«Освободительная германизация»

“С войной покончили мы счеты” — эта стихотворная строчка и 65 лет спустя после Победы не стала реальностью. Парадокс новейшей политической истории — память о войне не объединяет народы, а служит предметом раздоров. Характерно, что в ряде регионов постсоветского пространства ныне избегают употреблять дефиницию “победа”, предпочитая ей “окончание войны”. Замалчивание, а порой и сознательное искажение в советское время многих важнейших событий 1941—1945 годов и предвоенных лет стало миной замедленного действия. Советская аннексия Прибалтики, получившей независимость после 1917 года, в 1940 году на основании секретных протоколов пакта Молотова—Риббентропа, насильственное включение этих территорий в состав СССР и последовавшие за этим массовые репрессии (всего в трех республиках к 17 июня 1941 года было арестовано — 14 467 чел.; выселено — 25 711 чел.; в общей сложности репрессировано — 40 178 чел.)1, отмена частной собственности и прочие прелести сталинской советизации закономерно вызвали резкое неприятие большей части населения.

Именно потому нападение фашистов на нашу страну здесь многие, увы, воспринимали как путь к освобождению. Чем умело воспользовался гитлеровский агитпроп, позиционировавший нацистскую оккупацию Прибалтики как “освободительный поход против большевизма”. И ныне в Вильнюсе, Риге и Таллине реанимируется привнесенная на эти территории в 1941 году идеологема о том, что их оккупация нацистами есть путь к освобождению от Советов, а борьба под знаменами со свастикой против СССР представляется, таким образом, борьбой за независимость. Проявляется все тот же “синдром” советского времени: во имя политической выгоды замалчиваются или искажаются факты, а их место в массовом сознании занимает мифологизированная идеологическая риторика — поменялся лишь знак. История снова становится жертвой политики. Отсюда и героизация фашистских коллаборантов, марши с эсэсовскими флагами по центральным улицам прибалтийских столиц и тексты в школьных учебниках по истории о том, что эти страны оказались “в числе государств, проигравших Вторую мировую войну”. В Эстонии “Бронзового солдата” называют символом “второй советской оккупации”, а в Латвии останки руководителя местных СС, дослужившегося у фашистов до звания генерала, Рудольфа Бангерскиса торжественно привозят из Германии и перезахоранивают на кладбище Героев. Между тем в российских и прибалтийских архивах, а также в материалах новейшей историографии сохранилось достаточное количество документов об истинных планах Гитлера в отношении Прибалтики и населявших ее народов. Они позволяют реконструировать картину происходившего в этом регионе в 1941—1944 годах.

“Нечего считаться с потребностями
местного населения”

Еще задолго до оккупации, 23 мая 1939 года, на собрании в рейхсканцелярии Адольф Гитлер однозначно заявил: “Для нас речь идет о расширении жизненного пространства и обеспечении снабжения, а также о решении балтийской проблемы. Продовольственное снабжение можно обеспечить только из районов с невысокой плотностью населения... Население негерманских областей не несет военной службы и поэтому должно использоваться как рабочая сила”2. Литва, Латвия, Эстония, Северная Белоруссия, Ленинградская область (куда в то время включались и нынешние Новгородская и Псковская области) были объединены фашистами в одно административно-территориальное образование — Остланд.

Фюрер и его единомышленники относились к народам Прибалтики с опасливым презрением — для фашистов не была секретом массовая и эффективная вооруженная поддержка жителями Прибалтики большевистского режима, олицетворением которой стали знаменитые латышские стрелки. Например, количество членов РСДРП(б) в Эстонии с марта по октябрь 1917 года выросло со 150 человек до 20 тысяч человек3 при общей численности Эстляндии менее миллиона человек — такой пропорции не было практически не в одном регионе Российской империи. А на выборах в российское Учредительное собрание в ноябре 1917 года более 40 процентов эстонского электората проголосовало за большевиков, а в Таллине и Нарве — более 50 процентов4. В Латвии и на территориях, позднее оформившихся как Литва, процент симпатизирующих большевикам был примерно таким же. В целом же по России за большевиков проголосовало менее 25 процентов, что и побудило их, не получивших большинства, разогнать только что избранный парламент. Не меньшую идиосинкразию фашистов вызывало резкое неприятие жителями Прибалтики немецкой оккупации 1918 года, когда по Брестскому миру территории, принадлежавшие до Первой мировой войны России, отошли кайзеровской Германии. Ведь эстонцы, латыши и литовцы пытались сопротивляться попыткам немецких рыцарств Эстляндии, Лифляндии и Курляндии включить эти провинции в состав Германии на правах Герцогства Балтийского, как противодействовали прибалты и возвращению земель остзейским немецким баронам (земля эта была отнята у них в 1917 году) и вывозу их собственной сельскохозяйственной продукции в Германию.

Гитлер планировал присоединить Остланд к рейху на правах рейхсгау — области рейха. Имперское министерство Востока должно было взять на себя внутреннее управление, а общее генеральное — комиссар по делам Востока, подчинявшийся непосредственно фюреру. Имперские комиссариаты предполагалось создать по принципу провинциальных министерств рейха. Генеральные комиссариаты имели расширенные полномочия, соответствующие полномочиям глав самоуправлений в самой Германии, а областные комиссариаты планировалось построить по принципу ландратов — земельных советов. “Выкачать из подчиненных областей все, что необходимо для германского государства и его вооруженных сил. Выполняя эти указания, нам нечего было считаться с потребностями местного населения. Волей Адольфа Гитлера является превратить в будущем территорию восточных областей в составную часть Германии и заселить ее немцами. Мы должны были руководиться этими указаниями и постепенно их осуществлять”5 — таковы были задачи генеральных и областных комиссариатов. Для декорации были созданы и национальные “местные самоуправления”. Эти “самоуправления” формировались немцами из максимально лояльных представителей коренного населения.

Начальник СС и полиции в рейхскомиссариате “Остланд” обергруппенфюрер Фридрих Еккельн по этому поводу вспоминал: “Мне приходилось нередко сталкиваться с руководителями латвийского, литовского, эстонского „самоуправления“. <...> Должен сказать, что все они были большими друзьями немцев. Эти люди имели только наши немецкие интересы и нисколько не думали о судьбе своих народов. Это были всего-навсего немецкие марионетки. <...> Они считали, что если даже Германия и проиграет войну, то все равно будет очень хорошо, если они и немцы ликвидируют советских патриотов и особенно коммунистов, так как без коммунистов им будет легче продать свои народы другим сильным державам мира”6. По приказу рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера и рейхсминистра по делам Восточных территорий Альфреда Розенберга для осуществления политики германизации Остланда в конце 1942 года начали функционировать учреждения Имперского комиссариата по укреплению немецкого народного духа и Центр по делам фольксдойче. Тогда же в Латвии, Эстонии и Литве были открыты переселенческие сельскохозяйственные школы — предполагалось, что после окончания войны представители титульных национальностей Прибалтики в качестве бесплатной рабочей силы будут обрабатывать плодородные поля Третьего рейха — в Баварии, Пруссии, Саксонии и т. д. Кстати, еще в 1939 году начался отбор колонистов из немцев для переселения в Остланд и его “естественной германизации”.

Гитлер не намеревался предоставлять суверенитет прибалтийским республикам. Он смотрел на эти территории как на место, подходящее для поселения там немцев, заслуженных солдат и инвалидов войн. Это должно было обеспечить власть Германии на русской территории в далеком будущем. Местное население, как не поддающееся ассимиляции, должно быть эвакуировано, то есть выселено, и использовано на работах. “В связи с тем, что Прибалтика должна была быть заселена немцами, то ясно, что ими должны были руководить люди, преданные существующему строю. Гитлером было предусмотрено, что для заселения Восточных областей должны были привлекаться самые лучшие люди. О предстоящей работе, которая ожидала в Прибалтике, нам были даны подробные указания еще на курсах в Орденсбург-Кресенге (Школа для командного состава вермахта, направляющегося в Остланд. — Ю. К.). Гаулейтер, показывая на карте будущие границы Германии на Востоке, ясно сказал, что в наши задачи будет входить превращение этих областей в немецкую землю, в составную часть Германии”7.

Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер в журнале “Дойче Арбайт” по поводу заселения Восточных территорий сделал недвусмысленное заявление:

“Нашей задачей является германизировать Восток не в старом смысле этого слова, т. е. <…> заботиться о том, чтобы на Востоке жили бы люди только настоящие немцы, немецкой крови.

Не считайте обеспеченным государство, если оно не может каждому предоставить землю и почву. Не забывайте, что священнейшее право на этом свете есть право на землю, которую хотят сами обустроить, и священнейшая жертва есть кровь, которую проливают за эту землю.

Таким образом, победа на Востоке — предпосылка для обеспечения нашего будущего, когда жертвами приобретенная земля станет немецкой, немецкой через людей, которые ее заселяют и застраивают, немецкой через большую работу немецкого плуга”8.

Для нацистов германизация означала освоение захваченных земель немцами с последующим “вытеснением” их населения вплоть до полного физического уничтожения или “растворяющей ассимиляции”. Пытаясь укоренить в народах оккупированных территорий немецкий язык, традиции, немцы неизбежно с течением времени смешивались бы с этими народами, что, по мнению гитлеровских идеологов, было вредно для чистоты расы. Стремясь германизировать оккупированные восточные регионы, нацисты планировали перевезти туда как можно больше немцев с территории рейха, непременно оберегая их от кровосмешения с местными жителями. При этом годных к ассимиляции “с точки зрения расы” местных жителей Литвы, Латвии, Эстонии надлежало переселить в Германию, а не годных — в отдаленные районы, на “русский Восток”, или уничтожить. Разумеется, оккупированные территории должны были превратиться в области массовой немецкой колонизации. “Годных с точки зрения расы” было меньшинство — от 5 до 30 процентов населения (максимальный процент “годных”, т. е. близких к арийцам, фашисты выявили в Эстонии). Остальных надлежало “культурно ассимилировать” — посредством ограничения и последующего искоренения национальной культуры и насаждения немецкой, а также выделения из общей массы населения лиц немецкого происхождения (фольксдойче) и их “продвижения” на все социально и культурно значимые де-юре и де-факто посты9.

Первыми в Остланд должны были переехать немцы из Вестфалии и Баварии. В качестве компенсации за переселение на восток они должны были получить там земельные участки, многократно превосходившие по площади те, что имелись у них в Германии. И конечно, по прибытии колонисты должны были получить себе дармовую прислугу из представителей прибалтийских народов. Напрасно местное население Литвы, Латвии и Эстонии надеялось на возвращение земли и имущества, национализированных Советами. В соответствии с директивами об “имущественном управлении Остландом” к весне 1942 года все совхозы были взяты под немецкий контроль. В них назначили управляющих — немцев, и в будущем они должны были быть переданы в собственность новым постоянным хозяевам, разумеется “арийцам”. Крупные дома, которые были национализированы советским правительством, их прежним владельцам не возвращались и были зачислены в разряд так называемых домов Остланда. Управление ими осуществлялось исключительно представителями “арийской расы”.

Все дома, принадлежавшие евреям, как и все их имущество, также были зачислены в имущество Остланда. “Солдаты ходили по еврейским квартирам и описывали всю обстановку, каждый стул, книги, картины и даже одежду, строго-настрого наказав ничего из описанного не продавать — теперь это собственность Третьего рейха”10.

“Окончательное решение”

Разумеется, немедленно началось и “окончательное решение еврейского вопроса”, в котором при активном содействии местного населения гитлеровцы на территории Прибалтики достигли отмеченных фюрером успехов — к 1944 году эта территория была практически “свободна от евреев”. О том, как происходило “освобождение от евреев” и как при отступлении в 1943—1944 годах фашисты пытались скрыть следы этих своих преступлений, опубликовано множество архивных документов и мемуаров очевидцев. И, увы, минимум воспоминаний выживших, поскольку таких были единицы. Вот одно из таких уникальных свидетельств, и 65 лет спустя после войны заставляющих нормального человека содрогнуться. Автор этого документа, Юлий Фарбер, инженер-электрик из Москвы, в далеком 1941-м добровольцем пошел на фронт, попал в фашистский плен, бежал, попал к партизанам, а оттуда был доставлен в опергруппу майора госбезопасности Волокитина из партизанского отряда Вилейского обкома КП(б) Белоруссии. По прибытии в чекистскую опергруппу Фарбер сделал письменное заявление о зверствах, совершенных немцами в 1941—1944 годах в Понарах.

Документ доставили в Москву. Нарком госбезопасности СССР Меркулов 13 сентября 1944 года принял решение передать “Заявление Юлия Фарбера о зверствах, совершенных немцами в 1941—1944 годах в мест. Понары, близ Вильно, и о мерах, принятых оккупантами по сокрытию следов своих преступлений” председателю Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников Швернику. 9 сентября 1944 года в Понарах закончила свою работу Чрезвычайная государственная комиссия. Результаты ее расследования были предъявлены советской стороной Международному трибуналу в Нюрнберге: “Пункт массовых расстрелов в местечке Понары был организован в июле 1941 года и действовал до июля 1944 года. <...> Сжигание трупов продолжалось с конца 1943 года до июня 1944 года. За это время из девяти ям с общим объемом 21 179 кубических метров было извлечено и сожжено на кострах не менее 100 тыс. трупов”.

Свидетельствует Юрий Фарбер: “Слева от шоссе, у колючей проволоки, часовые. На воротах надписи: „Не подходить. Опасно для жизни. Мины“. В центре, за двойной колючей проволокой, круглая яма диаметром 24, глубиной.

4 метра. Крупные камни образуют совершенно отвесные стены. На дне ямы — деревянная хижина-бункер, в котором мы будем жить. Нас заковывают в цепи, которые плотно обжимают ноги чуть пониже колен и не дают возможности сделать шаг более полуметра. После этого шеф — штурмфюрер держит речь: „Вы будете работать на специальной работе государственного значения, поэтому во избежание побега вы закованы в цепи. Бежать не пытайтесь, так как никто никогда не убежал из Понар и не убежит. За попытку снять цепи — расстрел. Работайте хорошо. Иначе за саботаж — расстрел. Всякие распоряжения выполнять безоговорочно, иначе расстрел...“ И далее длинное перечисление всех возможных нарушений порядка, за которые — смерть. Невольно возникает мысль: „А возможно ли вообще выбраться отсюда живым?“ Ответ ясен. Если и возможно, то во всяком случае не следуя указаниям штурмфюрера, а, наоборот, нарушив основные из них.

Идем на работу. Котлован диаметром до 100 метров засыпан песком. Если снимешь пару лопат песка, то обнаруживаются... разложившиеся трупы людей; по немецкой терминологии „фигуры“. Рядом с котлованом сооружен очаг. Этот деревянный помост 7 на 7 метров с трубой посредине. Нужно очистить фигуры от песка. Из плотно слежавшейся массы фигур железными крюками вырывают одну. На носилках перенести фигуру на очаг, где они укладываются елями, плотно, одна к другой. Когда слой готов, его обкладывают сверху еловыми ветвями, сухими поленьями и поливают горючим маслом. Сверху кладут следующие слои. Когда костер содержит 3500 фигур, его обкладывают по бокам сухими термитными шашками и поджигают. Фигуры горят более трех суток — до тех пор, пока не останется груда пепла с пережженными костями. Кости эти толкут трамбовками до состояния порошка. Порошок лопатами перебрасывают через мелкие железные сетки для того, чтобы пепел не содержал ни одной крупной частицы. Просеянный пепел смешивается с большим количеством песка так, чтобы песок даже не изменил цвета, и засыпается в котлован, из которого уже извлечены все фигуры. Смысл „особой работы государственного значения“ ясен. Убийцы пытаются скрыть следы своих преступлений. Штурмфюрер не скрывает этого. Он говорит: „Вражеская пропаганда распространяет слухи о том, что в Понарах лежит 80 тыс. расстрелянных. Чепуха. Пусть через пару месяцев ищет, кто хочет и как хочет, ни одной фигуры здесь не найдут“. Возразить ему нечего. Какова емкость понарских ям, точно сказать невозможно. Немцы называли цифру 80 тыс. Из них 55 тыс. евреев. Несколько тысяч (до 10 тыс.) русских, литовцев и людей различных национальностей. Остальные поляки”11.

“Предельно прагматичный подход”

Балтийские народы в расовой иерархии нацистов значились в разряде “неперспективных”.

Осенью 1942 года в Прибалтике начались антропологические исследования литовцев, латышей и эстонцев с целью выяснения процента “годных с точки зрения расы” для германизации и, наоборот, — количества подлежащих переселению на восток и уничтожению. Основываясь на этих “научных” исследованиях, специально созданная рейхсминистерством Восточных территорий комиссия подсчитала, что в Эстонии непригодными являются “всего” 25 процентов коренного населения, в Латвии — около 50 процентов (за исключением минимально пригодной “с точки зрения расы” Латгалии, где “непригодных” было более 65 процентов), в Литве непригодных для германизации по фашистским меркам насчитали 70 процентов12.

По мнению руководства отдела расовой политики рейхсминистерства Восточных территорий, главным препятствием для германизации народов Балтии могла стать интеллигенция13. По этой причине уже в первые дни после оккупации Прибалтики немцы арестовали многих представителей интеллигенции, а также тех, кто, по их мнению, лояльно относился к советской власти. В Латвии было арестовано 20 тысяч человек (преимущественно латыши), в Литве — столько же (большинство литовцы), в Эстонии — 10 тысяч человек (большинство эстонцы). Секретным циркуляром “директора просвещения” от 9 декабря 1941 года приказано было изъять из библиотек все советские произведения за время с 1917 по 1941 год, национальную литературу за 1940 и 1941 годы, то есть литературу “советского периода”.

На площадях городов запылали костры, превращая в пепел сокровища национального творчества и европейской литературы. Писателям и поэтам не разрешали печатать свои произведения, многих из них фашисты заключили в концлагеря. “Неперспективным” народам надлежало “минимально уметь читать, писать и считать” — более высокая культура была, по мнению нацистов, не для них. Перебравшийся в Германию в 1919 году уроженец Риги рейхсляйтер Альфред Розенберг, рейхсминистр Восточных территорий, был сторонником “предельно прагматичного” подхода к использованию Остланда. Штаб рейхсляйтера приступил к планомерному разграблению культурных и исторических ценностей Латвии, Литвы и Эстонии и вывозу их в Германию. Вначале имущество из Прибалтики доставлялось в рейх по железным дорогам, но когда в 1943 году железнодорожное сообщение стало нерегулярным, а затем и вовсе прервалось с приближением линии фронта к Остланду, награбленное стали вывозить морским путем. Из одного только Рижского порта в 1943 году ушло не менее 30 судов. В Эстонии почти не осталось картин и скульптур национальных художников и скульпторов. Немцы вывезли в Германию более 10 тысяч произведений искусства. Национальный музей Эстонии, находившийся в имении Ради около Тарту, был сожжен. В театре “Эстония” разрешалось ставить оперы и оперетты лишь на немецком языке.

По приказу министра по делам Восточных территорий были ликвидированы Рижская и Юрьевская (Тартуская) государственные библиотеки — в Германию вывезено несколько тысяч томов, точное количество утраченного не установлено до сих пор. Эстета Розенберга очень интересовала различная историческая серебряная утварь, находившаяся в Эстонии. Потому специалисты его министерства отбирали для него по заказу наиболее ценные вещи.

В Литве ситуация была не менее трагической. Из сообщения Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников:

“17 марта 1943 года гестаповцы оцепили здание старейшего Вильнюсского университета, разбили в нем статуи и орнаменты, изорвали картины, разграбили экспонаты, ценные учебные пособия, научную литературу, эпидиаскопы, электромоторы, станки и другое научно-вспомогательное оборудование; увезли в Германию 1743 грамма платины. В разгроме университета принимали активное участие немецкие „ученые“ доктора Мюллер и Вульп.

Такая же участь постигла и другой крупный литовский государственный университет и химический институт. Немцы разрушили в Вильнюсе и Каунасе 14 гимназий и 46 начальных школ, а также учебные заведения в Шауляе, Мариамполе, Паневежисе, Укмерге; взорвали и уничтожили сельскохозяйственную академию, Высшую сельскохозяйственную школу и 7 низших сельскохозяйственных школ.

Гебитскомиссар города Вильнюс Хингот присвоил и вывез из Вильнюсского государственного художественного музея ценные коллекции мебели, старинный фарфор, ковры, картины, гравюры и другое музейное имущество. Из этого же музея немцы похитили 40 ценных картин XIX и XX веков, 130 матриц очень редких гравюр на меди (XVII, XVIII, XIX веков), конкурсную модель проекта памятника Петру Великому скульптора Т. Крюгера. Генерал Рунау вывез ценные картины „Святое семейство“ (мастерской Рубенса) и „Пейзаж“ (Тенирса). Из библиотеки Академии искусств были похищены немцами
743 книги наиболее старинных и редких изданий, коллекции исторических золотых и серебряных медалей. Полному разгрому подверглись широко известные еврейские культурные учреждения: 1) Библиотека им. М. Страшуна;
2) Еврейский научный институт Академии наук Литовской ССР; 3) Историко-этнографический музей. 10 тыс. экземпляров старинных изданий XV, XVI, XVII веков были направлены в Берлин. Немецкие захватчики отправили во Франкфурт-на-Майне ценные картины Репина, Левитана, Марка Шагала, скульптуры М. Антокольского, Гинцбурга, Аронсона, Н. Трегера, рукописи и письма М. Горького, Льва Толстого, Ромена Роллана, Шолом-Алейхема и др.”14.

“Формировать возможно большее количество

охранных батальонов”

Изначально гитлеровское руководство было категорически против призыва в армию представителей балтийских национальностей. “Неперспективные народы” не имели права носить форму вермахта, их услуги принимались только при выполнении самой грязной работы — проведении акций уничтожения или службы в полицейских батальонах, охранявших тюрьмы, гетто и концлагеря. Так, инициатива латвийского “самоуправления” в феврале 1942 года о создании национальных армейских корпусов была встречена раздраженным отказом. Еккельн, запросивший рейхсканцелярию о возможности привлечения латышей на службу в вермахт, получил такой ответ:

“Фюрер не желает никаких воинских соединений из Прибалтики для использования их на фронте, так как после войны это привело бы к политическим требованиям с их стороны. Однако следует формировать возможно большее количество охранных батальонов для несения караульной службы на оккупированных территориях”.

С 1942 года фашисты начали насильно угонять местное население на работу в Германию. Этим занимался так называемый отдел III рейхскомиссариата “Остланд”, в помощь которому были приданы руководители местных самоуправлений Литвы, Латвии и Эстонии. Рекрутированием занимались и подразделения группы армий “Север”.

В Латвию, Эстонию и Литву из Берлина спускались планы по насильственной мобилизации рабочей силы. Эти планы через рейхскомиссариат поступали гебитскомиссарам (комиссарам областей), а также через местные “самоуправления” начальникам уездов. Последние рассылали повестки каждому человеку, в которых предлагали в обязательном порядке являться в определенное время и в определенный пункт для последующей отправки на работу в Германию. Нарушение каралось либо денежным штрафом, либо арестом. Спущенный из Берлина план мобилизации рабочей силы на первую половину 1943 года оказался настолько высоким, что гитлеровское руководство Остланда не смогло его выполнить: положение дел немецкой армии на Восточном фронте становилось плачевным, в результате чего поток желающих трудиться для нужд рейха иссякал. Были и способы использования “неперспективного” коренного населения непосредственно на территории Остланда для нужд оккупационных властей. Из свидетельских показаний на Рижском процессе:

“В апреле 1943 года из города Риги прибыли большие крытые автобусы (два) в Саласпилсский лагерь, и с ними приехали три человека офицеров СД, которые по прибытии в лагерь выгнали из барака всех молодых девушек и женщин и приступили к „просмотру“ последних. Отобрав наиболее красивых и сложных (так в тексте. — Ю. К.) по телосложению в отдельную группу, произвели им медицинский осмотр, насильно (так же, как и отбирали) чисто одели в пальто и платья после расстрелянных евреев и отправили в Ригу в дом терпимости на Парковую улицу. Об этом, что все девушки были отобраны и направлены в дом терпимости, рассказала девушка Абольтиньш, которая бежала из этого дома и вновь попала в Саласпилсский лагерь”15.

Такие “мобилизации” на территории Прибалтики проводились постоянно.
В качестве “особой чести” у представителей местного населения, включая детей, брали кровь для раненых солдат вермахта. Нормы по крови также спускались немецким руководством. Из свидетельских показаний на Рижском процессе:

“Примерно в конце ноября 1942 года эта „санитарная команда“ СД вновь прибыла, и уже ранее зарегистрировавшихся вызывали и брали кровь от 600 до 1000 куб. см. Перед тем как брать кровь, СД и комендант лагеря Краузе обещали усилить питание и освободить „доноров“ от работы, но ничего подобного не было, и люди, „отдавшие“ кровь, совершенно были бессильными. Лично у меня было в этот раз взято 800 куб. см крови. Такие эксперименты „санитарной командой“ в моем присутствии проводились более пяти раз, с охватом около 3000—3500 тыс. человек”16.

После поражения в Сталинградской битве гитлеровцы были вынуждены поступиться “расовыми принципами” и “снизошли” до создания из местных жителей боевых частей: немцы начали формировать национальные батальоны Ваффен-СС. Это преподносилось как “высокая честь и огромное доверие — наравне с немецким народом бороться против большевиков”. Но даже при проведении агитационной кампании во время набора в эсэсовские формирования местным “самоуправлениям” было запрещено использовать лозунг “борьба за независимость”.

Современный эстонский учебник по истории сообщает: “Из первых добровольцев был сформирован батальон „Нарва“, возможно, самое элитное из когда-либо существовавших эстонских подразделений. В 1943—1944 гг. он проявил незаурядную отвагу в боях на Украине. <…> Эстонские и латышские добровольческие батальоны зачастую демонстрировали более высокий боевой дух, чем подразделения вермахта, хотя были вооружены хуже. Этих добровольцев немцы особенно эффективно использовали в зимних и лесных боях”17.
В Эстонии и Латвии, судя по немецким документам, мобилизация шла весьма неплохо, а Литва призыв саботировала.

Вот лишь характерный пример — письмо Фридриха Еккельна из Вильнюса в рейхсминистерство по Восточным территориям:

“За бойкот легиона СС в Литве выполнены следующие наказания литовцам: закрыты все высшие учебные заведения Литвы, три литовских советника гражданской администрации и 29 интеллигентов из разных слоев сопротивления арестованы и заключены в концлагерь Штуттгоф”18. 

В 1943 году 15 тысяч латышей и 30 тысяч эстонцев было мобилизовано в Ваффен-СС, под командование гитлеровских офицеров. Перед батальоном были поставлены следующие задачи:

“а) уничтожение еврейского населения в Прибалтике и других оккупированных немцами Советских районах;

б) массовое истребление мирного Советского населения, оставшегося на территории оккупированных Советских районах немцами;

в) уничтожение русских военнопленных путем создания для них невыносимых условий в концентрационных лагерях;

г) массовое насильственное использование пригнанного мирного населения из оккупированных немцами зон Советского Союза, для создания укрепительно-оборонительных линий и сооружений;

д) уничтожение мирных сел и деревень на территории оккупированных немцами Советских районов;

е) умерщвление психиатрических больных, находящихся на излечении
в больницах-клиниках;

ж) вывоз в Германию промышленных предприятий, грабеж гражданского населения, как в городе, а также и деревне”19. 

Литовцы под немецким командованием служить в СС отказывались, и из них сформировали национальную дивизию, дав литовских командиров. (В охранных и полицейских батальонах, не принимавших участия в боевых действиях и использовавшихся в основном для карательных акций против мирного населения, допускалось наличие командиров из “неперспективных” народностей.)

Несмотря на все усилия немецкого командования, удержать мобилизованных в войсках удавалось с трудом. Многие при первой возможности дезертировали. Особенно отличались литовцы. Они бежали из казарм и скрывались в лесах, воюя и против фашистов, и против Красной армии. Но со временем и охранные батальоны стали активно использоваться в боевых действиях.

Мобилизация в армию никак не сказалась на планах по поставке рабочей силы в Германию. В 1943 году фюрер лично распорядился “в максимально короткие сроки” отправить на работы из Остланда 200 тысяч человек. По этому поводу прошло экстренное совещание в рейхскомиссариате:

“Заместитель рейхскомиссара Матизен: „Если из Остланда снять 200 тыс. рабочих, то вся хозяйственная жизнь в Прибалтике заглохнет. Эстония и Латвия уже не могут послать в Германию ни одного рабочего, и есть только единственная возможность брать людей из Литвы, но и то только при помощи полиции. Рабочую силу можно вытащить из Белоруссии, что же касается
русских, то с ними ничего не выйдет, так как их можно угнать в Германию только с применением жестоких мер, в результате которых русские быстро уйдут в леса“”20.

Насильственный угон в Германию в документах именовался эвакуацией. Вот один из эпизодов такой “эвакуации”. Из свидетельских показаний на Рижском процессе:

“В конце марта или начале апреля 1943 года комендантом лагеря (Саласпилсского) Краузе <...> у матерей, находящихся в лагере, изъяли около 300 детей и поместили их в специальный детский барак. Матерей же отправили на работу в Германию. <...> После отправки матерей в Германию из Риги Краузе была вызвана специальная газовая команда — так называемая „дезинфекционная команда“. <...> Вначале всех детей из барака вывели в другое помещение. Газовая команда после этого напустила в детский барак газ и вместила туда вновь около 300 детей в возрасте от пяти до одного года. В результате этого злодеяния <...> было удушено газом более 200 детей. Умерщвленных газом детей закопали в общую яму, вырытую вблизи Саласпилсских лагерей”21.

Конец Остланда

После прорыва блокады Ленинграда и ее окончательного снятия 27 января 1944 года ситуация в Остланде стала для фашистов и их пособников непоправимой. Латвийская газета “Тевия” поместила такую передовицу:

“18 июня 1944 года

Отечеству и свободе латвийский народ!

Немецкая армия будет охранять Латвию!

Точно так же, как несколько недель тому назад немецкая армия помогала Финляндии, так она будет бороться также и за Латвию — до победы! Мы все стоим вместе, в доверии и готовые положить последние силы в борьбе. Совместно дадим единственно возможный ответ большевикам. Теперь — тотальная война!

Вся Латвия должна превратиться в единый воюющий народ”22.

И снова мобилизация на фронт и в немецкий тыл. “Добровольцев” в Латвии и Эстонии в сентябре-октябре 1944 года нашлось примерно по 20 тысяч — они, как и мобилизованные литовские охранные батальоны, прикрывали отступление немецких войск. Но это уже ничего не меняло — гитлеровский Остланд перестал существовать менее месяца спустя. 24 ноября 1944 года завершилась продолжавшаяся 71 день Прибалтийская наступательная операция советских войск, имевшая целью освобождение Литвы, Латвии и Эстонии от фашистов. В военных действиях участвовало около миллиона солдат и офицеров Ленинградского, 1-го, 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов и Балтийского флота, сражавшихся против подразделений группы армий “Север” численностью более 700 тыс. человек.

Согласно акту судебно-медицинской экспертизы от 20 января 1946 года, проведенной советскими правоохранительными органами, на территории Прибалтики нацистами были убиты: в Латвии — 313 798 человек, в Литве — 666 273 человека, в Эстонии — 61 тысяча человек23. Вильнюс, Рига и Таллин лежали в руинах, промышленности не существовало, сельское хозяйство было уничтожено. Таковы были итоги “освободительной германизации”.

Источник: http://magazines.russ.ru/zvezda/2010/4/ka19-pr.html

0
174
0