Как близилась Русская революция.

На модерации Отложенный РУССКАЯ революция — главный социально-политический феномен ХХ века. В свою очередь Великая Октябрьская социалистическая революция — главный переломный этап этого процесса. Революция 1905 года, Февральская революция 1917 года, последующая после Гражданской войны сталинская «революция сверху» — все это вместе с Октябрьской революцией компоненты того единого процесса, который в настоящее время прерван, но отнюдь не остановлен по той простой причине, что остановить историю, равно как и вычеркнуть из нее роль великой нации, нельзя.

Революция 1905 года определенно носила буржуазно-демократический характер. Хотя она не добилась социальных результатов в главном (земля осталась у помещиков), она привела к завоеванию определенных буржуазных прав и свобод.

Февральская революция в политическом плане была продолжением революции 1905 года и довела политические завоевания либеральной буржуазии до отречения царя. Земля осталась у помещиков, а это провоцировало вулканические толчки снизу и делало продолжение революции неизбежным.

Октябрьская революция решила жгучие вопросы ликвидации отмиравшего класса помещиков через декреты о мире и земле и через их реализацию в огне Гражданской войны.

Сталинская «революция сверху» практически уравняла положение всего народа в отношении собственности, ликвидировала мелкую буржуазию как класс. Она решила проблему русской деревни ультрареволюционным способом, просто пролетаризовав крестьянство и интеллигенцию, одновременно установив бескомпромиссную революционную диктатуру, которая брала на себя роль диктатуры трудового народа.

Однако процедура делегирования властных полномочий от народа властвующей партийной элите осталась неразработанной, что оставляло лазейку для контрреволюции. Эта главная недоработка первопроходцев дала повод для упреков в тоталитаризме и привела к определенному снижению доверия к революционному опыту. И в этом опыте, который сейчас приобретает исторически очерченный характер, пора беспристрастно разобраться

Преодолевать недоработку предшествующего поколения революционеров необходимо начинать с теории, с прояснения вопроса о переходе от революционной диктатуры к подлинному и устойчивому народовластию.

Итак, русская революция ХХ века — уже история. Это был грубый, но беспрецедентный и живой опыт создания бесклассового общества, выдержавший проверку мировой войной. Он нуждается в обобщении и развитии. Национальное самосознание окажется в плену преднамеренной лжи, насаждаемой буржуазными СМИ, если мы не приступим сами к разработке необходимых теоретических выводов из этого опыта. Нам уже пора начать такой обмен мнениями. И мы хотим начать данное обсуждение с вопроса: как близилась наша революция?

УЗЕЛ российских проблем был завязан в русской деревне. Наполеон, вступивший в Россию, не решился изменить крепостной строй и разрушить существующий социальный порядок, как он это делал в Европе. В такой же нерешительности пребывали русские цари. Каждый из них перекладывал проблему на плечи преемника. По сути дела, правители были не в силах взять на себя задачи неизбежной революции, и эта неизбежность неуклонно надвигалась. К концу XIX столетия революция вступила на тропу Гражданской войны. Перовская, Желябов, Гриневецкий, Александр Ульянов, Ваня Каляев — все они погибли за свои убеждения, не прося снисхождения. Развитие капитализма в концентрированной его форме, типичной для России, привело к появлению городского пролетариата. Среди образованной части общества распространяется марксизм. Интеллигенция малых народов начинает добиваться равенства наций в гражданских правах. Вершители геополитики, опирающиеся на мировую финансовую олигархию, ее интеллектуальные штабы (КОМИТЕТ-300, «КРУГЛЫЙ СТОЛ» и др.), связанные с ними масонские ложи (Илюминаты, Череп и кости, Б*най брит и др.) начинают присматриваться к предреволюционной обстановке в России и вычислять в связи с нею свои выгоды и риски. К началу ХХ века предпосылки для социальной революции сформировались, и ждать вождей долго не пришлось.

О Ленине написано много. Его восхваляли, и на него клеветали. Эту хвалу и клевету воспримем равнодушно. Наша задача — осмыслить в ясных схемах то, что имеет значение в судьбе нашей страны. Сегодня у власти находятся люди, не считающие себя последователями Ленина, как ни дико это выглядит в стране, созданной Лениным. Этим они в отличие от предшественников хоть как-то признают свою неспособность следовать замыслам гения. В этом они хотя бы искренни и свободны от уже дискредитированных догматов опошленного марксизма. Зато нам в этих условиях легче уйти от ритуальных заклинаний периода культа вождей и можно лучше понять те идеи основоположников, следовать которым скорее всего предстоит потомкам, после того как мы политически переживем «мрак нынешней демократии».

Каков был молодой Ленин без прикрас? Как он воспринимался своим окружением? Откуда вырастала эта ленинская сила духа?

Интерес в этом отношении представляют мемуары Г.А. Исецкого— революционера, не понявшего революцию и проклянувшего ее в конце своей жизни. Он познакомился с семьей Ульяновых через ленинского зятя М.Т. Елизарова. «Все семейство Ульяновых еще до тех пор, пока В.И. Ульянов (Ленин) не стал играть видной роли в российском революционном движении, пользовалось в радикально-революционных и просто либеральных кругах большой известностью и даже престижем. Причиной этого была трагическая смерть погибшего на виселице в юном возрасте талантливого (по словам некоторых, близко знавших его, даже гениального) Александра Ильича Ульянова, которого считали душой всего дела. Все пять заговорщиков были приговорены к повешению. Эта смерть старшего и самого любимого сына во цвете лет и таланта произвела на его мать, по рассказам того же Елизарова (с остальными членами семьи Ульяновых я, конечно, никогда не говорил об этой семейной трагедии), потрясающее впечатление, которое нисколько не притупилось с годами. Узнав о приговоре, Мария Александровна, сдержав себя могучим усилием материнской любви, обуреваемая одной мыслью — спасти сына, бросилась хлопотать. Она имела силу и мужество при свиданиях с сыном обнадеживать его. Но это был мужественный человек и самоотверженный революционер. И, начиная это дело, он заранее знал, на что идет. И свою судьбу он принял просто и без жалоб. Несмотря на просьбы и мольбы матери, он категорически отказался, так же как и все его товарищи, от подачи прошения царю о помиловании. А между тем матери власти заявили, что жизнь его будет спасена, если он подаст это прошение. Все старания, все униженные мольбы матери о пощаде были отвергнуты... Даже и сам Ленин поддавался этому настроению культа матери, и, находясь в ссылке, а затем за границей в качестве эмигранта, он писал матери нежные письма. И в разговоре со мной в Брюсселе, коснувшись своей семьи, он, ко всему и вся относившийся под углом «наплевать», сразу изменился, заговорив о матери. Его такое некрасивое и вульгарное лицо стало каким-то одухотворенным, взгляд его неприятных глаз стал мягким и теплым, каким-то ушедшим в себя. И он полушепотом сказал мне: «Мама... знаете, это просто святая...».

...Очень зло отзывался Ленин и о Троцком, который в те времена мирно прозябал среди меньшевиков, все время — это уже у него от младых ногтей — крикливо позируя и фиглярничая. Характеристика, сделанная Лениным, была не только зла, но и глубоко верна. Мне она вспомнилась впоследствии, уже в Москве, когда «маршал» Троцкий стал во главе Красной армии и одерживал одну за другой победы, выступая с крикливыми речами «а-ля Наполеон», причем за спиной его стоял не кто иной, как Сталин в качестве политического комиссара (не называясь официально им), неумный, но напористый и, по отзывам всех, лично знающих его, до самозабвения решительный и отважный человек. Чтобы охарактеризовать вам Троцкого, — говорил Ленин, хитро щуря свои глазки с выражением непередаваемого злого лукавства, — я вам расскажу один еврейский анекдот... Богатая еврейка рожает. Богатство сделало ее томной дамой, она кое-как лопочет по-французски. Ну само собой для родов приглашен самый знаменитый врач. Роженица лежит и по временам, томно закатывая глаза, стонет, но на французский манер: «О мон дье!». Муж ее сидит с доктором в соседней комнате и при каждом стоне тревожно говорит доктору: «Ради Бога, доктор, идите к ней, она так мучается...». Но врач курит сигару и успокаивает, говоря, что он знает, когда надо вмешаться в дело природы. Это тянется долго. Вдруг из спальни доносится: «Ой, вай мир, гевальт!». Тогда доктор, сказав «ну теперь пора», направился в спальную... Вот вспомните мои слова, что как революционер Троцкий страшный трус, и мне так и кажется, что в решительную минуту его прорвет и он заорет на своем языке «гевальт»...Очень зло Ленин отзывался о Литвинове... это все качества хорошего спекулянта и игрока... умного и ловкого еврея — коробейника, но никак не крупного биржевого дельца. И в его преданность революции я и на грош не верю, и просто считаю его прожженной бестией, но действительно артистом в этих делах, хотя и мелким до глупости...».

Тем не менее все оценки Ленина оказались пророческими. Они показывают, как наивно идеализировать революционеров — старых большевиков, с которыми так хладнокровно расправился позднее Сталин. Это позднее. Но тогда его время еще не пришло. То было время Ленина.

«Свои взгляды, — пишет американский историк Ричард Пайпс, — Ленин обнародовал в работе «Что делать?», вышедшей в марте 1902 года. Народовольческая идея была подана на социал-демократическом языке в осовремененном виде. Ленин призывал к созданию дисциплинированной, централизованной партии... Привлекательность программы Ленина заключалась в том, что он облекал ее в простые слова и переводил в план действия те идеи, которые его соперники — социалисты, не имеющие такой же силы убеждения, сопровождали многочисленными оговорками».

Ленин разрабатывал концепцию партии так, как опытные конструктора создают новые изделия, всегда стремясь применить максимальную унификацию, т.е. заложить максимум известных, отработанных технических решений, придав их совокупности новое качество. Ленин взял боевой опыт, наработанный народовольцами, и соединил его с уже ставшими бесспорными научными достижениями марксизма. Этот опыт и интеллектуальный потенциал он сфокусировал на самой взрывоопасной среде — молодом российском пролетариате, подобрав конструкцию взрывателя в виде по-военному организованной партии профессиональных революционеров. Он создал свою концепцию партии из готовых, рожденных жизнью элементов. Это был дерзновенный план, но продиктован этот план был неумолимой альтернативой, стоящей перед Россией: «Быть или не быть».

НАПАДАЯ на Ленина, Троцкий в 1904 году приводит слова Робеспьера: «Я знаю только две партии — партию народа и партию его врагов». «Этот политический афоризм, — писал Троцкий, — начертан в сердце Максимилиана Ленина». Так, возможно, неожиданно для себя Троцкий угадал в Ленине вождя новой революции — Робеспьера ХХ века. «Неподкупный» пришел в революцию не революционером, а демократом, поклонником Руссо. Но истинные демократы становятся революционерами в периоды, когда Отечество в опасности, а народ унижен и угнетен. Таким был и вождь французской революции. Это был гигант, поднявший планку революции выше масонских интриг, в которых погряз тот же Мирабо. Это был трибун, устами которого говорил французский народ. Эту же роль предстояло сыграть Ленину в русской революции.

Ленина читают. Его идеи воспринимаются передовой интеллигенцией и рабочими вожаками, проникают в сознание людей, искренне задумывающихся о судьбах государства. Один такой твердый и убежденный последователь Ленина пришел в революцию из Тифлисской духовной семинарии. Сталин был одним из немногих революционных вождей, который практически не жил в эмиграции. Предреволюционные годы он провел либо в подполье, либо отбывая наказание. Этим он существенно отличался от Троцкого, Зиновьева, Бухарина, Пятакова, Коллонтай, Шляпникова, Сокольникова, Литвинова и др. Трудно понять, на что он жил, но жил он чаще всего у товарищей, предоставлявших ему кров, пока не получил после революции квартиру в Кремле, где продолжал довольствоваться очень малым.

Троцкий же сразу оказался в революции на привилегированном положении. Прямо из ссылки его препровождают к Ленину. О нем заботятся Кржижановский в Самаре, Адлер в Австрии, Ленин в Лондоне. Ему протежируют Каутский, Мартов, Засулич, Аксельрод, Дейч, но прежде всего — Парвус. Этот таинственный агент влияния в российской революции был мозгом троцкизма (до 1915 года совершенно открыто).

В этой связи Троцкого с Парвусом и следует искать ответы на странные и двусмысленные моменты в судьбе Троцкого и троцкизма. Трудно избавиться от мысли, что определенные могущественные силы стремятся именно в Троцком видеть будущего вождя российской социал-демократии и российской революции. Более того, из сведений, ставших известными сегодня, мы узнаем, что искушенный Парвус («слон с головой Сократа»), протежировавший Троцкому до 1915 года, в конце концов в своем меморандуме о подготовке русской революции, написанном в марте 1915 года, рекомендует делать ставку на Ленина, и эта рекомендация была принята к сведению. То, что эта рекомендация была квалифицированной, подтвердил впоследствии и другой консультант «сильных мира сего» — Брюс Локарт, в сердцах заметивший в 1918 году, что Троцкого можно сравнивать с Лениным так же, как блоху со слоном.

Первый масонский штурм вершин российской социал-демократии начался на II съезде РСДРП с неожиданного и «парадоксального» демарша Троцкого против Плеханова и своего шефа Ленина. Этот неожиданный поворот не укладывался в логику событий и не мог быть объяснен рациональными соображениями. Это была борьба за лидерство против вождя, состоявшегося и признанного. Ленин получил на съезде большинство. И хотя его лидерство в российской социал-демократии упорно оспаривалось Троцким, Мартовым и примкнувшим к ним Плехановым вплоть до 1917 года, российская революция была и осталась ленинской революцией. И с этим реалист Парвус смирился уже в 1915 году и подошел к своей рекомендации со всей проницательностью и ответственностью. Вожди мировой олигархии, которым, как это уже очевидно, тоже была нужна российская революция, согласились поддержать Ленина и большевиков. Как при этом решались задачи влияния на нашу революцию — это вопрос, который еще подлежит исследованию.

Таким образом, в российской революции были заинтересованы не только выходцы из народных глубин типа Сталина, не только русские гуманисты, интеллигенты и патриоты, такие, как Ленин. В ней были заинтересованы также революционеры по призванию («благо наследство богатых отцов освободило от мелких забот»), революционеры от геополитики, вершители судеб мира и их агенты.

После поражения России в Русско-японской войне, организованной банкирами атлантического мира, активно оказывающими Японии финансовую поддержку, в Америке состоялась встреча Витте с лидером американских банкиров и руководителем Американского Еврейского комитета Яковом Шифом. Шиф потребовал изменения положения евреев в России, и в случае отказа грозил революцией.

Это, конечно, было блефом, но блефом, глубоко продуманным, основанным на изучении истинного положения дел в России, обескровленной и деморализованной проигранной войной. Изображать реальность такой угрозы было нетрудно, т.к. силы, которые представлял Шиф, контролировали и революционные партии, и прессу, и... царскую охранку. Деньги делали свое дело.

РЕВОЛЮЦИЯ 1905 года вынудила царя пойти на суррогат конституции и учредить Государственную думу, столь же бесправную, как нынешняя, но делавшую абсолютного монарха еще более беспомощным в штопоре нарастающих проблем. И народные массы, и политические партии получили от этой первой революции важный опыт. Столыпинская политика с ее виселицами, в ожидании одной из которых, в частности, сидел в камере смертников Михаил Фрунзе, сделала перспективы революции бескомпромиссными. Парламентская реформа Николая II была слабым продолжением слабого решения по отмене крепостного права. Узел проблем оставался в крестьянской общине. Сохранить ее — означало углублять нашу отсталость. Развязать этот узел не удавалось никому. Разрубить его могла только революция. С абсолютной ясностью это понимал только Ленин. Это понимал, видимо, и Сталин, который долгое время был в партии «лицом без речей» и поэтому отмалчивался. Сталин до революции не имел того личного контакта с Лениным, какой имели Троцкий и Бухарин. Их Ленин хорошо знал, и их точка зрения ему была хорошо известна. Как утверждает Троцкий, Сталина Ленин знал плохо и даже просил кого-то пояснить, кто это Коба. Возможно, в этом Троцкий прав. Скорее всего Сталин действительно производил на образованную верхушку революционеров впечатление этакого вахлачка, а возможно, делал это умышленно. Вот и Соломон не устает обзывать Сталина «неумным», «ограниченным», приводит суждение Красина, хорошо знавшего Сталина. Поэтому стремление Троцкого унизить раннего Сталина, показать его этакой посредственностью имеет под собой поверхностную оценку высокомерного, занявшего положение социал-демократа, живущего за границей, по отношению к этому российскому революционеру — практику с грузинским акцентом, неотесанному, неуклюжему и не осведомленному в делах верхушки партии. Но Сталин быстро рос, и уже, «уходя от нас, товарищ Ленин» назвал его и Троцкого первыми среди выдающихся вождей большевистской партии.

Для Троцкого Сталин теперь не просто посредственность, а «гениальная посредственность». И этот ярлык, так же как и ярлык «Максимилиан Ленин», говорит больше, чем хочет сказать сам Троцкий. Гениальная посредственность? Таким видится гражданину мира, легко вписавшемуся в европейские и американские политические круги, этот вождь, поднявшийся из недр народа. Такой же перебежчик из партии в партию Талейран нашептывал Александру I: «Французский народ цивилизован, а французский император нецивилизован. Русский император цивилизован, а русский народ нецивилизован». Русский народ получал в лице Сталина вождя столь неприемлемого для людей типа Троцкого и Талейрана, людей, умеющих окружать правду батальонами лжи, что до правды о Сталине нам придется докапываться не без затруднений. «Вы грязь в шелковых чулках», — нецивилизованно высказал Наполеон Талейрану свое презрение творца к интригану. «Грязь» будет вечно мстить историческим вождям за несостоятельность тщеславия перед величием. А в словах ленинского «завещания» «товарищ Сталин в должности генсека сосредоточил в своих руках необъятную власть» легко уловить некоторое изумление первого вождя. То ли еще будет. Совершенно очевидно, что и тогда, когда Ленин оценивал Сталина как звезду первой величины среди большевистских вождей, стремительный рост Сталина продолжался, и продолжался он вплоть до его Победы в мировой войне. Черчилль подытожил свершения этого гиганта нашей истории в своем известном выступлении в палате общин («Для России было величайшим счастьем, что в годы войны во главе ее стоял столь несокрушимый полководец...»). Такая вот «гениальная посредственность». «Каким человеком был И.В. Сталин?» — спросили Кагановича незадолго до его смерти. 97-летний Лазарь Моисеевич задумался и ответил: «Иосиф Виссарионович был осторожным человеком. Очень осторожным. Далеко видел. Многое видел».

Именно Сталин впоследствии довел решение аграрного вопроса почти до конца. «Накормить Россию хлебом», как он хотел, назначая после войны Игнатова министром заготовок, он уже не успел. Столь реального продовольственного изобилия, к которому вплотную подошла страна, производившая сотни тысяч тракторов в год, она так и не увидела. Увидела в мечтах, в фильме «Кубанские казаки», которому так протежировал секретарь Краснодарского крайкома Н.Г. Игнатов, обвиненный до войны Хрущевым в покровительстве «кулацким тенденциям», но, видимо, взятый Сталиным на заметку, как искренний сторонник процветания деревни. Но изобилия так и не случилось. Страна осталась без хозяина. Наступила «оттепель», а затем «перестройка» с «демократией», и деревня погрузилась в пьяный кошмар. Жертвы, принесенные народом во имя счастья грядущих поколений, оказались оскверненными, а сама мечта о счастье — растоптанной.

И это положение нашей сегодняшней деревни — один из результатов той контрреволюции, которая начала просачиваться в политическую жизнь с приходом к власти Хрущева и обрела свою гибельную «свободу» при Горбачеве и Ельцине. «Все гибнет, когда во главе государства стоят, сменяя друг друга, скудоумные люди...».

НО ДЕЛО нашей революции — дело не одного поколения, даже если это поколение Ленина — Сталина.

А концепция российской революции, суть которой — выход страны из исторического тупика, вырабатывалась Лениным в полемике с чужим тогда Троцким, своим Бухариным и без участия Сталина. Сталин был тогда еще «вещью в себе».

Эта концепция была серьезным вкладом в теорию Маркса, лучшим образцом прикладного марксизма. Фокус российских проблем гнездился в том обстоятельстве, что крепостное право, столь живучее в России, нельзя было преодолеть, минуя революцию.

«Отмена крепостного права, — пишет американский историк Эдвард Кар, — нарушила, ничем не изменив, равновесие русской деревни, в котором она пребывала на нижайшем уровне рабской экономики. Она принесла выгоду тем способным и энергичным землевладельцам, кто сумел организовать свое хозяйство на эффективной капиталистической основе путем использования наемного труда своих бывших крепостных и развития крупномасштабного производства продукции на экспорт. Менее предприимчивые, не имевшие столь выгодного положения земледельцы оказались не в состоянии приспособиться к новым условиям и еще глубже погрузились в трясину долгов и разрухи... Вторжение капитализма принесло неизбежное классовое расслоение российской деревни... В то же время за отменой крепостного права последовали первые проявления индустриализации России... При полной поддержке западных и русских финансистов индустрия России резко набирала силу; ее развитие объяснялось факторами как политического, так и экономического характера. Своим подъемом она была обязана больше государству и банкам, чем отдельным предприимчивым промышленникам, сеть же крупных предприятий в России была значительно шире, чем где бы то ни было в Европе. Разница в положении российского заводского рабочего и рабочего на Западе была еще более выраженной. На Западе заводской рабочий по-прежнему обладал мастерством и другими характерными для мелкого ремесленника чертами. Русский рабочий являлся крестьянином, который пришел из деревни и мог вернуться туда в период застоя или экономической депрессии... Сходство положения русского заводского рабочего и русского крестьянина означало, что их интересы и тяготы серьезно воздействовали на обоих и с практической точки зрения не существовали порознь, как это имело место в странах Запада... Русско-японская война до предела обострила зревшее в городе и деревне недовольство... Городские рабочие в Кровавое воскресенье (9 января 1905 года) внезапно начали революцию, наиболее впечатляющим достижением которой явились массовые промышленные забастовки, прошедшие осенью 1905 года. Но уже в феврале 1905 года восстали крестьяне в черноземных районах, в прибалтийских провинциях и на Кавказе. Крестьянская жакерия по всей России в тот год продолжала неожиданно вспыхивать весной 1906 года, много времени спустя после подавления революции в городах и на предприятиях. То, что произошло в 1905 году, подтвердило одно из положений программы большевиков — необходимость пролетарского руководства восстанием. Но события показали также, что без активной поддержки крестьян революция в России не может быть успешной».

Революция 1905 г. заставила российскую социал-демократию размежеваться. Мартов назвал состояние российской социал-демократии осадным положением, вину за которое возлагал на Ленина. Вера Засулич писала, что у Ленина такое же отношение к партии, как у Людовика XIV к государству. Роза Люксембург осуждала концепцию Ленина как недемократическую и бюрократическую, Троцкий обвинял Ленина в трагической нетерпимости якобинства. Но Ленин был неподдельным русским революционером, каковыми люди, судившие его по европейским меркам, по большому счету не были. Зато таковым был... Сталин.

ЛЕТОМ 1905 г. большевики организовали в Лондоне свой съезд, назвав его, не считаясь с возражениями меньшевиков, III съездом партии. На этом съезде произошло объединение сторонников Ленина со сторонниками Красина — главного тогда организатора большевистского движения в самой России. Там же появились впервые Каменев (представитель большевиков Кавказа) и Литвинов. Ленин, Красин и Богданов (врач, философ) образовали тогда малое ЦК. Это был интеллектуальный цвет большевиков ленинского поколения. Будучи выдающимся инженером, Красин занимал видные посты в различных компаниях и одновременно играл (глубоко законспирированно) ключевую роль в подготовке первой революции в России. Во время революции 1905 года он вел большую работу по вооружению боевиков и пользовался огромным уважением Ленина. В дальнейшем Красин временно отойдет и от Ленина, и от революции, сделавшись крупным инженером компании «Сименс и Шукерт». В кругу близких ему людей он позволял себе резкие выпады в адрес Ленина и высмеивал ленинский оптимизм по поводу социалистической революции в России, но после Октябрьского восстания снова вернулся в состав большевистского руководства.

Троцкий в феврале 1905 г. приехал в Россию и после ареста председателя С.-Петербургского совета Хрусталева-Носаря на несколько дней возглавил совет, что существенно подняло его авторитет среди социал-демократов. Непосредственное участие в революции начало уводить Троцкого от меньшевиков в сторону Ленина. «Пролетарская революция 1905 года разбилась о штыки крестьянской армии» — дошло до его сознания.

В 1906 г., находясь в тюрьме, он пишет аналитическую работу «Итоги и перспективы». Это был пик революционного понимания у Троцкого. Он видит специфику российского социально-экономического развития в том, что российский капитализм развивается на иностранные инвестиции и под контролем государства, что обусловило крайнюю слабость национальной буржуазии. Это создает условия для перманентного следования социалистической революции вслед за буржуазно-демократической. Меньшевики предполагали, что социал-демократы будут руководить проведением буржуазной революции, а затем отойдут в сторону, уступая место буржуазным партиям. А это «утопизм худшего сорта, это какой-то революционно-филистерский утопизм». «Раз партия пролетариата возьмет власть, она будет бороться за нее до конца».

Но, в сущности, это были идеи, внушенные Парвусом. Несколько месяцев в конце 1904 и в начале 1905 года Троцкий с семьей гостил у Парвуса в Мюнхене. Эти мюнхенские каникулы имели место вскоре после того, как Троцкий бросил свою бомбу в Ленина в своей работе «Наши политические задачи» (август 1904 г.), полную личных выпадов.

То, что это была интрига, следует из письма Потресова Аксельроду, часть которого приводит в своей книге о Троцком Ю.В. Емельянов. Потресов 14 мая 1904 года писал: «Спешу Вам сообщить, что я только что получил от Каутского письмо, разрешающее нам напечатать ответ Лидину в «Искре». Итак, первая бомба отлита, и — с Божьей помощью — Ленин взлетит на воздух». Следовательно, связав себя с заговорщиками против Ленина, Троцкий был принят представителем хозяев в Мюнхене, где проходила накачка будущего вождя русской социал-демократии. По словам И. Дейчера, может создаться впечатление, что результатом партнерства двух выходцев из семей одесских зернопромышленников стала так называемая теория перманентной революции. Но вряд ли можно сомневаться, как считает Ю.В. Емельянов, что подлинным ее автором был Парвус.

Итак, с Парвусом было все ясно, или вскоре все стало ясно. Это типичный интеллектуал, поступивший на службу к власть имущим в роли агента в революционной среде или даже резидента, посылавшего своих агентов — Троцкого, Раковского и др. то в Россию, то на Балканы, то в Румынию. Он необыкновенно разбогател в конце жизни и содержал целый гарем породистых блондинок. Вилла, в которой жил Парвус в Германии, досталась впоследствии Геббельсу. Теории Парвуса, а они отнюдь не исчерпываются теорией перманентной революции (ему приписывают идеи пантюркизма, разработанные для Турции, и даже основные идеи гитлеровской «Майн Кампф», подброшенные им в одной из статей). Эти заказные идеи — интеллектуальный продукт, предназначенный для манипуляций массами, высший пилотаж в деятельности интеллектуальных штабов мировой финансовой олигархии, важные рычаги власти над миром.

Пройдя у Парвуса курс теории, Троцкий вместе с ним отправляется в Россию, чтобы возглавить революцию 1905 года, ту самую революцию, которую Яков Шиф обещал Витте. Эта операция Парвуса, как мы теперь знаем, удалась через переговоры с членом Петербургского Совета независимым большевиком Красиным, имевшим вес в промышленных кругах и бывшим к тому же масоном. Посидев некоторое время под арестом, Троцкий и Парвус благополучно совершили побег и вернулись после экскурсии в революционную Россию в Европу в ореоле революционной славы.

Незадолго до своего ареста Парвус через Петербургский Совет и через скупленные в короткий срок газеты провел крупную аферу, вошедшую в историю, как «Финансовый манифест».

Вот как об этом пишет Емельянов Ю.В.: «2 декабря временное председательское бюро Петербургского Совета без обсуждения этого вопроса на пленарном заседании приняло «Финансовый манифест», который неожиданно переводил борьбу с правительством в совершенно необычную для революции сферу. Манифест от начала до конца был подготовлен Парвусом, который не был членом Совета. «Финансовый манифест» провозглашал неизбежность финансового банкротства России и объявлял, что «долговые обязательства Романовых не будут признаны побежденным народом»... Вместо провоцирования масс на революционные выступления Парвус и Троцкий теперь решили вызвать финансовую панику... Как это бывает всегда при организации любой подобной паники, сообщение о ненадежности банков и неустойчивости валюты вызвало массовое изъятие вкладов из сберегательных касс... Как известно, в ходе подобных паник бывают не только потерпевшие, но и выигравшие. Потерпевшими были российские банки и все государство, финансовая система которого подверглась тяжелому потрясению. Но можно предположить, что Парвус и его друзья, снабдившие его средствами для скупки петербургских газет, не остались внакладе после этих событий... Известно, что финансовым кризисом в России воспользовались германские банкиры. Они предъявили России требование о высылке в Берлин большой партии золота на 60 млн. рублей. От «Финансового манифеста» Парвуса выиграли и банкиры Франции, которые согласились поддержать Россию займом, но на кабальных условиях».

Это была громадная услуга мировой финансовой олигархии, признанным агентом которой, очевидно, сделался Парвус. Не здесь ли тайна неожиданного обогащения Парвуса? А Троцкого, несмотря на весь пафос его обожателей, трудно избавить от подозрения в связи с самыми темными сторонами нашей революции. Замешанным, увы, оказался и Красин, протащивший 26-летнего Троцкого в Петроградский Совет.

В России наступила реакция.

В «ИТОГАХ И ПЕРСПЕКТИВАХ» Троцкий говорил о чистой пролетарской революции в России, которая выступит сначала в роли буржуазно-демократической, а затем социалистической революции. Облик революции у него определялся командно-административной ролью вождей революции. Сама революция ставилась в зависимость от поддержки социал-демократий Европы. Теория перманентной революции — это теория подконтрольности российской революции со стороны хозяев мира и их агентуры (троцких, раковских, парвусов, адлеров, каутских).

Ленин, придерживаясь близких взглядов по динамике исторического процесса, понимал этот процесс гораздо глубже и с позиций исторического материализма. Буржуазно-демократический характер первого этапа пролетарской революции он видел в участии крестьянства, в крестьянской войне за помещичью собственность. А следующий этап революции он видел в ликвидации крестьянского капитализма. Городскую буржуазию, как ничтожную силу, он практически в расчет не принимал.

Троцкий предлагал искать союзника в мировой революции.

Ленин союзника видел в российском крестьянстве. Он смотрел на события русскими глазами, без европейских фильтров, не уступая амбициям и нажиму европейских вождей. Разница в кругозоре и интеллектуальном потенциале бросается в глаза. Троцкий — фигура для кукловодов, отвергнутая ими ради игры с подлинной фигурой русской революции — Лениным.

То, что произошло в 1905г., подтвердило одно из положений программы большевиков — необходимость пролетарского руководства восстанием. Но события показали также, что без активной поддержки крестьян революция в России не может быть успешной.

Большевики хотели «конфискации» всех церковных, царских, государственных, частновладельческих земель.

Аграрная программа эсеров, пользующихся серьезным влиянием среди крестьян, предполагала обобществление земли путем изъятия из коммерческого обращения и передачи в «общее национальное достояние».

В дальнейшем предполагалось распределить землю по принципу равенства. Это означало закрепление отсталости российского сельскохозяйственного производства.

Впоследствии Ленин разъяснял: «Идея равенства — самая революционная идея в борьбе со старым порядком.., поскольку она выражает стремление 10 миллионов сидящих на семидесятинном наделе и разоренных помещиками крестьян к разделу крепостнических латифундий по 2300 десятин. А в данный исторический момент эта идея действительно выражает такое стремление, она толкает к последовательной буржуазной революции...». Таким образом, на данной предварительной стадии оказывается возможным использование большевиками эсеровского лозунга об «уравнительности» и даже совместное в союзе с эсерами выступление по аграрному вопросу. Но то, что представлялось эсерам конечной целью социализма, было для большевиков просто побочным вопросом буржуазной революции. Как только буржуазная революция сметет остатки феодализма и крепостничества во имя всеобщей равной собственности на землю, произойдет разрыв, потому что понимание социалистической аграрной революции большевиками в корне отличалось от эсеровского. «Мы поддерживаем крестьянское движение, поскольку оно является революционно-демократическим. Мы готовимся (сейчас же, немедленно готовимся) к борьбе с ним, поскольку оно выступит как реакционное, противопролетарское». Это было сказано за четверть века до сталинской коллективизации, и сказано Лениным.

Но пока реализация аграрной политики социализма оставалась делом будущего. Сегодня это уже далекое оболганное и оклеветанное прошлое — коллективизация и индустриализация, без которых не было бы Победы в мировой войне, без которых мы были бы побеждены, покорены и уничтожены. Для того и пошла революция не по масонскому, а по Ленинско-Сталинскому пути, чтобы удар, нанесенный ей 22 июня 1941 года, она могла выдержать и отразить. Ради этого и пошли вожди революции на те кровавые ее издержки, усугубленные угрозами враждебного окружения, издержки, по поводу которых злорадствуют и на которых спекулируют враги нашей страны.

Столыпинская реформа, по словам Ленина, была прогрессивна в «научно-экономическом смысле». В любом варианте — как «прусском», так и «американском», насаждение капитализма в деревне и индустриализация в городе были бы для большинства российского народа, живущего в деревне (а многие и в общине), на много порядков страшнее сталинской коллективизации и индустриализации. Это было бы перманентным избиением социально незащищенных, изгнание лишних рабочих рук из деревни, которых никто не ждет в городах.

Реформы Столыпина, несмотря на известную логику в попытке отыграть упущенное у истории и перехватить инициативу у революции, уже вступавшей в свои права, конечно, провалились.

Этот деятель (чужой среди своих) понимал, что все болезни России сводятся к социальному соотношению: 76 миллионов десятин земли принадлежат 30 тысячам помещиков, и 73 миллиона десятин находятся в распоряжении 10 миллионов крестьянских дворов. Задача, которую взял на себя Столыпин, заключалась в создании капитализма в деревне, в расширении социальной базы земельных собственников. Это был человек, стремившийся довести отмену крепостного права до логического завершения. Чтобы привести в соответствие с такой перестройкой экономической базы страны всю социально-политическую надстройку, у Столыпина не было ничего, кроме личного мужества и собственного понимания задачи. У него не было поддержки ни в низах, ни в верхах, ни за рубежом. Столыпин был генералом без армии, и он был обречен. Богров, застреливший его в киевском театре, имел в кармане билет на спектакль, выданный охранкой, а перед казнью кричал, что его обманули, обещая спасение. Кто направил его руку, до сих пор остается тайной. Попытка представить заказчиком царя — очевидный блеф. Видимо, это сделали те, кто умеет оберегать свои тайны и валить темные дела с больной головы на здоровую.

Тот же Эдуард Кар объясняет: «Приемлемого решения аграрной проблемы в России не могло быть без повышения ужасающе низкой производительности труда; эта дилемма будет мучить большевиков много лет спустя, а ее нельзя разрешить без введения современных машин и технологии, что в свою очередь невозможно на основании индивидуальных крестьянских наделов».

РЕШЕНИЕ аграрного вопроса, который Россия проспала, могла дать только буржуазно-демократическая революция, переходящая в революцию социалистическую. Ни теория, ни цепляние за оброненную Марксом фразу о перманентной революции, которую Троцкий с подсказки Парвуса вывернул в сторону «мировой революции», а затянувшийся узел российских проблем вынудил политического гроссмейстера — Ленина увидеть такой революционный дуплет в исполнении партии большевиков. И смысл революции в России — в выходе на простор из средневековья ее производительных сил через неразрешимый аграрный вопрос — узел, который могла разрубить только революция. Потому-то за буржуазно-демократической революцией должна последовать социалистическая революция. Иначе Россия задохнулась бы в конвульсиях своей отсталости и бесплодных реформ типа столыпинской.

Ленин рассматривал русскую революцию как революцию в преимущественно крестьянской стране. Он понимал, что решить проблему голода, в которую погружается страна, никто кроме него не сможет. Хлеб можно было получить только с помощью мер, не совместимых со святостью капитала и земельной собственности. Нерв русской революции обнажился. Никакая буржуазно-демократическая революция, никаким ей доступным арсеналом средств привести Россию в ХХ столетие не могла. Это могла сделать только социалистическая революция в деревне, революция, которая должна изменить судьбу каждого российского крестьянина. Это означало «до основанья, а затем» в полном смысле этого слова. Альтернативой была гибель России.

Либо к высотам сверхдержавы ХХ века с Лениным и ленинизмом. Либо в никуда, вслед за Османской и Австро-Венгерской империями с балластом нищеты на шее.

Сколько ни говорят о внутрипартийной борьбе после смерти Ленина, как о борьбе за власть, это борьба происходила на идейных позициях, сформировавшихся уже после революции 1905 года.

Что касается меньшевиков, то данное течение в российской социал-демократии утратило социально-политическую опору в динамике революционного процесса. Рецепты западной социал-демократии, усвоенные ими на уровне зазубренных правил, были явно неприменимы для решения российских проблем.

А пока был предпринят целый ряд объединительных попыток, на которые Ленин шел, только снисходя к заблуждениям своих сторонников. Меньшевики, по его убеждению, уже перестали быть революционерами и ничего дать революции не могли.

Число членов социал-демократических партий резко упало. В Санкт-Петербурге оно упало с 8000 в 1907 г. до 300 в 1909 г., когда Сталин приезжал в столицу. Но Баку, где Сталин занимался подпольной работой с осени 1907 г. оставался единственным местом в России, где продолжала успешно действовать большевистская организация. Требовалось большое умение, чтобы объединить представителей различных народностей и верований в борьбе за общие права. Нигде больше в России такого не было. Сталин редактирует газету «Бакинский пролетарий» и пишет в этой газете свои статьи. Четкость изложения событий в этих статьях встречает одобрение Ленина. И после ареста членов Бакинского совета Сталин посылает в газету из заключения текущие обзоры событий.

В период 1909—1910 гг. Сталин при поддержке Бакинского комитета партии выступает с инициативой организовать общероссийскую газету и руководящий центр в самой России. И в 1911 г. центральное руководство партии создало Российскую организационную комиссию (РОК), ставшую фактически новым общепартийным центром (Шаумян, Спандарян, Орджоникидзе, Стасова и др.). Итогом работы РОК стала подготовка пражской конференции РСДРП.

Она состоялась в январе 1912 года и санкционировала разрыв с меньшевиками и со многими бывшими соратниками. Большевики оформились как партия, а обновленное руководство партии состояло из абсолютных сторонников Ленина. В том же 1912 г. сбывается то, чего также добивался Сталин с 1909 г. — выходит всероссийская газета «ПРАВДА». С этого времени практически заканчивается работа Сталина на Кавказе.

РЕВОЛЮЦИОННОЕ движение после первой революции было деморализовано не только ее поражением. Господствующие классы сделали попытку перехватить историческую инициативу и выдвинули своего вождя — по настоящему сильную личность.

Столыпин напугал всех, в том числе и многих революционеров, наивно поверивших, что страна благодаря Столыпину обойдется без революции, что этот несчастный справится с задачей, которая выпала в конечном счете на долю двух гениальных вождей — Ленина и Сталина (и была в основном решена ценой громадных, но неминуемых жертв, однако все еще не доведена до конца).

Эта неудавшаяся, изначально обреченная попытка царизма осуществить революцию сверху вошла в историю как столыпинская реакция. И это был период паралича воли и спада революции, период разброда и шатаний, период разочарований для многих революционеров. Не только меньшевики, но и большевики представляли тогда целый ряд фракций и течений, оторвавшихся от рабочего движения.

Очевидец происходящего тогда С.В. Дмитриевский пишет: «В период революции партия была богата, деньги текли в нее со всех сторон: уже это манило многих... Когда революция была разгромлена, все эти люди бросились спасаться от репрессий правительства за границу... они увидели, что реакция утвердилась всерьез и надолго... Один за другим стали убегать они из-под революционных знамен. Отреклись от своего вчерашнего дня, как от греха молодости, называли свои вчерашние идеи пустыми мечтаниями... «Надо устраивать свою жизнь», — пишет в Россию один из таких «заграничников»... Те, кому удалось «устроить свою жизнь», стали живыми кусками буржуазного мира, который они вчера еще собирались разрушить... Но можно было в чем-то винить этих людей? Нет, не тогда во всяком случае. Они были тем, чем были — не больше и не меньше. В молодости они заблудились, пришли не в тот дом, который был для них жизнью предназначен. Никогда не были они подлинными революционерами, борцами, мучениками, подвижниками идеи, все эти Красины, Кржижановские и пр. и пр. Жизнь протрезвила их, произвела отбор в партии воинов — монахов, выкинула их оттуда. Они нашли свой настоящий дом — и быстро там акклиматизировались. Нет, их ни в чем нельзя было тогда винить. Их преступления начались позже — в революцию 17-го года, когда они надели на свои зажиревшие лица маски революционеров. Ибо именно они, ничего с революцией не имевшие общего, внесли в нее мутную струю низменных вожделений, жестокий цинизм, мелкую злобу ренегатов буржуазного мира. Были и такие, что не ушли из партии — к несчастью, и для нее, и для себя. Это были те, кто, несмотря на все усилия, не мог пристроиться у стола господ — не по недостатку желания, но от непригодности. Это были Зиновьевы, Луначарские и другие... Они не верили уже ни во что. Были такими же филистерами и обывателями, как их устроившиеся братья, даже худшими, пожалуй. Как все неудачники, они были озлоблены до мозга костей. Эту озлобленность, эту жажду мщения когда-то оттолкнувшему их от себя буржуазному миру они внесли потом в революцию. Это был самый страшный ее элемент — настоящие гиены революции... Презрительно смотрел на них Сталин, представлявший действенное русское подполье, где, несмотря на весь нажим реакционных сил, несмотря на разгром организаций, тюрьмы и ссылку, шла борьба, вырастали новые люди, загорался новый энтузиазм».

Менялась и эмиграция. На смену выбывших из строя появляются новые большевики, и среди них — 23-летний Бухарин, посидевший в царских тюрьмах, страстный, но непокорный сторонник Ленина. Увлеченный идеей развития марксизма, Бухарин работает с еще одной новой звездой среди молодых большевиков — с Юрием Пятаковым. Эти последователи Ленина частенько расходились во мнениях с лидером, а в 1915 году, встав на позицию Розы Люксембург, решительно разошлись с Лениным по национальному вопросу. Бухарин, как теоретик марксизма, был оригинален и самостоятелен.

«Но и лучшие из эмигрантов, — пишет Дмитриевский, — не восхищали Сталина... Они смотрели на него свысока — точно так же, как презрительно и свысока относились к России и ее народу... Но самое главное, что отталкивало Сталина от заграницы, было его отношение к Западу вообще...

Сталин был грузин, сын Востока — и той его части, где поработителем выступала Россия. Вначале он думал, что все вопросы его собственной страны можно решить простым отделением от России... Но потом он понял, что это не выход. Самостоятельно в построенном на праве сильного мире малые нации существовать не могут. И выгоднее бороться с империализмом, будучи частью огромного целого... — Россия, — говорил он, — сама полуколониальная страна. Ее капитализм и военно-феодальный империализм — только приказчики капиталистического Запада. Главные поработители и подлинные хозяева мира, в том числе и России, и Грузии, — здесь, на Западе... Революционная эмиграция — кроме Ленина — смеялась над его взглядами, а еще более возмущалась ими. Особенно возмущало его пренебрежительное отношение к западным социалистам... — Как вы не понимаете, — не говорил, а выкрикивал он иногда, — что они вас в грош не ставят, и на революцию нашу им тоже с высокой горы наплевать. Им гораздо выгоднее сохранение в России царизма... Как вы не можете понять, что вы сами гораздо большая сила — за вами ведь стоит Россия!... И в России, хотят этого или нет холопы западного социализма, будет революция, от которой содрогнется и перевернется весь мир!.. У него был жуткий вид, когда он говорил это. Глаза мрачно горели. Слова падали тяжело, как топор гильотины. От него веяло кровавым дыханием революции».

Удивительно ли, что, когда в революцию оказались вовлеченными массы трудового народа России и их представители составили большинство в партии, именно Сталин и стал их непререкаемым вождем?

В августе 1912 года Троцкий собирает в Вене совещание всех российских социал-демократов в надежде добиться объединения, а возможно, если полагаться на предположение Ю.В. Емельянова, чтобы оказаться на положении лидера российской социал-демократии, возвышающегося над схваткой фракций. Но после Пражской конференции большевиков этот поезд ушел, и Троцкий оказался всего лишь инициатором создания неудавшегося антиленинского августовского блока. Троцкий опоздал.

Ленин после долгой борьбы наконец получил в свое распоряжение то, к чему стремился, — партию революционеров, готовую пересоздать мир, имя которому — РОССИЯ. Теперь Троцкий имел единственный путь в революцию — пристроиться Ленину в затылок. Дальновидный Сталин сделал это гораздо раньше и не сходил с этой позиции до конца своих дней. Этот расклад сил, конечно, увидел и Парвус.

Новый вал нарастания революции в 1912—1913 гг., начавшийся после убийства Столыпина с Ленских расстрелов рабочих, был остановлен мировой войной. Война назревала с 1871 года, и застрельщиком ее считается германский империализм. Рост могущества Германии, объединение германских государств при Бисмарке нарушило традиционное равновесие в Европе, которым веками манипулировала Англия. Как утверждает А.Н. Боголюбов, «Усиление Германии, приобретение ею колоний и увеличение военной мощи явились чрезвычайно серьезной угрозой для Илюминатов, но равным образом для самой Англии и ее господствующей роли в Европе — как экономической, так и военной». Известное письмо лидера ротшильдовских масонов (Илюминатов) и знаменитого революционера Мадзини своему американскому коллеге Пайку предсказывает Первую мировую войну задолго до ее начала. Эти масоны зрили если не через века, то во всяком случае через поколения.

ВЕДУЩАЯ роль в создании ситуации неизбежной мировой войны принадлежала Великобритании. Глава ее внешней политики Грей сделал все, чтобы эта война стала неизбежной. Интересы Великобритании и тесно связанной с ней мировой финансовой олигархии находились под угрозой перспективы возникновения континентального блока — евроазиатского союза между Россией, Германией и Японией. С развитием железных дорог такой союз угрожал владычице морей и был кошмаром для ее геополитики. Это увидел еще Пальмерстон. Это имел в виду Мадзини в своем письме Пайку. Ради ликвидации такой перспективы Россию столкнули сначала с Японией, а затем с Германией.

Сближение России с Германией, которое наметилось после Русско-японской войны, усилило опасения сил, противодействующих созданию континентального блока, и была проведена интенсивная работа дипломатов и банкиров по созданию Антанты и вовлечению в антигерманский блок России, которая постепенно теряла роль великой державы и позиции для самостоятельной внешней политики.

«На КОМИТЕТ-300, — пишет А.Н.Боголюбов, — была возложена задача подготовить подмостки для Первой мировой войны. Из группы «КРУГЛОГО СТОЛА» была выделена передовая организация «RIIA» (Королевский Институт Иностранных Дел = Royal Institute for International Affairs). RIIA , известный так же, как «Четэм-Хауз», имел среди своих основателей таких людей, как Альберт лорд Грей; серый кардинал MI 6 лорд Тойнби; писатель Г. Дж. Уэллс; руководитель «КРУГЛОГО СТОЛА» лорд Альфред Мильнер, а также открыватель так называемой геополитики Г. Дж. Маккиндер. RIIA получил от КОМИТЕТА-300 задание провести тщательное исследование, каким образом можно отрежиссировать эту войну. Лично эта миссия была возложена на лорда Нортклифа, лорда Ротмера, которые являлись членами КОМИТЕТА-300, и Арнольда Тойнби из MI 6» .

Наивный Теодор Рузвельт во время своей предвыборной кампании 1912 года говорил о «невидимом правительстве» и о необходимом разрушении «безбожной связи» между «коррумпированными дельцами и коррумпированными политиками», не понимая или делая вид, что не понимает, что эта связь изображена на обратной стороне американского доллара, и не ведая, что узел этой связи скоро переместится из Великобритании в США, что перед этим «невидимым правительством» склонится не один американский президент, начиная с Вильсона.

Итак, политика мировых войн была намечена, была разработана и начала осуществляться. Германию соблазнили обещанием колоний и обманули обещанием возможного неучастия Великобритании в мировой войне. Россию соблазнили обещанием проливов, Галиции, Южной Армении и финансированием ее программы перевооружений. Но втайне планировалось сокрушение и России, и Германии, и Австро-Венгерской, и Османской империй. Первая мировая война, развязанная мировыми банкирами, началась, и победителями должны были стать их кредиторы, чтобы вернуть кредиты из репараций побежденных.

План Шлиффена — этот шедевр военного искусства начала ХХ века — был опошлен Мольтке-Младшим, и нужная концентрация войск на правом фланге воюющей Германии была нарушена. Кроме того, расчеты на опоздание России с мобилизацией не оправдались в том смысле, что и без мобилизации Россия имела достаточно хорошую постоянную армию в 1,4 млн. человек, что при быстротечной кампании было бы важным козырем.

Так или иначе 2-я армия Самсонова (из-за изменения в последний момент по просьбе французов имевшегося стратегического плана) устремилась в Восточную Пруссию. Это был бравый поход в подражание Суворову под руководством командарма, не имеющего боевого опыта. Начальник штаба Самсонова считал эти действия «авантюрой». Людендорф пошел на риск, сняв войска, прикрывавшие Кенигсберг и ударив встык 1-й и 2-й русских армий. Сначала была разгромлена армия Самсонова, а затем армия Ренненкампфа. Русская армия потеряла четверть миллиона человек, но это не смутило командование.

На австрийском фронте дела внушали оптимизм. Самсонов застрелился, хотя вина за его разгром целиком лежала на высшем военно-политическом руководстве. Но Франция от этого выиграла, и Германия была остановлена на Марне.

Тем временем войска Юго-Западного фронта 3 сентября взяли столицу Галиции — Львов. Потери австрийцев были огромны. Боевой состав их армий уменьшился на 45%. Австрийцы умоляли о помощи, и Гинденбург начал наступление на Варшаву, угрожая русским войскам в Галиции с севера. Это наступление было остановлено благодаря храбрости русских солдат.

В конце зимы положение на фронтах стабилизировалось. Но в это время начались недостатки со снабжением. Русские солдаты порой воевали одними гранатами, прорываясь на дистанцию броска ценой ошеломляющих потерь. В феврале 1915 г. в армию было призвано 700 тысяч новобранцев, которые после месячной подготовки были брошены на фронт.

Провал плана Шлиффена заставил немцев искать развязку на Восточном фронте. Перейдя на Западе к обороне и сосредоточив значительные силы на русском фронте, немцы перешли в наступление. Обессиленные русские войска покатились на восток. 13% населения Российской империи оказалось под оккупацией. Миллион русских солдат попало в плен. Старой русской армии больше не существовало. Но немцы не добились своих стратегических целей. Русская армия откатилась из Польши, но окончательного разгрома не было, и русские не просили мира.

Такое правление, такое «вождение войск» сводило на нет не только знания и военный опыт генералов типа Брусилова, но и труды талантливых офицеров, легендарную доблесть и стойкость русского солдата.

Это была армия с хорошими командирами, но негодным, разложившимся военно-политическим руководством, в функции которого вмешивалась (как наша Раиса Максимовна) невежественная и набитая предрассудками Александра Федоровна. Офицерами этой армии были Тухачевский, Егоров и Шапошников, а солдатами — будущие маршалы: Блюхер, Буденный, Жуков, Рокоссовский. Беда была в режиме, гибельном как для армии, так и для страны.

А.Брусилов пишет: «Я считал лично Николая II человеком чрезвычайно незадачливым, которого преследовали неудачи в течение всего его царствования, к чему бы он ни приложил свои руки». Нельзя сказать, что Брусилов презирал царя. Он даже уважал его как фактор, потенциально способный воодушевить войска, но «... царь не умел обращаться с войсками, говорить с ними... Он был снисходителен, старался выполнить свои обязанности верховного вождя армии, но должен признать, что это удавалось ему плохо, несмотря на то, что в то время слово «царь» имело еще магическое влияние на солдат».

Генерал Брусилов олицетворял традиции русской армии — одной из лучших сухопутных армий мира. Поражает упорство, с которым этого великолепного генерала затирали. Почему этого многоопытного военного специалиста, принявшего революцию, не использовали в Гражданской войне, вместо всех этих Вацетисов, Каменевых, Склянских? Это вопрос, который, к сожалению, стоит в стороне от нашей темы. Неумение отличить дельных людей от дилетантов и выскочек — это традиция мертвых поколений, традиция старой деспотической России, которая кошмаром тяготеет и над нынешними живыми поколениями.

Понимая, что людские и территориальные ресурсы России все еще велики, немцы сами стали искать мира. Их противник на Западе наращивал силы, и угроза поражения нависла теперь над Германией.

А в России деморализация в тылу превосходила деморализацию в армии. Общественное мнение бесповоротно убедилось в несостоятельности царизма. В августе царь сместил главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, и сам взял на себя командование. Это абсурдное решение радовало только Распутина. Дума вышла из-под контроля. Керенский выступил за свержение царского режима. Царь вступил с ней и с самыми разумными министрами своего правительства в мелочную и озлобленную борьбу, на которую его вдохновляли царица и Распутин. Николай сам делал свой крах неотвратимым. Все неудачные решения, принимаемые в 1916 году, уничтожали последние остатки авторитета власти. Все позитивные шаги (учреждение совещания по обороне, создание военно-промышленного комитета и т.д.) укрепляли предпосылки для смены власти. Надвигались инфляция, топливный и продовольственный кризис. В то же время армия перестроилась и выдвинула из своей среды грамотных и достойных командиров. Новое (брусиловское) наступление в Галиции привело к полному разгрому австрийцев, которые теперь уже держались только на немецких штыках.

К КОНЦУ 1916 года вся страна стояла в оппозиции к Николаю, царице и Распутину. Верхушка общества разделилась на четыре группировки: масонскую, генеральскую, великокняжескую и распутинскую. Все, кроме последней, стремились к отставке Николая II. А распутинская группировка губила царя своей поддержкой. Кукловоды Распутина — Арон Симанович, Манасевич-Мануйлов, банкир Рубинштейн — сами сегодня представляются марионетками. Чьими? Мрак. Черная дыра этого мрака засосала царя при всей пассивности русского общества и долготерпении русского народа.

Царица и ее послушный супруг провоцировали революцию своим неадекватным обстановке поведением. Некоторые считают, что сигнал к осуществлению февральской революции был дан из Великобритании, и по логике событий это вполне реально. Союзников по Антанте тревожили колебания и мирный зондаж Николая II в Германии через Швецию, где член распутинской группировки Протопопов общался с представляющим немецкую сторону американским банкиром и братом германского министра полиции Паулем Варбургом.

Еще раньше организовалась проантантовская группировка масонов в армии. По инициативе Гучкова и генерала Свечина были посвящены в масонство генералы Гурко, Алексеев, Рузский, Крымов, Маниковский, Теплов, шеф жандармов Джунковский. Верхушечный заговор сформировался. Группировки организовались. К великокняжескому заговору добавились заговор думских масонов и заговор генералов. Заговорщики начали с убийства Распутина.

Этот результат уже никого не мог удовлетворить. Царская семья впала в депрессию и «горячо молилась». Управление страной забуксовало. Совет министров практически бездействовал. «Если боги кого-либо хотят погубить, они сначала лишают его рассудка».

В Петроград приезжает руководитель «КРУГЛОГО СТОЛА» — один из вершителей геополитики лорд Альфред Мильнер. На 14 февраля было назначено массовое шествие рабочих и студентов с требованием создания ответственного правительства к Таврическому дворцу (место заседания Государственной думы). Однако охранка провела превентивные аресты членов рабочей группы военно-промышленного комитета, и манифестация не состоялась.

Но власть Николая II была приговорена. 23 февраля в разных частях Петрограда начались хорошо организованные демонстрации. 27 февраля Николай распорядился сформировать карательную группировку войск из четырех кавалерийских дивизий под руководством генерала Иванова и двинуть ее на Петроград. Вместо того чтобы оставаться в ставке или отправиться вместе с Ивановым, Николай двинулся в Царское Село своим путем, не имея достаточного конвоя, и оказался запертым на путях в Пскове во власти участника заговора Рузского. Здесь путем последовательных переговоров, которые шли через Рузского за спиной царя между Родзянко (председатель Думы), Алексеевым (начальник штаба Верховного главнокомандующего) и командующими фронтов, он был доведен до отречения. Страшно подумать, что было бы с нами в 1941 году, если бы тогда в 1917 году царь не избавил бы нас от своего царствия столь незадачливым поведением. Недаром Наполеон так часто любил повторять: «Я вышел из недр народа. Я вам не какой-нибудь Людовик XVI».

Антанта победила Россию. О проливах мечтать могли теперь только наивные. Как всегда, Запад загребал свои каштаны чужими руками. Настала очередь Германии. Германия продолжала сопротивляться. Америка делала свою игру. Во всяком случае «немецкие» деньги, полученные Лениным, как и деньги, полученные Троцким, имели американское происхождение. Великобритания стремилась сокрушить Германию и Россию. Но проступали контуры высших сил, которые отводили Великобритании уже не первенствующую роль. Америка — вот где совьет теперь свое гнездо мировая финансовая олигархия.

А Ленин жил в Швейцарии и не предвидел момента, когда для революции будет открыт ящик Пандоры. Он не имел доступа к секретной информации геополитических штабов.

Еще в марте 1915 года появился меморандум Парвуса: «Подготовка массовой политической забастовки в России». Это план дестабилизации царского режима, в котором хорошо осведомленный в делах российских революционеров Парвус ведущую роль отводил партии большевиков. Он утверждал, что нужна «финансовая поддержка русской социал-демократической большевистской фракции, которая продолжает борьбу против царского правительства всеми средствами. Вождей нужно искать в Швейцарии».

Обладая значительными связями в германских кругах через посла Германии в Дании графа У. Брокдорф-Рантцау, Парвус продавил свою идею о поддержке Ленина. Склоки про немецкие деньги, якобы порочащие Ленина, гуляют до сих пор.

Это очень наивно морализировать по поводу способов добывания средств, к которым прибегает революция, так же, как и по поводу жестокостей революции. Добейтесь такого прогресса, который сообщила миру французская революция 1789—1815 гг. или российская революция 1905—1953 гг., и мы признаем чего-то стоящими подобные умозаключения, представляющиеся нам пока убогими и пошлыми.

ДО ПОЯВЛЕНИЯ Ленина в Петрограде во главе той самой партии революционеров, создание которой было делом всей его жизни, революция шла своим стихийным путем (главным образом в форме нарастающих выступлений крестьянства), а крушение власти шло своим путем в борьбе сцепившихся группировок. Царская власть утратила то, на чем она держалась со времен Ивана Грозного, — государственную волю.

Каким носителем воли может быть человек, пляшущий под музыку Александры Федоровны и Распутина? Верхи не могли жить по-старому, а как жить по-новому, до них не доходило. Ведь в Европе и Америке опорой и стержнем правящей элиты являются деньги, а в России своих денег не было. Опорой правящей элиты в России была земельная собственность, которую-то и поставил под вопрос русский народ в лице крестьянства. Временное правительство было царским правительством без царя. Оно откладывало решения главных вопросов: о мире и о земле. Этим оно провоцировало революцию, которая уже обрела своего вождя и проникла в солдатские массы. Интеллектуальные штабы мировой олигархии в этой ситуации не могли помочь правительству, унаследовавшему царскую власть вместе с ее банкротством. Они владели информацией и связями в российской верхушке. Там они могли кого угодно нанять, купить и продать. Но революция происходила в недрах народа и была для них недостижима и непостижима.

А война тем не менее продолжалась. С падением дисциплинарной практики офицерство сделалось несостоятельным. Дисциплина держалась только на ожидании солдатами перемен, которые так и не наступали. Правительство оказалось между жерновами союзников, немцев и собственного народа. Страна не могла не продолжать революцию. Сказав «А», надо говорить «Б». С возвращением Ленина 3 апреля большевистская партия сразу, хоть и не без некоторой внутренней борьбы, взяла курс на продолжение революции.

Вот как описывает Пайпс со слов меньшевика Суханова встречу Ленина в штаб-квартире большевиков: «И поднялся с «ответом» сам прославленный великий магистр ордена. Мне не забыть этой громоподобной речи, потрясшей и изумившей не одного меня, случайно забредшего еретика, но и всех правоверных. Я утверждаю, что никто не ожидал ничего подобного. Казалось, из всех логовищ поднялись все стихии, и дух всесокрушения, не ведая ни преград, ни сомнений, ни людских трудностей, ни людских расчетов носится по залу Кшесинской над головами зачарованных учеников.

Главный смысл полуторачасовой речи Ленина заключался в том, что в течение нескольких месяцев необходимо осуществить переход от «буржуазно-демократической» к «социалистической революции».

Даже большинство большевиков не сразу приняли крутой поворот на углубление революции, предложенный в апрельских тезисах. Но этот курс был озарением гения.

Действительно, через несколько месяцев, 25 октября 1917 года, волю Ленина приняла вся Россия, как приняли ее вскоре после его возвращения ошеломленные соратники. После июльского разгрома трудно было прогнозµировать новый штурм, но корниловский мятеж создал предпосылки, необходимые для октябрьского захвата власти.

Первые же шаги Ленина подтвердили его право возглавить революцию. Этими шагами были декреты о мире и о земле. Теперь свержение царя, а затем октябрьский переворот получили то масштабное продолжение, суть которого и есть революция. Декреты двинули один класс — крестьянство против другого класса — помещиков. Вековая мечта русского народа становилась делом рук русского народа. Миллионы вчерашних солдат возвращались в свои деревни с оружием в руках. Класс помещиков перестал существовать. Это, а не приведение к власти Временного правительства, как мыслили меньшевики, было буржуазно-демократической революцией. К старой России уже не было возврата.

Если прийти к великой России без великих потрясений, как это доказал неудачный опыт Столыпина, было невозможно, то оставался путь к величию через великие потрясения, по которому повел страну Ленин. И горе народу, если он утратит свой уникальный путь, доставшийся столь дорогой ценой, если забудет истину, известную уже 400 лет: «Всего превыше верен будь себе, тогда, как утро следует за ночью, последует за этим верность всем!».