таких войнах вчерашний террорист может раскаяться и стать проводником государственной политики, а коррумпированный чиновник своими действиями может подталкивать теракты, а также способствовать общей делегитимации власти (что выгодно террористам). «В прежних войнах важным почиталось завоевание территории. Впредь важнейшим будет почитаться завоевание душ во враждующем государстве», – констатирует Месснер.

Какие выводы могут быть сделаны из осознания тех особенностей, которые представляет современный терроризм для общества и государства? Во-первых, необходимо четко осознать, что в «войне четвертого поколения» не может быть абсолютно безопасных точек. Предполагать в связи с этим, что события на Кавказе – это исключительно региональные события, было бы крайней наивностью (если не сказать глупостью).

Во-вторых, стратегия противодействия терроризму и террористам должна быть более сложной. Зададимся вопросом, что было бы эффективнее – простая «ликвидация» или арест террориста с его последующим «раскаянием», сотрудничеством со следствием, публикацией покаянных мемуаров и моральной делегитимацией? Один такой процесс был бы полезнее, чем несколько «спецопераций». Он бы показал, что и брутальные «бойцы» могут давать слабину, а их помыслы обращены не только к вечным идеалам и ничто человеческое им не чуждо.

В-третьих, антитеррористическая борьба не может сводиться только к силовым мероприятиям. Конечно, последние нельзя отменять, но первостепенной задачей должно стать «завоевание душ» (о чем писал Месснер). То есть необходимо достижение такого состояния, когда террористические атаки являются бессмысленными и не получают хотя бы минимума «народной поддержки». Однако для этого надо отказаться от отождествления «мятежевойны» с банальным криминалом. Для победы над «криптоармиями» террористов надо знать их цели, моральные ценности, психологические козыри и «ахиллесовы пяты». Иначе на данный объект будет просто невозможно воздействовать.