Рассказ

 

Подлинная история града Китежа.

 

            Утром в город ворвался взмыленный гонец на не менее взмыленной лошади. Он пронёсся по деревянной мостовой и сполз с седла на соборной площади. Встревоженные горожане окружили гонца, подхватили, поставили на ноги. Он стоял, пошатываясь, и пыль покрывала его лицо и одежду. Собравшись с силами, гонец вымолвил лишь два слова:

            - Татары идут.

            Вечером тот же гонец, уже отдохнувший, побывавший в бане и переодетый стоял в хоромах княжеского наместника боярина Михаила. Вокруг стола по лавкам расселись именитые горожане: бояре, богатые купцы, старосты городских концов, священники и даже несколько ремесленных старшин. Все напряжённо молчали.

            Боярин Михаил прокашлялся и, исподлобья глядя на гонца, спросил:

            - Сам видел супостата, или с чужих слов повторяешь?

            - Видел, боярин, сам видел. Мы с князем Мстиславом подъезжали к Владимиру, когда они нагрянули. Тьма-тьмущая, сразу весь город обложили. До того, говорят, Рязань и Нижний Новгород  разграбили и пожгли. Киев они давно взяли. Князь-батюшка с малой дружиной на Муром повернул, а меня сюда послал. Предупреди, говорит, горожан, а я скоро с большой дружиной к ним пожалую, буду город оборонять от ворогов.

            В палате поднялся смутный ропот. Отсутствие князя было дурным знаком.

            - Так что Владимир? – Спросил боярин Михаил.

            - Скорее всего, взят Владимир. – Вздохнул гонец. Я всю ночь скакал, а за спиной зарево стояло. Полнеба было в огне.

            - Не брешешь, пёс?

            - Вот те крест, чистую правду говорю. – Гонец истово перекрестился.

            - Гм, - прокашлялся наместник, - Татары Рязань и Нижний Новгород взяли. Эдак скоро и до нас доберутся, коли на Суздаль пойдут.

            - А чего им не добраться, как раз мы следующие у них на пути получаемся. – Заметил старшина городского ополчения дружинник Пахомий.

            - Город у нас богатый, а вот стены у него того, долго не выдержат. – Вздохнул купеческий старшина Феофан по прозвищу Оглобля. – Да и кто воевать будет, если князь с дружиной не поспеет? От Мурома до нас путь неблизкий. 

            - Не успеет? – Впился в него глазами наместник.

            - Как пить дать не успеет, - вздохнул Оглобля.

            Без малого три десятка лучших людей града Китежа призадумались. Кто-то уставился в стол, кто-то чесал в затылке.

            - Может откупиться от проклятого Батыги? – Вкрадчивым голосом предложил староста Северного Посада Прокоп.

            - Нашими деньгами, купеческими?! – Взвился Феофан Оглобля.

            - Не только вашими, - осадил его Прокоп, - всем миром скинемся.

            - Переяславцы пробовали откупиться. – С солдатской прямотой заявил Пахомий. – Так Батыга выкуп взял, а город всё одно спалил и жителей, кого не побил, в полон увёл.

            Махнув рукой гонцу, чтоб убирался с глаз долой, боярин Михаил обвёл взглядом собрание и подвёл итог:

            - Князя с дружиной нам не дождаться, да и что та дружина против царского войска? Сами город не удержим. Откупиться не получится. Убегать позорно, да и жалко нажитого добра. Что делать будем, горожане?

            Повисла напряжённая тишина. Люди опустили глаза. Те, кому было куда бежать, были за эвакуацию. Остальные просто не решались признать всю безвыходность ситуации.

            - Ну, горожане, куда вы языки засунули? – Строже вопросил наместник. – На меня смотреть! Что делать будем, что мне князю докладывать? Говорите, не стесняйтесь.

            Да что уж там говорить, всё давно было переговорено. Даже настоятель храма святых угодников отец Иеремия сидел, повесив голову. Нечего ему было сказать горожанам. Да и не хотел он ничего говорить, ибо знал, что безбожные татары храмы православные не трогают и священников не грабят. А уж многия лета царю Батыге он пропоёт, горло не охрипнет. Но высказаться за сдачу города на милость победителя иерарх тоже не мог. Не поняли бы этого люди.

            С дальнего конца стола нерешительно поднялся Игнат, староста беднейшего городского конца Подола:

            - Боярин, - обратился он к Михаилу, - есть у меня одно средство город наш сохранить и поганого Батыгу оставить с носом.

            - Говори! – Возрадовался наместник. Все взгляды обратились на Игната.

            - Дык, дело такое, - замялся тот, - не прогневался бы на меня владыка, потому как дело то церкви не совсем угодное.

            - Говори уже, Бог простит. – Махнул холёной рукой заинтересовавшийся отец Иеремия.

            - Тогда слушайте, горожане, - понизил голос Игнат. – У тестя моего есть знакомый, охотник из Прокловки, деревеньки соседней, он в лесу одного волхва знает, сильного, до которого наш отец Иеремия ещё не добрался. – Игнат выдержал короткую паузу и закончил: - Так тот волхв де похвалялся, что может от нашего города вражий взгляд отвести, а сам город схоронить так, что ни одна собака его не сыщет.

            - Брешешь! Откуда у нас волхвы, их лет сорок уже как извели всех! В лес надо уходить! Батыге поклониться и дары дать, глядишь и пощадит! Борониться за стенами до прихода князя! – Закричали с мест разноголосо. Игнат лишь плечами пожал.

            - Цыц, - Закричал наместник. Не быстро, но замолчали. И в этой тишине боярин Михаил велел подольскому старшине Игнату:

            - Как хочешь извернись, но чтоб завтра же волхв был у меня!

 

 

            Волхв пришёл в город к вечеру следующего дня, когда дозорные с башен уже заметили за лесом конные татарские разъезды. Сухонький, сгорбленный годами и невзгодами старец, одетый в домотканый армяк и такие же портки, протопал босыми ногами на соборную площадь. Он был простоволос и бос, на плече его сидел ворон. Волхв опирался на длинный посох, а на шее у него висело ожерелье из зубов неведомого зверя. Впрочем, глядя на эти зубы, узнавать, какому зверю они принадлежали, отпадала всякая охота. Молчаливая толпа встревоженных горожан обступила старца. Он встал спиной к собору и оглядел людей. Немногочисленные дружинники пробили в людском море проход, и через их строй к волхву степенно подошёл наместник. Смиряя гордыню поклонился в пояс и замер, глядя на старца.

            Волхв кивнул боярину и глухим голосом спросил:

            - Зачем звал?

            Опережая толпу,  наместник Михаил, забыв про степенность, выпалил:

            - Враги идут. Борониться сил нету, а бежать – нажитого добра жалко. Знающие люди сказывали, ты можешь скрыть от татар наш город. Спаси, отец!

            - Что ж тебя твой бог не спасает? – Прищурился волхв.

            - Грешны мы. – Развёл руками боярин.

            Волхв оглядел горожан, пожевал губами и, обращаясь уже к толпе, спросил:

            - И вы спасения хотите?

            Дружный вздох и нестройные крики были ему ответом.

            - Не пожалеете потом? Назад ведь пути почти не будет.

            - Не пожалеем! Спаси, отец! Сохрани от поганых! На тебя вся надежда! – В один голос взвыла площадь.

            - Ладно. Укрою ваш городишко. Невелика будет потеря для Руси. – Усмехнулся чему-то своему старый колдун. – Но пеняйте на себя, если что не так выйдет.

            Люди притихли, с надеждой глядя на того, кто может совершить чудо.

            - Так, боярин, - повернулся волхв к Михаилу, - вели на берегу озера разжечь костёр, дай мне чёрного петуха, соли полмешка, железный нож и кусок чёрной ткани. И чтоб никого на берегу не было, а этого – волхв небрежно ткнул пальцем на отца Иеремию, - чтоб вообще глаза мои не видели!

            - Всё исполню!

– Часто закивал боярин и отдал необходимые распоряжения.

 

            Сотник Умберген во главе десятка всадников из своей сотни обошёл лес далеко стороной. Не любят лес степные всадники. Город за озером выглядел весьма соблазнительно. Вал давно осел, рвы вокруг стен заросли. Низкие деревянные стены и башни, судя по их виду, давно нуждались в ремонте. В лучах закатного солнца блестели золотом купола домов местного бога. Богатый город, купеческий и ремесленный. Хорошая будет добыча. Жаль, сил у него ничтожно мало, а так бы ворваться туда со всей своей сотней до подхода основного войска, пока глупые горожане не подготовились к обороне.

            Всадники за спиной Умбергена заговорили о том же, о чём думал сотник. Действительно, не готовится город к осаде. Не вьётся дым над котлами с кипящей смолой, не блестят на стенах доспехи ратников, не закрыты городские ворота. Только на берегу озера возле большого костра кланяется кому-то или чему-то какой-то человек, да руками машет. И никого не видно вокруг него. Может, подвох тут какой? Надо проверить. Сотник отрывисто скомандовал подойти к городу на расстояние полёта стрелы. Доставая оружие, всадники направили коней к городским стенам.

            Всё быстрее несутся кони разведчиков, всё ближе городские стены. И вдруг заколебалось всё. Воздух стал вязким и подвижным. При полном безветрии вздулись воды большого озера и начали, как плохая свеча, оплывать башни крепости. Кони замедлили бег под враз потемневшим небом.

            Умберген осадил своего коня и удивлённо посмотрел на то место, где только что был город. Города больше не было. Он удивлённо потёр глаза. Поморгал. Оглянулся на своих воинов. Страх и недоумение были написаны на их лицах.

            Сотник был молод, но он был воином, привыкшим смотреть опасности в глаза. Скомандовав десятку следовать за ним, Умберген устремился к загадочному месту. В руке его блестела обнажённая сабля. Вот он берег озера. Песок, камни, редкие деревья. И большой кусок пустой земли. Совсем пустой. Даже травы не было на этой чёрной земле. Будто гигантской лопатой кто-то неведомый срыл город вместе с той почвой, на которой он стоял и забросил далеко-далеко. Лишь догорал костёр да старик в холщовой рубахе уходил к лесу, и кружил у него над головой чёрный ворон.

            - Догнать! – Приказал Умберген, и всадники, резко изменив направление, помчались к лесу. Казалось бы, пешему никогда не уйти от конного, но догнать старика воины так и не смогли. Он не оглядывался и шага не прибавлял, но расстояние между ним и преследователями не сокращалось. А потом старик просто исчез в лесу.

            Разгорячённые скачкой кони перебирали копытами и жадно втягивали воздух. Смущённо оглядывались всадники, и низко сдвинул меховую шапку на глаза их озадаченный предводитель.   У него не было ответа на невысказанные вопросы своих людей.

            После доклада разведчиков в ставке хана казнили несколько пленных русов, ложно утверждавших, что на пути царского войска лежит богатый город Китеж, а само войско Батыя без помех продолжило свой победоносный марш на Суздаль, который спустя некоторое время, как и другие города, благополучно пал. Завоевание Северской Руси продолжалось.

            Умберген, когда орда обходила озеро, выехал на берег и с опаской заглянул в его воды. Он увидел в них отражение богатого города и блеск куполов домов здешнего бога, но когда оглянулся, вновь увидел лишь след гигантской лопаты. Плюнул сотник, помолился духам-охранителям и всю жизнь старался больше не думать об этом нехорошем месте.

 

 

            Под водой оказалось не так страшно, как казалось вначале, когда неведомая сила вмиг перенесла туда город вместе со всеми его домами, улицами, храмами, мастерскими и прочими постройками. Да ещё окружающие город луга и пашни прихватила. Тихо под водой, прохладно, дышится легко. Город будто воздушный пузырь окружил. Кругом вода, а внутри сухо. Отец Иеремия сразу велел молебны об избавлении от супостата служить во всех храмах. Отслужили, и с радостью, особенно когда земля перестала содрогаться от топота войска нечестивого царя. Пронесло, слава тебе, Господи, обошла беда стороной. Все живы, и город цел. Можно бы и наверх, на божий свет выбираться. 

            Попробовали выбраться. Не получилось. Пузырь прогибается, но не лопается, и человека не пропускает. Вот оно как! Не о том ли волхв предупреждал? Но, с другой стороны, на что жаловаться? Хлеб на пашнях поспевает, травы для скотины хватает, люди все живы, солнышко хоть и через воду, а светит и греет. Благодать! А там, на земле, ад кромешный, татары кругом, и русской земле полный кирдык и разорение. Нет уж, посидим пока, а там как Бог даст. Примерно так решили горожане и занялись своими обычными делами. Лишь боярин Михаил некоторое время сетовал, что не может князю доложить, как хитро оборонил город от неприятеля. Но потом и он успокоился, потому что раз до князя не добраться, то получается, что город переходит в полное его управление.

 

 

            Бортник Кирилл три дня в городе не был. Надо было дальние деревья проверить, прикинуть урожай мёда, да и так, для сладости взять у пчёлок немного. Вот и проходил долго. Шёл домой одному ему ведомой звериной тропкой, а на сердце было неспокойно. Все давно говорили о новой неведомой опасности, о нашествии на Русь татарского войска хана Батыги. Говорили, что многие города он спалил, много народу побил или на чужбину угнал. Радовался Кирилл, что он холост и детишек у него нет, но и переживал за родителей стареньких, за брата младшего, что с ними дома остался. За сестру переживал, которая за владимирского посадского человека три года назад замуж вышла. Совсем уж было выбрался Кирилл из леса, как вдруг попался ему навстречу старичок. Вроде  нищего на вид, да со странным ожерельем из длинных зубов на шее и с вороном на плече. Поклонился ему Кирилл, поздоровался. Ну, и старичок тоже ему головой кивнул, поприветствовал. Поговорили. Рассказал бортник старику о своих невесёлых мыслях, мёдом угостил. Незнакомец ничего, медку попробовал, и выходить из леса Кириллу отсоветовал. Да и в город не рекомендовал возвращаться. Потом Кирилл отвлёкся на конский топот, что раздался с поля, а когда оглянулся, старичка уже и след простыл.

            Кирилл потом несколько дней в лесу хоронился от татарских разъездов да от войска батыева. Не охота ему было в плен попадать или жизни лишаться. За родных своих, опять же, переживал. Не верилось ему, что враги пощадили родной Китеж-град. Но зарева не видно было, звуки сечи до леса не доносились. Может, Бог и уберёг?

            Когда стихло всё, с большим опасением прокрался бортник в родные места и обмер. Не было города. Совсем не было. Будто лопатой сняли. Всё конными и пешими воинами затоптано, но ни развалин, ни трупов, ни следов боя нигде нет. Лишь молодая трава кое-где пробивается уже из голой земли.

            Поглядел на всё это Кирилл, и так тоскливо ему стало, что вышел он на берег озера, сел и пригорюнился. Тут через облака солнце проглянуло, засверкала вода озёрная под его лучами, и увидел бортник под водой свой город. Купола, крыши, стены и башни. Показалось ему, что и отца с матерью увидел возле их домика, живых и здоровых. Не раздеваясь, бросился он в воду, поплыл, нырнул и упёрся в невидимую, но упругую преграду. Вынырнул. Набрал воздуха побольше. Снова нырнул. Прижался лицом к податливому но прочному, открыл глаза. И увидел свой Китеж-град так, как птицы небесные его видят. Жителей городских увидел, рынок, собор, терем наместника княжеского. Но не пропустила Кирилла преграда, и воздух в лёгких подошёл к концу.

            Он ещё не раз нырял, пока силы не кончились, горожане заметили его, знаки подавали, и он им руками махал, но всё как через слюдяное окошко: вроде и видно, а не дотронуться. Так и остался бортник ни с чем. Погоревал день-другой на берегу, а потом ушёл прочь, куда глаза глядят.

            Кирилл прожил долгую жизнь. Много носило его лихое время по Руси-матушке. Нечасто, но рассказывал он встречным людям про свой родной город. Со временем и присочинять стал. Ну, и люди многое переврали, когда передавали друг другу его историю. Договорились до того, что Китеж-град из-под воды выйдет, когда земля русская от татар освободится. Но годы шли, татарское иго давно свергли, Русь стала сперва Московией, а потом Российской империей, а град Китеж так и не вышел из под воды. Вот и стали люди считать историю о нём просто красивой легендой.

 

 

            Но город ещё жил. Китежградцы, запертые в своём подводном пузыре, поначалу искали выход в мир, потом смирились и жили дальше, медленно угасая и вырождаясь. Правда, молодёжь всегда пыталась проникнуть наружу, это стало чем-то вроде традиции. Методом тыка установили, что раз в сто лет пузырь выпускает и впускает внутрь одного человека. Надо лишь дойти до городских ворот в полдень летнего солнцестояния.

            Первые триста лет посланцы не приносили никаких утешительных вестей. То иго татарское, то недород, то Литва пошла войной, то ещё какая беда. Народишко поверхностный всё колготится и страдает без толку, а Русь лежит в нищете и разорении. Следующие двести лет тоже не принесли ничего хорошего. То грозный царь, то первый император. Опять глад, мор и война. Да и на посланцев подводных стали смотреть косо: и одеты не так, и говорят как не по-русски, и сами какие-то зеленоватые. Когда последний едва ноги унёс от солдат после того как возле него «слово и дело» прокричали, решили немногие оставшиеся горожане китежские сношение с внешним миром прекратить. Не та, мол, стала Русь, и негоже нам, наследникам ещё добатыевых порядков себя общением с внешним миром поганить.

            Прошли ещё столетия, но никто уже не выходил в день летнего солнцестояния к городским воротам, и не замечали горожане, что их становится всё меньше и меньше, а подводный пузырь всё плотнее сжимается над ними, отдавая озёрной воде стены и дома города.  

 

 

            Летом 1980 года, когда в СССР широко отмечалось 600-летие Куликовской битвы, клуб подводного плавания «Лукоморье» организовал экспедицию  к озеру Святояр во владимирских лесах, на берегу которого по преданию стоял Китеж-град. Пробирались долго. Берега озера сильно заболочены, дороги как таковой нет, машины пришлось оставить в деревне километров за пятнадцать от нужного места, тяжёлое снаряжение на себе тащили. Комаров кормили. Хлюпала болотная жижа под палатками. Водолазы по трое, сменяя друг друга, уходили под тёмную воду. За неделю обшарили буквально каждый сантиметр илистого дна.

            Нашли насколько черепков, заржавленный нож и истлевший ботинок. Ввиду скудности находок результаты экспедиции были признаны неудовлетворительными и широко не обнародовались.

            Так и сгинул с лица земли бесславный град Китеж. Ну его.

 

Давно нету града Китежа, а Русь ничего, слава Богу, стоит, и города её, порушенные разными врагами, снова отстроены. Дерево без своей веточки проживёт, а вот веточка без дерева мертва.

6
218
4