Спектакль окончен: Театрам в российской провинции, похоже, скоро конец

Эта встреча запомнилась тем, что власть все не могла определиться. Буквально начиная с того, что корифеев местного театрального искусства созвали со всего региона именными пригласительными на мелованном картоне, и у входа парковались потрепанные «Волги» дальних драмтеатров. А тем, кто «моложе да прогрессивнее» (нескромно признаюсь — и мне в их числе), молодой же чиновник, влетевший в руководство на волне медведевских обновлений, без лишних церемоний написал «в контакте». И теперь мы толпились на входе, не зная, как объяснить полицейским отсутствие у нас золоченых картонок, как и отсутствие нас в списках вообще. Если полицейские слышали волшебное слово «блогеры», то пропускали и чуть ли не брали под козырек. Если не слышали, приходилось названивать на мобильный виновнику торжества...

Торжеством, впрочем, происходящее не было ни для кого. Власть собрала театры, чтобы объявить им — как они отныне будут жить, став так называемыми автономными бюджетными организациями, то есть, по сути, зарабатывая сами. Театры приехали в похоронном настроении. Власть тоже не торжествовала, потому что еще хуже представляла себе — что будет и что теперь от людей искусства надо.

Чтобы прекратили доить бюджет? Чтобы по-прежнему гнали высокое, светлое, чистое в промышленных масштабах?..

Никто не мог сформулировать новую сверхзадачу их роли. Власть хотела взаимоисключающих вещей. Или в душе не очень хотела одну из них. Или обеих. Все это, похоже, и было культурной политикой. Все это порождало тяжелую шизофрению, когда депутатша местного заксобрания начинала речь за здравие — как член фракции главной партии, где-то там, в Госдуме, проголосовавшей за этот закон, а заканчивала за упокой — вспоминала, что она актриса на пенсии и как у театрального человека новые порядки вызывают у нее резкое отторжение.

Чай, подаваемый корифеям на круглый стол, остывал, никто к нему не прикасался — не до того. А «молодые да прогрессивные» сидели за их спинами на стульях у стены, безмолвствуя, как кандидаты в члены Политбюро.

В жарких дискуссиях все чаще звучало название театра N. Небольшой драмтеатр в маленьком городке, он еще раньше, добровольно избрал форму бюджетной автономной организации и принялся, как следовало из обсуждения, заколачивать бабки, забросив высокое, светлое и чистое. Власть то ставила его в пример, то осуждала за низкопробность да бездуховность. Если бы на круглый стол положили компас, стрелка бы, вероятно, вертелась как бешеная...

— ...Дискотеки, вечера «Кому за тридцать»... Артисты, которые должны создавать образы, работают диск-жокеями! Я не хочу, чтобы мои артисты занимались этим. Они учились для другого.

— ...Нам говорят: вы должны «оказывать услуги». Какие еще услуги может оказывать театр?! Не будем позорить это слово! Мне в декабре звонят... «Когда у вас начинаются новогодние корпоративные вечера?» Да никогда!!!

— ...Представляете, товарищи? Приехала некая Любовь Успенская. Женщина поет блатные песни. Завалилась в театр оперы и балета братва, плюя на пол...

В общем, после финального фуршета все разъехались с ощущением коммуникационной катастрофы: театры понимали, что если закон принят, распинаться у нас можно сколько угодно, говорить красивые слова, которые будут красиво слушать. А власть, которая и так не понимала, чего же она хочет, была окончательно запугана суждениями худруков вроде (цитирую): «Государство дает нам 2,5 миллиона на пять запланированных спектаклей... На эти деньги практически ничего поставить невозможно... Ну, наверное, можно только поставить на сцене табуретку и повесить задник...» Худрукам следовало бы выбирать выражения. После такого у кого угодно сложится впечатление, что сколько миллионов ни вливай — все мало. Проблема театров в том, что власть, так же безысходно вливая миллионы в «Булаву», хотя бы может сформулировать — для чего ей эта «Булава» в итоге нужна.

Я рискну предположить, что именно это «фраера сгубило»: слишком громко все эти годы государственные театры заявляли, что «этого мало» (провинциальные, конечно: они-то не содержат в штате кинозвезд по совместительству и не могут задирать цены и кататься с гастрольными чесами), а также — что они не имеют вообще никаких доходов и не могут их иметь.

И в итоге им довольно жестко принялись перекрывать кислород.

Этим летом официальная местная пресса торжественно (как всегда) объявила, что «с июля государственную регистрацию браков можно проводить не только в загсах, но и в учреждениях культуры». Чиновники не могли нарадоваться, поздравляя горожан с тем, что отныне они обрели «возможность выбора места регистрации». Те горожане, которые сочетались браком в последние года три, читали это с удивлением, потому что вообще-то такую возможность всегда имели (официальная пресса предпочитает об этом не упоминать). Порой это носило даже характер навязчивого сервиса. Когда летом 2009-го мы с моей будущей женой отправились подавать заявление, то узнали, что регистрация в загсах — только по пятницам. В более предпочтительную для всех субботу почти все загсы ведут выездные церемонии — именно в театрах. И стоит это денег. В нашем случае творчество дуэта Октябрьского загса Уфы и татарского академического театра «Нур» оценивалось в пять тысяч рублей. На фоне остальных свадебных расходов эту сумму можно было и не заметить, но мы на всякий случай все же поинтересовались:

— А в загсе в субботу церемонию провести нельзя?

Регистраторша поджала губы:

— Пожалуйста, вы можете в субботу прийти, и здесь, в комнате для приема документов, девушка вам выдаст паспорта и свидетельство о браке.

Такой вот милый, наивный шантаж.

Дяденька, принимавший эти пять тысяч за регистрацию в театре, крутился здесь же, в загсе, и — судя по его виду — вряд ли имел к театральному искусству хоть какое-то отношение...

И вот в мае этого года без лишнего шума региональное управление ЗАГС «запретило бракосочетание в театрах, ресторанах и других местах» как нарушающее местное законодательство. (Уж не знаю, как предприимчивый дяденька разбирался тогда с теми, кто уже оплатил его услуги.) Раньше это никого не беспокоило. Теперь же, вероятно, власть была раздражена тем, что театры говорят о невозможности отрыва от полного бюджетного финансирования, но при этом — хоть копейки, но делают, разными способами, через сомнительных дяденек и в обход местного законодательства.

В июле это разрешили официально, теперь все — через управление ЗАГС, что подсказывает нам, кто от этого выиграл. Не театры. Они же явно ощущают себя проигравшими. Друг рассказал, как теперь выглядит «театральная» церемония: если на нашей свадьбе образца 2009-го театр молча принял деньги и устранился, отдав «на растерзание» многочисленным торжественным делегациям богато декорированное фойе, то теперь дирекция просто упрашивала молодых согласиться еще и на театрализованное представление. Это было не так дорого. Согласились. И полчаса силами труппы артистов театра гостям показывали старинные башкирские и татарские свадебные церемонии, к которым гости, конечно, отнеслись с уважением, но едва ли им было жизненно необходимо это увидеть...

Вот вам и судьба артистов, «которые должны создавать образы».

Похоже, что государственные театры в провинции проиграли. Думаю, им уже не выбраться из замкнутого круга постоянной нехватки бюджетных денег (которые будут и будут урезаться), недовольства властей, нереализуемости задач.

Когда коллеги из негосударственных театров (из театров, которые выживают на энтузиазме, существуют в подвалах, но далеко не все они любительские) говорят о них, то в первую очередь, как и прежде, отмечают «богатство: роскошные костюмы, на каждый выход даже в маленькой роли — новый костюм, и декорация не дешевая» (я цитирую екатеринбургского драматурга и режиссера Николая Коляду — его отзыв в ЖЖ о спектакле уфимского театра). Но если раньше «негосударственные» говорили о богатстве «государственных» с завистью, то теперь даже не со злорадством, а с жалостью скорее.

Такую эмоцию испытывал герой Солженицына в финале романа «В круге первом». Чувство, что лучше уж сразу отправиться в лагерь из комфортабельной шарашки, чем постоянно бояться, что вот-вот лишат «благодетельства», играть по правилам, затыкать себе рот самоцензурой и так далее. Лучше уж сразу «соскочить».

Что будет с государственными театрами в провинции теперь, когда их переводят фактически на хозрасчет, никто не знает, но «богатству декораций» точно не позавидуешь: ведь и в Атлантическом океане когда-то «Титаник», с хрустальными люстрами и ослепительными вечерними нарядами, оказался не лучшим плавсредством.