Свобода слова и выемки

На модерации Отложенный

Отлично устроилось государство. За терроризм ответит «Московский комсомолец» и «Ведомости, за ментовской беспредел — «Нью Таймс», за правовой беспредел —»Независимая газета». В первом случае журналистов пытаются сделать пособниками террористов, во втором, видимо, ищут предателей, оклеветавших ОМОН, в третьем вообще шьют экстремизм, который одиозно известный депутат Абельцев заподозрил в статье Ходорковского о российской правоохранительной системе. На самом деле, похоже, компетентные органы интересует, как же статья Ходорковского попала в редакцию.

Просто-таки какое-то весеннее обострение случилось у государственных мужей, которые готовы потратить свои скудеющие душевные и профессиональные силы на редакционные «электронные носители» и камеры видеонаблюдения. Поскольку все это происходит непосредственно после терактов в Москве, то я бы сказала, что как раз оперативные мероприятия в редакциях и являются самой своевременной задачей для компетентных и других госорганов. Именно эти действия провоохранительной системы дают нам надежду, что мы защищены от всякой мрази, которая калечит и убивает людей. Борьба с журналистами — это как раз то, чем и должны сегодня безотлагательно заняться МВД, ФСБ, прокуратура, Следственный комитет, а также парламент во главе с Грызловым.

Бред какой-то. Что, собственно, надеялись найти ребята в штатском, пришедшие в New Times? Ну какая, скажите, проблема, если я, например, решу, что никто не должен узнать о моем источнике информации? Никакой. Ни компьютера не найдут, ни аудиозаписи, ни видеозаписи, если она была. Ни одного электронного носителя, на который если я и скидывала информацию, звук или картинку. Ни следов моих текстов и расшифровок в редакционной системе, если таковая есть. И, безусловно, не найдут этого в редакции. И, безусловно, редакция сделает все, чтобы именно так и было.

Оставляю за скобками историю с постановлением Тверского суда и его обжалованием со стороны редакции журнала — уж как-нибудь следователи ГУВД-то должны разбираться в законодательстве, что и когда они могут, а что и когда не могут.



Так зачем они пришли? Чтобы испугать? Чтобы помотать нервы редакции? Чтобы помешать работать? Чтобы быть выставленными за дверь?

Не понимаю. Если эта история повторится и у New Times на законном основании (то есть по новому решению суда) начнут изымать оборудование, то цель у этого может рыть только одна: помешать журналистам выполнять свою работу. Ничего другого никакие следователи ГУВД ни сделать, ни найти не смогут. Потому что дураков нет, и журналисты давно знают, как защищать свои источники. А защищать источники — это практически святое для каждого профессионального журналиста. И это не преступление.

Да, журналиста могут вызвать в суд и задать вопросы. И он на них ответит и будет нести ответственность за каждое сказанное слово, как и любой другой гражданин страны. И, да, суд имеет право потребовать от журналиста раскрыть источники информации. В этой ситуации у журналиста есть выбор: или пойти навстречу суду, или отказаться и пойти под суд и сесть. И такие случаи бывали. Журналистам давали срок, они сидели в тюрьме, но источник не раскрывали.

Суд — это то место, где решаются такие споры, но никак не редакция. Воспрепятствование работе редакции под предлогом поиска в ней же источников информации или их следов — просто маразм. «Выемка документов», которые все теперь на электронных носителях, это гарантированный сбой в работе. Это инструмент и способ угробить компанию, организацию или редакцию. Это наезд, извините за выражение, с помощью правоохранительных органов. Это всегда заказ. Так было уже не раз, и не два, и не сотни, а тысячи раз за последние годы. Подобная отвратительная практика в России процветает. Довольно часто безнаказанно и беспрепятственно. Но в данном случае ребята перестарались. Не стоило так глупо наезжать сразу на несколько изданий. И не стоило посылать своих людей в одно из них. Остальные примерят на себя и не останутся равнодушными. И дело вовсе не в журналистской солидарности, которой нет. А в защите своих профессиональных прав и права на работу, которые у нас одни для всех, в каком бы издании мы ни работали.