Убили школу

Георгий Янс

Убили школу
04 февраля 2014

Такого у нас еще не было. Это было первое, что я подумал, когда узнал о трагедии в московской школе № 263. Попытался вспомнить экстремальные случаи из своей директорской биографии.

Самый страшный произошел в на уроке математики в 8 классе. Учитель поставил неудовлетворительную отметку одному из учеников. Подросток выскочил из-за парты, забрался на подоконник (окно было открыто — на дворе стоял теплый сентябрь) и начал истерично кричать, что выбросится, если ему не исправят отметку. После получаса переговоров и уговоров ученика удалось успокоить.

У этого нетипичного даже по нынешним временам происшествия и у расстрела в школе № 263 есть одна общая черта. Предугадать, а, следовательно, и предотвратить такие инциденты практически невозможно.

В то же время, вчерашняя трагедия высветила всю глубину нашей деградации. По горячим следам о расстреле высказались представители практически всех социальных и профессиональных групп — от президента до охранника. По советско-российской традиции все знают, как лечить и учить.

Наименее кровожадным оказался президент.

«Надо воспитывать новое поколение зрителей с хорошим художественным вкусом, умеющих понимать и ценить театральное, драматическое, музыкальное искусство. И если бы у нас делалось это должным образом, то, может быть, и трагедии, подобной сегодняшней московской не было бы».

Если бы точно не было известно, что это сказал Путин на заседании президиума президентского Совета по культуре и искусству, то подумал бы о залетевшем марсианине, которого перед отъездом снабдили шпаргалкой. «Красота спасет мир».

Другие чиновники не были настроены так миролюбиво. Но их воинственность тоже из разряда марсианских хроник.

Теперь прокуроры «проверят состояние воспитательной работы в образовательных учреждениях, меры, направленные на оказание психолого-педагогической помощи обучающимся и формирование у них законопослушного поведения».

Я по наивности всегда считал, что проверкой воспитательной работы занимаются соответствующие специалисты. Но это тоже в нашей традиции — «сапоги тачает пирожник, а пироги печет сапожник». Для галочки — типа, «меры приняты» — вполне сойдет. Учителя испишут тонны бумаги, придумают 101 мероприятие, которые сформируют «законопослушное поведение». Им тоже поставят галочку. Обязательно кого-то накажут: директора школы, классного руководителя, начальника охранного предприятия... Возможно, список стрелочников расширится.

Конечно, учителя прекрасно понимают, что эти меры — абсолютно не нужны и бесполезны. Задача чиновников — не решить проблему, а прикрыть свою пятую точку. Через неделю другую ажиотажная активность сойдет на нет. До следующей трагедии.

После расстрела правильно говорили, что система безопасности в школах никудышная.

Необходимо, чтобы в здании находились как минимум двое охранников одновременно. Причем не это должны быть не сторожа, а люди, обладающие определенными профессиональными навыками. Допускаю, что богатая столица сможет решить эту проблему. Но нет никакой гарантии, что подобное не повторится еще раз — уже в другом городе.

Школа — зеркало общества. А общество глубоко и давно больно. Об этом в последние два дня тоже много и правильно говорили, предлагали методы лечения. Болезнь запущена, процесс может растянуться на десятилетия без гарантированного результата.

Трагедия в Москве — результат того, что школа находится в разрухе. В той самой, о которой говорил профессор Преображенский, — разрухе в головах.

Образование — это формирование образа, а не умения и навыки. Они в образовании второстепенны. Навыкам можно обучить и обезьяну. ЕГЭ и последующая оптимизация образовательных учреждений в форме их слияния — две главных составляющих разрухи.

В свое время я писал, что в России запущен конвейер по производству болванчиков с егэшными знаниями. После случившегося можно добавить — «больных болванчиков». Старшеклассник-убийца с умениями и навыками, тянущими на золотую медаль, — это продукт образовательного конвейера.

В Москве сейчас полным ходом идет создание учебных комплексов за счет слияния образовательных учреждений. Есть установка, что в этих комплексах должно быть 3-4 тысячи детей школьного и дошкольного возраста. А годовой бюджет — около 300 млн руб. Бабло в очередной раз победило.

Из нашего лексикона исчезают такие простые и знакомые слова, как «школа» и «директор». Теперь есть структурное подразделение и его руководитель. Смена названий — это не просто смена вывески, а отражение содержательных и нравственных изменений в системе образования. Самое главное — из школы вытравили дух любви.

Из директора — учителя учителей — сначала попытались сделать эффективного менеджера. Когда не получилось (а получиться и не могло, школа — не «Сбербанк» или «Газпром»), его просто опустили ниже плинтуса, придерживая на коротком поводке. Относительно высокая зарплата (от 200 тыс. руб.) и увольнение в любой момент «без объяснения причин» (есть такой пункт в контракте) превратили директора в послушного и очень сговорчивого человека. Как печально заметил знакомый директор, «я перестал понимать, чем занимаюсь, моя деятельность сводится к выполнению команд и написанию отчетов».

Есть, наверное, доля истины в старой мудрости: «Лучше быть бедным и здоровым, чем богатым и больным». К сожалению, трагедия в школе № 263 вряд ли чему-то научит больное общество. И даже если бы чиновники очень хотели бы извлечь уроки из случившегося, все равно бы не смогли. Когда что-то рушится, подпорки не помогут. Раздавит и сметет.