Какие задачи встанут перед РФ из-за Абхазии и Осетии

Прежде чем начать анализ новой российской повестки дня в Абхазии и Южной Осетии, хотелось бы обозначить принципиальный тезис. Критический анализ новой ситуации в двух бывших грузинских автономиях (в том числе и жесткие выводы) не означает постановку вопроса о правильности/неверности формально-правового признания Абхазии и Южной Осетии со стороны России. В любом случае Москва не пойдет на аннулирование этого признания, равно как и Грузия в ближайшей перспективе не откажется от притязаний на Цхинвальский регион (так официально в Тбилиси именуют Южную Осетию, чью автономию там ликвидировали в декабре 1990 года). На наш взгляд, необходимо не покаяние в совершенных ошибках, тем паче в августе 2008 года перед Россией был чрезвычайно узкий коридор возможностей: или повторить путь Сербии 1990-х годов, сдающей направо и налево своих союзников и в конце концов получающей невнятные европейские перспективы, либо отстоять интересы в Закавказье и не дать разгореться пожару на всем Большом Кавказе. Как бы то ни было, возврат в прежнее статус-кво невозможен, формируется новый ландшафт и Кавказского региона, и Евразии в целом.

Но четко представлять себе новые вызовы и проблемы необходимо. Время августовской эйфории должно пройти. Впрочем, сегодня не видно особого желания на трезвую голову представить себе, какие новые проблемы мы приобрели в Южной Осетии и в Абхазии. Для Кремля эти проблемы являются окончательно разрешенными. Мы не собираемся отыгрывать назад, а наши западные партнеры продолжают критиковать Москву за одностороннее признание больше по инерции. Многие лидеры европейских стран фактически признали новый статус-кво. Это относится и к Ангеле Меркель, которая ввела в оборон словосочетание «ядровая Грузия» (предполагая, что вне «грузинского ядра» находятся спорные территории). И в не меньшей степени к Николя Саркози (который первым из европейцев выдвинул тезис о необходимости международного обсуждения статуса Абхазии и Южной Осетии). На консультациях по стабильности и безопасности на Кавказе (известных как Женевский процесс) делегации Абхазии и Южной Осетии работают, хотя и не имеют официального статуса. Это, впрочем, не мешает иметь с ними дело представителям США, ООН, ЕС и ОБСЕ.

Однако все описанные выше позиции не означают того, что проблемы двух спорных регионов (а таковыми они остаются и после формально-правового признания Москвы) окончательно решены. После августа 2008 года роль России в их судьбе изменилась принципиально. До того Россия играла роль миротворца, медиатора в переговорном процессе (так было в Южной Осетии в 1992—2008 годах и в Абхазии в 1994—2008 годах). Эта роль признавалась ООН и ОБСЕ. После «пятидневной войны» Москва стала военно-политическим гарантом самоопределения Абхазии и Южной Осетии. И, что не менее важно, гарантом их гуманитарного развития. Отныне все социальные обязательства за эти территории переходят к Москве, несмотря на то что этот факт не признает международное сообщество. Достаточно того, что эти новые реалии признают «непризнанные граждане» Абхазии и Южной Осетии. Следовательно, теперь фактор Грузии будет неизменно ослабевать. Наверное, еще несколько лет фактор борьбы с «малой империей» (так назвал Грузию правозащитник академик Андрей Сахаров) будет играть свою роль. Но в дальнейшем он потеряет свою актуальность и на первый план выйдут проблемы взаимоотношения с РФ. Как говорил в своей знаменитой сорбоннской лекции выдающийся французский историк и писатель Эрнест Ренан, «нация — это ежедневный плебисцит». Сегодня Тбилиси проиграл этот плебисцит в Абхазии и в Южной Осетии. Но где гарантии того, что Москва не сегодня или завтра, но через несколько лет выиграет этот плебисцит? Риторический вопрос. Особенно если учесть то, с какими проектами Россия приходит в две республики.

На сегодняшний день можно констатировать, что Москва пытается реализовать в Абхазии и в Южной Осетии тот же сценарий, который она уже апробировала внутри РФ на Северном Кавказе. В этом смысле мы можем говорить о стирании граней между внутренней и внешней политикой. Вернемся, однако же, к характеристике северокавказской модели, которую сегодня Кремль пытается распространить прежде всего на Южную Осетию, а потом уже и на Абхазию. Для этой модели важна внешняя лояльность центру, дающему финансовые средства. При этом внутренняя ситуация мало кого волнует. В Южной Осетии и в Абхазии эту модель реализовать еще легче, чем в Чечне или в Дагестане. Обозначенные выше две республики являются субъектами РФ, а Южная Осетия и Абхазия — это частично признанные государства. С них, как говорится, и взятки гладки. Мы помогаем, а дальше…

Хотя правильнее было бы поставить знаки вопроса. Москва не пытается предъявить определенные стандарты для своих клиентов, как это делают США и ЕС для той же Грузии. Спору нет, режим Саакашвили не раз нарушал демократические процедуры, о которых так пекутся Вашингтон и Брюссель. Но можно себе представить, что сделал бы он с оппозицией после 7 ноября 2007 года или после «пятидневной войны», если бы такой демократический пресс отсутствовал. Думаю, что путинская вертикаль показалась бы многим воплощением свободы и прав человека. Но ведь Москва не ставит перед теми, кого приручила, даже минимума требований (и распоряжение средствами — это только одна из проблем, верхушка айсберга).

Напротив, если клиент лоялен и при этом демонстрирует свою преданность всеми доступными средствами, то именно его и ценят за это. И более того, закрывают глаза на многие чудачества. Наиболее яркий пример этой политики — Рамзан Кадыров. Понимающий зависимость Москвы от него (он — публичное воплощение успеха РФ в замирении Чечни), Кадыров может действовать во многом самостоятельно, без оглядки на центр. Думается, что лидер Южной Осетии не хуже понимает свою роль. Он — гарант пророссийского геополитического выбора на Южном Кавказе, за что он может многое требовать (а ему можно многое прощать).

К сожалению, в российской внешней и внутренней политике уже не раз бывало так, что тех же, кто пытается ввести элементы цивилизованной игры, считают если не врагами, то людьми, говорящими не к месту и не вовремя. Так происходит сейчас с лидером Народной партии Южной Осетии Ронадом Келехсаевым. Его отцепили от парламентских выборов (намечены на 31 мая нынешнего года), а параллельно с его партией создали еще одну структуру с абсолютно идентичным названием. В итоге создается безвыходная ситуация, когда власти и их действия нельзя критиковать даже ради улучшения политики государства и исходя из патриотических соображений. Вдруг этим воспользуются пропагандисты из команды Саакашвили?

Во-вторых, в случае с той же Южной Осетией и Абхазией Москва продолжает свою старую линию на поддержку только официальной власти. Спору нет, Абхазия и особенно Южная Осетия — это не Украина и уж тем паче не европейская страна, где много оппозиционеров и публичная политика бьет ключом. Но и там есть люди, недовольные действующей властью. Особенно это касается Южной Осетии, поскольку для Абхазии характерен более высокий уровень политической конкуренции и демократических свобод. Так вот, говоря о Южной Осетии, нельзя не видеть выходцев оттуда, вынужденных оставить республику и жить в Северной Осетии или в Москве. И заметим, это не сторонники грузинских коллаборационистов типа пресловутого Дмитрия Санакоева. Среди них те, кто имел серьезные заслуги и в защите Южной Осетии, и в попытках сделать ее дееспособным образованием. Например, сегодня Кокойты жестко критикует Олег Тезиев, глава североосетинского фонда «Гражданская инициатива», экс-премьер-министр и экс-министр обороны Южной Осетии, занимавшийся обороной республики от Грузии в начале 1990-х годов.

Можно в этом же контексте вспомнить и позицию Анатолия Баранкевича, экс-секретаря Совбеза Южной Осетии, который лично участвовал в отражении грузинской атаки на Цхинвал в августе 2008 года. Но вскоре после этого оказался вынужденным перейти в разряд диссидентов.

Не наша задача решать, прав Кокойты или, напротив, правы его оппоненты. Ключевой вопрос — адекватное представление о том обществе и людях, безопасность которых ты собрался защищать. Возможно, президент Южной Осетии — это единственный достойный выразитель воли народа этой республики. Но и в таком случае это не повод для самовластия и своеволия в кадровой политике. После формирования нового (послевоенного) правительства Южной Осетии осталось слишком много неразрешенных вопросов. Например, каковы критерии кадрового отбора? Без ответов остаются сегодня и многие другие хозяйственные вопросы. В чем суть конфликта республиканских властей и строительных организаций, занимающихся восстановлением республики? Чем так провинилась Народная партия? На эти вопросы можно и не отвечать. Но тогда будет расти негативное отношение к самому признанию Южной Осетии, причем внутри России. Закономерным станет реакция такого рода: «Мы сами себе повесили хомут в условиях глобального финансового кризиса».

Если же говорить об Абхазии, то сегодня Москва активна не столько в сфере насаждения «суверенной демократии», сколько в своем стремлении взять под контроль самые вкусные куски. Пока «суверенная демократия» затронула Абхазию только в период проведения выборов мэра города Сочи (организация досрочного голосования абхазов, зарегистрированных в курортном городе Краснодарского края). Что же касается крупного бизнеса, то российские монополисты, тесно спаянные с государством, уже пытались получить 51% абхазской энергетической компании «Черноморэнерго». Это, кстати, вызвало очень негативную реакцию абхазских политиков и энергетиков.

Таким образом, вместо грузинского этнического национализма Москва предлагает своим новым клиентам старый добрый административный ресурс и «суверенную демократию». То есть фактически это правило, когда для своих предлагается суверенитет. А для остальных — демократия. Но это не содержательное решение тех проблем, которые волнуют и абхазское, и югоосетинское общество, которые отнюдь не считают, что независимость от Грузии должна стать синонимом торжествующей коррупции, закрытости власти и беззакония. Многие абхазы и осетины полагают, что независимость — это не оправдание для бедности и всесилия власти, а высокое качество государства и действительная независимость, а не превращение в 83-й и 84-й субъект РФ. Не желая решать действительно насущные проблемы республики, Москва рискует испортить отношения с местным населением. Чем дальше Южная Осетия будет от Грузии, тем больше вопросов будет не к Тбилиси, а к Москве.