Нужно понять русское унижение

На модерации Отложенный

Как Владимир Путин может оставаться популярнее сегодня у русских после почти 10 лет пребывания у власти в качестве президента и премьер-министра, чем Барак Обама среди американцев после менее чем 10 месяцев своего президентства?

Уровень популярности первого составляет 70%, у второго же он чуть более 50%. Эти удивительные цифры выражают одновременно силу и слабость демократических режимов. Они приглашают нас склониться над тем, что русские думают о самих себе и о нас, европейцах, в особенности, – задаче, которой мы не предавались достаточно. Немного больше внимания, возможно, позволит нам избежать взрыва насилия на Кавказе.

Если русские продолжают поддерживать Владимира Путина, то это, прежде всего, потому, что их приоритеты не являются нашими и статус их государства является более важным в их глазах, чем материальное благополучие граждан. Русские болезненно воспринимают то, что в Европе почти нет места для России. Эти чувства деклассирования и унижения сегодня всё ещё являются главными основаниями популярности Владимира Путина.

ЕС в своей проблеме с определением общей политики по отношению к Москве после крушения СССР одновременно недооценил уровень унижения русских и значительно переоценил притяжение, которое он мог создать для России. Амбиции Москвы никогда не подразумевали воссоздание Союза, она видела себя как центр туманности, империя, очерченная пунктиром, но, конечно, не как «аппендикс» брюссельского клуба. Русские гордо чувствовали себя «другими». Ничто для них не является более чужим, чем логика брюссельского компромисса. Как прямые наследники великой империи, могли ли они раствориться таким образом в «одеждах», которые они признают слишком маленькими и слишком принудительными, из-за их демократичности, для них?

Если европейцы созерцают Россию с равнодушием, слегка подкрашенным энергетическими размышлениями, хотя больше стратегическими – можем «игнорировать» Москву, но не её нефть или её газ.

Русские, по существу, смотрят с «презрением» на Европейский Союз. Они хорошо осознают и делают всё, чтобы поощрять нашу неспособность определять общую политику по отношению к ним, разоблачительную слабость стран ЕС.

Сосуществовать с США, защищаться от Китая, при необходимости объединяясь с ним: между этими двумя требованиями стратегических приоритетов Москвы нет места для Европы. Любое воспоминание, возвращающее к «холодной» войне, фактически наполняет их гордостью; не существуют ли они страхом, который читают в нашем взгляде? Но они также очень хорошо знают, что они уже не в той же категории, что и Китай, и кривая падения могущества и влияния болезненна в их глазах. Представляясь как «наследник Петра Первого», Владимир Путин понимает русский народ, поощряет и аккомпанирует ему в ностальгическом отрицании действительности. Он в некотором роде говорит им: «Вы велики, потому что я хочу, чтобы вы были такими; вы владеете вашей национальной судьбой, как я владею моим собственным телом».

Продолжать «играть великих» вопреки демографии, которая обрушивается, и экономики, которая использует богатства больше, чем создаёт, – такова главная амбиция Москвы.

Понимать, что думают русские, не значит принимать пассивно эволюцию человека и режима, который иллюзорное величие сопровождает уровнем финансовой и моральной коррупции, смесью вульгарности и брутальности, которые могут быть вызваны только выводом, что «Русские заслуживают большего». Эта разница восприятия между пережитым русскими и ощущаемым европейцами – в центре проблемы отношений Европы и России. Мы можем их судить, но мы должны их также понять. Встреча русского презрения и равнодушия с европейским равнодушием, создаёт очень опасную смесь.