Разгорится ли \"вторая холодная война\"?

На модерации Отложенный

Тема "Новой российской силы", выбранная для второго выпуска ньюслеттера "Русского журнал", сегодня, пожалуй, - самая актуальная в мире. После Пятидневной российско-грузинской войны и признания Россией независимости Абхазии и Южной Осетии фактически возобновилась "холодная война", несмотря на обоюдное нежелание как России так и Запада вновь вступать на ее тропу. Пусть "холодная война" развивается по мягкому сценарию, напоминающему брежневский детант, противостояние уже налицо, и быстрого возвращения к прежнему состоянию партнерства-соперничества не видно. В этих условиях особенно актуальными становятся следующие вопросы: каковы пути выхода из кризиса и в чем его корни, как долго Россия сможет продержаться в противостоянии с "золотым миллиардом" и приведут ли нынешние события к созданию нового миропорядка. 

Однозначных ответов на них пока что нет. Можно согласиться с Глебом Павловским в том, что "политика Медведева-Путина - это политика национального выживания в чрезвычайных обстоятельствах, среди руин системы международных отношений". Но если говорить точнее, то это, прежде всего, политика выживания российской политической элиты, которая мечтает занять то место в мире, которая занимала советская элита, сохранив при этом все выгоды от встраивания России в мировую экономику, прежде всего в части доходов от экспорта энергоносителей. Весьма актуален и призыв Павловского: "Пора выйти из собственной уникальности, связав сильную Россию с новым мировым правовым порядком". Только вот путь к его реализации будет долгим и трудным, поскольку Запад российскую уникальность воспринимает с явной тревогой, видит в ней после Пятидневной войны угрозу собственному благополучию и в обозримом будущем мириться с ней, а тем более подлаживать под нее мировой правопорядок не намерены. 

Справедливо мнение болгарского политолога Ивана Крастева о том, что сегодня "ощущение исторического кризиса лучше всего выражается в том, что все игроки на международной арене остро чувствуют, что остальные в корне неправильно интерпретируют и понимают их действия и мотивации". Да, сейчас утерян единый язык разговора о международных делах, и прежде всего, о проблемах безопасности. Крастев прав в том, что "российская внешняя политика определяется сегодня угрозами постнациональной политики и памятью о дезинтеграции Советского Союза". Он также полагает, что теперь, после безуспешной попытки 1990-х годов мы наблюдаем "возврат к геополитическому реализму XIX века, когда международная политика представлялась чем-то средним между игрой в шахматы и грязным занятием, а единственным видом конвертируемой валюты была "грубая сила"". Вот по части "грубой силы" возможности России достаточно ограничены. Главным оружием остается энергетическое, но оно все-таки является обоюдоострым. Ведь не только Европа зависит от российских газа и нефти, но и для самой России доходы от экспорта энергоносителей являются жизненно необходимыми. В случае же, если Европа в долгосрочной перспективе сможет переориентироваться на другие источники энергоносителей, российскую экономику ожидает коллапс. Что же касается чисто военной составляющей государственной мощи, то здесь России, кроме сохраняющегося относительного ядерного паритета с США (что само по себе исключает перерастание "холодной" войны в "горячую"), похвастать особенно нечем. Российская армия способна справиться пока что лишь со столь слабым противником, как грузинская армия, да и то понеся при этом непропорционально большие, относительно решаемой задаче, потери в людях и технике. Союзники по ОДКБ слабы и ненадежны. 

В геополитическом же плане Россия может блокироваться либо с Ираном, либо с Китаем. Но обе эти державы являются ее серьезными геополитическими соперниками. К тому же Китай пока не проявляет никаких признаков стремления к возрождению оси Москва - Пекин, существовавшей в 50-е годы прошлого века. России остается только противодействовать западному стремлению любыми средствами, не исключая военных, покончить с ядерной программой Ирана, но делать это достаточно осторожно, поскольку ядерная бомба в руках Тегерана - не в интересах Москвы. 

Неслучайно американский политолог Джозеф Най-младший предупреждает: "Сравнивая возможности американской и российской силы, необходимо учитывать, что американская мощь имеет больше измерений: и военную составляющую, и экономическую, и потенциал "мягкой силы", в то время как российская полагается на природные ресурсы - нефть и газ". Поэтому "для Москвы было бы разумно вкладывать больше средств в развитие социальной сферы, модернизировать иные отрасли, помимо ресурсодобывающих". 

Другой американский политолог и социолог, Иммануил Валлерстайн, полагает, что американская дипломатия в лице Кондолизы Райс была слишком пассивной в первые дни российско-грузинского кризиса. Тут можно заметить, что все-таки остановило конфликт предупреждение президента Буша президенту Медведеву насчет того, что российской авиации не стоит бомбить аэропорт в Тбилиси. Российский публицист Светлана Лурье настаивает на том, что демонстрация Россией "новоприобретенной силы Великой державы" должно сочетаться с сосредоточением на формировании своей внешнеполитической миссии". Эта миссия видится автору в том, что "мы отстаиваем необходимость соблюдения принципов международного права. Само по себе это, конечно, не является миссией, но международное право необходимо сейчас России, как костыль необходим тому, кто учится ходить заново". Между тем, для того, чтобы нынешние действия России укладывались в нормы международного права, само это право нуждается в столь существенной корректировке, на которую другие державы еще долго не смогут пойти, да и вряд ли такая корректировка когда-либо будет сделана. Ведь все упирается в принципиально неустранимое противоречие между двумя принципами - территориальной целостности государств и права наций на самоопределение. 

Украинский политолог Михаил Погребинский утверждает: "На Украине отсутствует пророссийское лобби, потому что Кремль не работает над созданием инструментов влияния на внутреннюю украинскую ситуацию. Все, что может Москва сегодня - это высказывать свою точку зрения. Возникает впечатление, что Кремль сделал ставку на Тимошенко. Но это оптический обман: любой оппонент Ющенко становится для России временным попутчиком "по интересам". Особой поддержкой Кремля Тимошенко не пользуется. Просто потому, что существует Янукович". Тут следует подчеркнуть, что интересам Москвы больше всего отвечает бесконечное продолжение противостояние в треугольнике Ющенко - Тимошенко - Янукович, что гарантирует отсутствие на Украине стабильного правительства, опирающегося на прочное парламентское большинство. Погребинский проводит различие между Ющенко и Тимошенко, полагая, что первый ориентируется исключительно на США, а вторая - на Европу. На самом деле, как мне представляется, Ющенко в не меньшей степени, чем Тимошенко, ориентируется на Европу, и в первую очередь рассчитывает на поддержку восточноевропейских государств. 

Борис Межуев и Кирилл Бенедиктов вводят термин "вторая холодная война", что представляется вполне оправданным.

Они также отмечают, что, как и между двумя мировыми войнами, между двумя холодными войнами прошло 20 лет. Авторы обращают внимание на то, что на только что прошедшем Валдайском форуме "Большинство выступавших говорили о том, что холодная война невозможна, что она, само собой, окажется не в интересах ни России, ни Запада, что Россия элементарно не готова к конфронтации... что системных противоречий между Востоком и Западом больше не существует, а экономические вполне разрешимы". Тут Межуев и Бенедиктов не без ехидства замечают, что "трудно, впрочем, было поверить в то, что кто-то из экспертов захочет этой конфронтации, когда наша страна по всем пунктам окажется к ней готова". И отмечают, что сама атмосфера на форуме была далека "от спокойного и бесконфликтного обмена мнениями". При этом рефреном звучало противопоставление совокупного ВВП Запада (25 триллионов долларов) и России (1 триллион долларов). Заметим, что насчет соотношения ВВП России и западных стран существуют и еще более неблагоприятные для Москвы оценки. 

При этом, как подчеркивают Межуев и Бенедиктов, "Аргумент российской слабости, столь привычный для экспертов в последнее десятилетие, не слишком срабатывал для обоснования того, нужно ли нашей стране снова становиться одним из двух центров глобальной конфронтации". Они справедливо замечают: "Холодная война уже не будет только войной за Россию и ее суверенитет. Она неизбежно распространится в Азию, Латинскую Америку, на Северный полюс и, наконец, в космос. При весьма - пока - относительной нашей силе, сценарий "второй холодной" выгоден для Запада и, весьма в малой степени, для России. Это сейчас свержение Чавеса будет выглядеть актом международного разбоя, и именно так оно будет оценено всем мировым сообществом. В ситуации "второй холодной" удар по Каракасу получит оправдание как естественный ход в мировой войне, примерно как оккупация Ирана советскими и британскими войсками в 1942 году (в действительности - в 41-м. - Б.С.) (кто тогда вспоминал о "суверенитете Ирана"?)". Несомненно, для глобальной конфронтации у России нет ресурсов, и она ее в течение длительного времени не выдержит. Общий же их вывод двух авторов сводится к тому, что "сейчас России следует максимально напрячь как свой дипломатический, так и военный потенциал, чтобы не сорваться во "вторую холодную" войну и не позволить западному миру в очередной раз решить за наш счет собственные проблемы". Тут, как мне кажется, необходима одна небольшая поправка: следует "не сорваться в "жесткую холодную" войну", так как в своем "мягком" варианте "холодная" война, к сожалению, уже началась. 

Философ и политолог Вадим Цымбурский убежден, что Пятидневная война - большая российская удача: "Не только потому, что она выправила наш политический язык. Она оказалась удачей потому, что эти территории - Абхазия и Южная Осетия, - которые мы некогда оставили на произвол судьбы, теперь предстают в качестве реальных плацдармов нашей безопасности". Но, как представляется, удачей приобретение двух мятежных грузинских территорий, которые Россия и до войны фактически контролировала, можно будет счесть только тогда, когда удастся прекратить начавшуюся из-за них "холодную" войну. А как это сделать, пока не ясно. И сам же Цымбурский признает: "Грузинская война показала, что у нас достаточно силы на пять дней борьбы с противником типа грузин". Если же учесть, что собственно бои продолжались только два дня, станет еще очевиднее, что к новому противостоянию с Западом российская армия совершенно не готова. 

Тем не менее, Цымбурский называет три фактора, которые обеспечили российский успех. Во-первых, мир не однополярен, а, как минимум, полуторополярен. Кроме США, на нем есть и другие игроки, в том числе в Европе. Во-вторых, окружающий Россию пояс лимитрофов, создающий вокруг России вакуум силы и оберегающий ее от экспансии других держав. И, в-третьих, - наличие у России термоядерного оружия. Отталкиваясь от собственной геополитической теории "острова Россия", Цымбурский говорит о "шельфе" этого "острова", где Россия имеет культурные и стратегические интересы. К "шельфу" он относит, например, Восточную Украину и Северный Казахстан. Мне же хочется предостеречь наших политиков от попыток силовых действий на этом "шельфе", потому что тогда, как показано в статье Межуева и Бенедиктова, "холодная" война может превратиться в "горячую". 

Американский историк и политолог Эдвард Люттвак считает, что главное мировое значение Америки заключается даже не в ее военной и экономической мощи, а в "мягкой силе", к которой он относит технологии и массовую культуру, распространенные по всему миру. Он полагает, что Россия в состоянии противопоставить "мягкой силе" энергетический шантаж и политическое и экономическое влияние собственных диаспор. Главное же, чего не хватает политикам России, по мнению Люттвака, так это умения объяснять миру свои решения. Поэтому он предлагает открыть в Москве "школу легитимности, где российских политиков учили бы объяснять свои решения". Боюсь, однако, что с пиаром у нас все в порядке, если учесть сотни миллионов нефтедолларов, в него вкладываемые. А вот сами решения часто оказываются, мягко говоря, непродуманными. 

О "мягкой силе" идет речь и в рецензии Константина Аршина и Александра Павлова на книгу Джозефа Ная-младшего "The Powers to Lead". Они подчеркивают, что автор книги считает недостаточным использование в политике только "жесткой" и "мягкой" сил. Решающее значение приобретает умение политического лидера использовать третий тип силы - "умную силу", представляющую собой комбинацию "мягкой" и "жесткой" силы. А в рецензии на русский перевод книги Томаса Шеллинга "Стратегия конфликта" Александр Павлов отмечает, что в этой работе, впервые изданной в 1960 году, "если хорошенько покопаться, действительно можно найти много методов разрешения современных конфликтов". 

Константин Аршин уверен, что "неоконсерваторы, отказавшиеся от своего утопизма, приближаются к тому, чтобы стать реалистами, а это означает, что они должны признать и других сильных игроков на мировой арене. Россия, усилившая свои позиции в международных отношениях, кажется, готова к тому, чтобы демонстрировать свою силу в контактах с крупными державами". Однако пока что оба претендента на президентский пост в США не спешат признавать Россию в качестве сильного игрока. Вероятно, для такого признания России надо будет серьезно нарастить свою экономическую мощь. А это потребует немало времени и продуманной внешней и внутренней политики, и в том числе - скорейшего прекращения начинающейся второй "холодной" войны.

Борис Соколов