Как Артёму Бог помог

На модерации Отложенный Пошла сегодня на разрешённый митинг "Солидарности". Триумфальная площадь огорожена, вокруг вежливые милиционеры. Пропускают через особые рамки с досмотром сумочек, сумок, зонтов и другой ручной клади. Досмотрели и меня. Пропустили.
Митинг посвещён милицейскому беспределу. Избиению протестантов "31". Они воюют за 31-ю статью Конституции, разрешающую гражданам свободно выражать своё отношение к власти где угодно. Собирали деньги на несчастного протестанта, вступившегося за пожилую женщину, которую 31 декабря волокли менты с неразрешённого митинга в автозак. Мужика за это отправили в колонию на два года. Осталась семья без кормильца. Кинула ему деньги.
Идёт дождь. Холодно. Народ собирается, рассматривает фотографии ментовского беспредела с митинга 31 мая. В динамиках надрывается Высоцкий о несчастных волках. Лимонова, зачинщика традиции выходить на митинги каждое 31 число, нет. Сказал, что на разрешённые митинги ему ходить западло. Но две девчонки-нацболки были. Собирали деньги для своих сидельцев. Дала десятку.
Митинг начался. Но триумфа на Триумфальной площади не было. Собралось максимум человек 300. Среди них человек 50 - журналисты со съёмочной и звуковой аппаратурой и без всего. Кто без всего, лихо что-то черкает в больших блокнотах.
Я с вожделением и надеждой смотрю на журналистов. Ведь я пришла на митинг, чтобы с трибуны рассказать о судьбах детдомовских детей. О том, что все чиновники, уполномоченные гос-вом защищать детей, защищают не их, а себя от них. Но выступить организаторы митинга не разрешили: не в тему. Дети пока - не менты-беспредельщики. Сначала я обиделась. А потом вспомнила регламент митингов. Отступление от заявленной темы карается штрафом. Вздохнула и пошла искать подходящего журналиста.
Всем до меня, как до лампочки. Заглядываю им в глаза, ищу заинтересованные лица, но вижу только жадный "поиск ньюсмейкеров", к которым надо подскочить первыми, взять интервью и скорей смыться с холодной, мокрой площади. Прохожу мимо сосредоточенной очаровательной девушки. Она всё время что-то фотографирует явно профессиональной камерой, крутясь в разные стороны, как будто она лёгкий флюгер, послушный ветру. Смотрю на неё издали. Одета явно не по погоде. Простудится Фея, не дай Бог. Решаюсь подойти. Уж очень она милая, и личико внимательное, доброе.
- Простите, девушка... Вы из какой прессы?
- Я из "Новой газеты".
- Ох! Из "Новой"?! - пряча в выдохе свою радость и нечаянную удачу, тороплюсь изложить свою просьбу. - Вы журналист?!
- Нет. Я только фотограф.
- А с Вами тут журналиста нет?
- Нет. А что Вы хотели сказать журналисту?
- Нужно срочно дать материал о судьбах детдомовских детей и спасти конкретного парня Артёма из Кемерово - уже почти в отчаянии тараторю я, - ему угрожает опасность , вчера был суд по сфальсифицированному на него делу, мне не позвонили, что всё в порядке, боюсь его упрячут в тюрьму, а он...
- Минуточку, - сказала Фея, взяла мобильник, что-то там нажала. - Вера. Тут предлагают материал о детдомовцах и беде конкретного парня...
- У меня есть все материалы о нём, - шепчу я, боясь помешать разговору.
- Говорят, что материалы есть... Брать? Координаты? Хорошо, - уже обращаясь ко мне. - Дайте ваши координаты, материалы, какие есть, и я передам журналисту.
Отдаю ей, приготовленные заранее, инет-адрес блога Артёма, инет-адрес Ольги Свириной с подборкой видеосюжетов о ювенальной юстиции, свой телефон и скайп.

- Спасибо Вам огромное. Мне позвонят?
- Это Вам спасибо. Надеюсь позвонят, - говорит Фея, и вдруг срывается с места за бегущей толпой участников митинга и журналистов. Это выводят, не церемонясь, какого-то провокатора и сдают его милиции.
Ах, как же мне повезло, что встретила Фею! Но документы основные я ей дать не рискнула. Так и лежат, запакованные в большой конверт, в моей сумке. Кому бы их передать? Что-то яростно говорят с трибуны. Знакомый голос. Неужто Шендерович? Он, конечно, он. Прислушиваюсь... Но он уже свою речь кончил, и люди с одобрением ему хлопают. Прозевала.
Мимо проходит с фотомобильником девушка. Личико серьёзное, усталое, причёска никакая, на тоненькой фигурке балахоном висят многолетние и тоже никакие одежды. Что-то снимает.
- Девушка, - обращаюсь я к ней, удивляясь её усталой серьёзности в фиксировании скучного митинга. - Вы всё снимаете... Вы журналист?
- Пока нет. Но если дам хороший материал, то возьмут в журнал "Смена".
- Так это же молодёжный журнал! - обрадовалась я. - У меня есть для вас отличная тема о судьбах детдомовских детей и ...
- Нет, - вздохнув ответила девушка. - Эту тему в журнал не возьмут. Там сидят весьма осторожные редакторы, всего боятся, обо всём стараются говорить чрезвычайно обтекаемо.
- Но как же, - настаиваю я. - Ведь дети - это наша смена, а им сегодня в детдомах не сладко, мальчишка Артём может погибнуть, на него уже и покушение было... И все материалы у меня есть...
- Извините, в журнал тему не возьмут, - сказала и ушла в толпу около трибуны.
Хожу, брожу. С трибуны кто-то вновь надрывается. Пытается речёвкой "зажечь" толпу, но она вялая. Незнакомые лозунги кричать не хочет. Любимые слоганы только "Путина в отставку" и "Это наша страна! Это наш город! Нам нужна другая Россия!" Минут через 10 смотрю девушка, мечтающая о "Смене", стоит рядом с огромным, похожим на несгораемый сейф, лысым, толстым мужиком и, кивая в мою сторону, что-то ему говорит. "Мамочка, - говорю я себе, - вперёд. Этот могучий толстяк должен быть твой." Быстро подхожу к ним. Здороваюсь. Представляюсь.
- Вот журналист из Голландии, - говорит девушка, - права детей - его тема.
- Из Голландии!!! - в зобу от радости дыхание спёрло, и из меня стали сыпаться, как горох из стручка, бессвязные слова. - Понимаете, Астахов не даёт усыновлять... Плохо в детских домах, Артёма могут посадить... паспорт у директора... а он не может пожаловаться... Его хотели убить...
- Паспорт? Почему? - пытается что-то понять из моего бреда, говорящий с лёгким акцентом по-русски, "несгораемый сейф". - Права человеку? Детям нет права?
- Да, да, - улыбаясь переводит на нормальный язык мой бред девушка. - Вы передайте свой материал журналисту.
- Да. Мы писали год назад о детских домах. Опять плохо? Дайте материал, я посмотрю. Ваш контакт есть?
- Да! Запишите мой телефон. Звоните. Я Вас соединю со взрослыми, которые ему помогают в Кемерово.
- Это не Москва? Кемерово? Хорошо. спасибо.
Я отдаю конверт, прощаюсь с голландцем и девушкой. И тут вспоминаю, что не сказала ей даже спасибо.
- Девушка, девушка! - кричу я, торопясь за уходящей фигуркой. - Как вас зовут?
- Вика. Виктория...
Виктория... Слышишь, Артём? Сама ВИКТОРИЯ со мной говорила и обещала позвонить 18 июня.
Слышишь, Артёмушка?! Не сдавайся, держись. ВИКТОРИЯ, ПОБЕДА с нами.