Кто и как сегодня может защитить ребенка от произвола взрослых?

Говорить о детях еще труднее, чем писать для детей – слишком легко скатиться в звенящую пошлость или подлое сюсюканье. Ни то, ни другое не спасает от множества взрослых вопросов, на которые пока не найти ответов.

Оправдание Майлза Харрисона, 8 июля оставившего в машине двухлетнего приемного ребенка, выглядит удивительно. Тем более что речь идет о суде США, традиционно крайне жестко карающем не то что за смерть ребенка, но и за попустительство и недосмотр. Удивительно в этой истории и отсутствие суда присяжных, который вряд ли принял бы во внимание занятость и забывчивость Харрисона (многие американцы заняты, но всему есть пределы), и лояльность судьи, принявшего во внимание обморок подсудимого (обморок можно, в конце концов, и симулировать).

Удивительней всего, впрочем, молчание отечественной блогосферы, внимательно следившей за делом Харрисона, метавшей громы и молнии, вспоминавшей как всевозможные грехи американцев, так и чудовищное отношение к детям в России. Одни утверждали: «Пусть остаются в России, хоть в детдоме, но здесь», другие не соглашались: «В Америке, несмотря ни на что, шансов умереть у ребенка гораздо меньше». Ровно этот же водораздел пролег тогда и между СМИ: одни рисовали страшные картины издевательств над усыновленными иностранцами детьми, другие живописали ужасы отечественных детдомов.

В общем, всем было весело. Заинтригованный читатель вытирал скупую слезу и требовал продолжения банкета.

Суда дождались немногие: хватает и других тем, а тут нагрянул кризис и стало вообще не до чужих детей: своих бы прокормить. Оправдание Харрисона не вызвало особых эмоций даже у тех, кто еще несколько месяцев назад бился с пеной у рта, отстаивая свободу российских детей остаться здесь или уехать все-таки «на Запад». На самом же деле эта дихотомия, ставшая предметом еще и парламентских споров во время принятия новой редакции закона «Об опеке и попечительстве», является ложной, как и любое искусственно созданное противоречие.

Во всех публичных дискуссиях – и в тех, которые разворачивались вокруг наказания для Харрисона, и в тех, что бушевали по поводу других похожих историй, – чувствуется извечный русский привкус пикейножилетности: «Как бы мы бы дали бы всем по голове бы, если бы вот только встали бы с дивана бы» - и американцам бы дали, и нашим бы плохим родителям заодно, да вот только не встать никак. А немногочисленные организации, действительно детям помогающие, слишком заняты, конечно: они из дискуссии были заведомо исключены. Пусть, мол, там возятся, не барское дело.

Потому-то и не заметили приговора Харрисону: что зазря копья ломать…

Между тем вопрос о том, должно ли государство (в лице органов опеки – других институций у нас нет, да и эта, увы, работает из рук вон плохо) вмешиваться в жизнь семьи, – больной нерв современного общества. Кто именно и каким именно образом может защитить ребенка от произвола взрослых?

Органы опеки обладают, скорее, надзирающими функциями: они могут лишить родительских прав, но даже эта процедура сегодня довольно сложна. Милиция, известное дело, нас бережет, но в заботах о детях все же замечена не была. Участковый милиционер на самом деле мог бы стать тем самым институтом, в полномочиях которого была бы деятельная помощь детям. Но идиллического «дядистепы» все никак не выходит из замордованных на низкооплачиваемой работе участковых. Вечные эти «бы», будь они неладны.

Кстати, вместо лирического отступления стоит сказать о том, что Верховный суд признал не соответствующим федеральному закону предписание, согласно которому при сделках с недвижимостью, если в квартире проживает ребенок, требуется разрешение органов опеки. Теперь не требуется. Исключения составляют случаи все тех же неблагополучных семей, но в России неблагополучные – это лишь те, где пьют без продыху. Остальные родители, вполне благополучные, теперь могут оставлять чада без крыши над головой: федеральный закон переписать сложнее, чем устранить несоответствие предписания.

И по этому поводу, кстати, тишина: а ведь сколько ежедневно разыгрывается (и сколько еще будет разыгрываться) трагедий вокруг этих квадратных метров, с которых одни наши сограждане сселяют других – иногда по закону, иногда с его нарушениями, иногда просто вышвыривая на улицу.

Патронатные семьи развиты в России столь слабо не только потому, что страна у нас все равно достаточно бедная, а еще и потому, что семья не является больше общественной ценностью. Государство пытается ее, как картошку, насадить, но дальше социальных плакатов дело не движется: сама структура современного городского общества противится всем идеологиям, кроме тех, которые оно придумывает себе само. Семья и дети в их число не входят.

История Харрисона могла бы научить нас многим полезным вещам.

Например, тому, что нет никаких гарантий того, что ребенку в приемной семье будет действительно хорошо, и положительная характеристика с места работы – это просто бумажка, а доброта и приветливость могут куда-то пропадать, когда дверь дома захлопнулась за спиной ребенка. Или тому, что весь наш «общественный антиамериканизм» на самом деле такой же выдуманный, как и наша любовь к отеческим гробам. Или тому, что о детях нельзя заботиться исключительно в Год семьи и только в рамках отчетности: существует не так уж много общественных организаций, которые занимаются проблемами детей, – им стоило бы помочь, особенно сегодня, но о них предпочитают лишний раз не вспоминать. Или тому, что мало просто доплатить за патронатное воспитание: деньги не могут решить всех проблем одним махом.

Но история Майлза Харрисона никого ничему не научит. Кризис же, какие там дети. Подождите до 2010 года, пожалуйста.

Михаил Бударагин

Источник: http://www.vz.ru/columns/2008/12/18/239890.html

37
7461
0