Противоречия российской политики в Афганистане

По мнению политолога из Стэнфорда, уход сил США и НАТО из Афганистана ставит российских лидеров перед трудным выбором.

«Российская политика в Афганистане сейчас находится на распутье в связи с ухудшающимися отношениями с Западом из-за российско-украинского конфликта», — пишет в журнале Asian Survey старший научный сотрудник Центра международных исследований Фримена Спольи Кэтрин Стоунер (Kathryn Stoner).

Опыт советского присутствия в Афганистане в 1980-х годах оставил у российских властей тяжелую память. Они совсем не хотят «снова ввязываться в войну, которая им не по средствам, и в которой они не смогут победить», — отмечает Стоунер в своей статье, озаглавленной «Интересы России в Афганистане в 21 веке: новый медвежий капкан» (Russia’s 21st Century Interests in Afghanistan: Resetting the Bear Trap).

Советско-афганскую войну 1979-1989 годов, которую западная пресса прозвала «Медвежьим капканом», многие считают одним из факторов, приведших к распаду Советского Союза.

Опасный вакуум власти

Стоунер пишет, что перед декабрем 2014 года — крайним сроком вывода сил США из Афганистана — Россия критически отзывалась о слишком поспешном, на ее взгляд, уходе сил США и НАТО из этой страны. Сейчас в Афганистане находится некоторое количество западных военных в роли советников.

По словам политолога, российские лидеры опасались, что внезапно возникший в Афганистане вакуум власти может породить множество угроз — таких, как распространение оружия, полицейская коррупция, рост наркоторговли и усиление радикальных исламистов.

Если говорить о последнем, то, судя по недавним новостям из региона, сейчас в Афганистан приходит ИГИЛ. Россия призывает Совет безопасности ООН остановить экспансию этой группировки.

«Что касается ИГИЛ и талибов, то с российской точки зрения это вопрос выбора меньшего из двух зол», — заявила Стоунер в интервью нашему сайту.

Как она считает, для России ИГИЛ в Афганистане, вероятно, хуже «Талибана», потому что «Исламское государство» вербует в свои ряды молодых российских мусульман, которые потом возвращаются в Россию уже готовыми террористами, прошедшими подготовку и индоктринацию.

«Помимо этого, при всей жестокости талибов, при них Афганистан был стабильнее, чем сейчас. Впрочем, ни талибы, ни ИГИЛ не жалуют иностранцев и, в частности, русских», — добавила политолог.

Как пишет Стоунер, Россия выступает за возможное включение — в интересах стабильности — в афганское правительство умеренных рядовых талибов.

«Российские лидеры подчеркивают, что при “Талибане” наркоторговли в Афганистане было меньше, чем в последние пять лет военного присутствия США и НАТО», — указывает Стоунер, отмечая, что эти наркотики идут в том числе и в Россию.

Одновременно Россия, по словам Стоунер, рассматривает возможность перебросить дополнительные силы в Киргизию и Таджикистан, а также перевооружить армии этих стран, чтобы «создать в Средней Азии защитную зону, прикрывающую российскую территорию от притока афганских радикалов и наркотиков».

Идеальным сценарием для Афганистана Россия считала бы сохранение у власти президента Хамида Карзая (Hamid Karzai) и формирование правительства национального примирения с участием умеренных талибов.

Однако этот сценарий сорвался, и России теперь придется иметь дело с Афганистаном без Карзая.

Варианты выбора

Стоунер полагает, что у России в настоящий момент есть три варианта. Во-первых, она может вернуться к политике, которую она вела в 1990-х годах, и поддержать новую версию Северного альянса. Это позволит ей создать на севере страны буферную зону, чтобы защитить своих среднеазиатских союзников.

Во-вторых, она может начать сотрудничать с новым афганским президентом Ашрафом Гани (Ashraf Ghani) и, возможно, с умеренными талибами.

«Этот вариант мог бы помочь снизить наркотраффик, но при нем Афганистан снова рискует стать рассадником радикальных исламистов и террористов», — считает Стоунер.

Москва определенно не хочет, чтобы в ее войне с радикальным исламом открылся новый фронт. Чеченский конфликт и так принес слишком много горя населению России и ее руководству.

В-третьих, русские, по мнению Стоунер, могли бы продолжать в некоторой степени сотрудничать с западными силами в деле создания защитной зоны вокруг Средней Азии. Проблема в том, что это может «вызвать со стороны Китая ответные действия, идущие в разрез с российской стратегией».

Вдобавок, как отмечает политолог, новый конфликт России с Западом из-за Украины еще долгое время будет мешать русским сотрудничать с западными державами в Афганистане и его окрестностях.

«Трудно сказать, какой путь Россия выберет, — пишет Стоунер. — В том, что Россия говорит и делает, видны элементы каждого из этих сценариев».

Она подчеркивает, что российские лидеры стремятся усилить позиции своей страны на мировой арене.

«Во многих отношениях Россия сейчас восстановила свой международный статус. Она восстала из пепла Советского Союза не сверхдержавой — которой был он, — но сильным региональным игроком, которого нельзя сбрасывать со счетов», — объясняет Стоунер.

При Владимире Путине Россия хочет, чтобы международное сообщество ее уважало, отмечает она. Полагаться на грубую военную силу Москва больше не может, и ей приходится прибегать к изощренным дипломатическим и стратегическим ходам, «играя в разных частях мирах то разрушительную, то созидательную роль».

Эта тенденция, по мнению Стоунер, влияла на российскую политику в Афганистане с 2001 года. «Россия добивается в Средней Азии и Афганистане влияния, но не стремится взять их под полный контроль», — считает она.

В результате русские скорее всего будут вести себя в афганском вопросе крайне осторожно, используя свои возможности в основном для защиты собственных интересов в сфере безопасности в Средней Азии.

«Если Россия будет действовать активнее, она вряд ли что-то приобретет, а потерять может многое. В результате российские власти оказались сейчас в неудобном положении: Москва не хотела, чтобы американцы приходили в Центральную Азию, а теперь не хочет, чтобы они уходили оттуда», — пишет Стоунер.