Капуста в суде как идеальный зритель

Артём Лоскутов, один из авторов новосибирской монстрации, впервые со дня своего ареста в мае прошлого года вырвался из Новосибирска, чтобы посетить Московский международный книжный фестиваль и провести мастер-класс «Монстрация: смысл бессмыслицы». «Часкор» поговорил с Артемом о политике, искусстве и жизни.

На данный момент Артём осужден, но свободен, так как суд не захотел подтвердить его невиновность и приписал штраф в 20 000 рублей, которые совместными силами собрали и выплатили монстранты и просто неравнодушные к этой истории пользователи Рунета. Несмотря на оплаченный штраф, Артём и его адвокат пытаются оспаривать решение районного суда в вышестоящих инстанция, но пока безуспешно. По всей видимости, скоро в Страсбурге появится ещё один громкий иск против российской Фемиды.

А пока материалы дела кочуют по пыльным кабинетам судебных инстанций, движение монстрантов плавно охватывает Россию. 30 апреля монстрации прошли в Москве, Санкт-Петербурге, Симферополе, Волгограде, Омске, Перми, Владивостоке, Красноярске, Новороссийске, Новосибирске, Белгороде, Кривом Роге и даже в Пекине.

«Частный корреспондент», который много писал о деле Артёма Лоскутова, встретился с художником на ММКФ.

Расскажи про историю монстрации, про то, как она, может быть, менялась, как менялся её смысл?

Когда-то давно я познакомился с Димой Моделем и Мариной Потаповой (участники групп зАиБи (за Анонимное и Бесплатное искусство), Творческое объединение «Свои 2000»), узнал про все их истории. Они произвели на меня сильное впечатление.

И вот на днях, сидя на дискуссии по акционизму на Московском международном книжном фестивале, я понял, что это был переломный момент, потому что до этого меня интересовал политический активизм. Не собрания, голосование, стояния под флагом, а высказывания на эти же темы, но в тех формах, в которых мы себе могли это позволить с друзьями: наклеечки там, участие с разорванными флагами в антиамериканских акциях во время войны в Ираке.

Но когда я познакомился с Димой Моделем, он предложил снимать на видео. Для меня это было что-то практически неосуществимое. Потом он показал мне статьи про зАиБИ, про «Своих 2000». Это было гораздо круче, чем просто политические штуки. И естественно, мне понравилось их первомайское шествие, которое складывалось с дадаистскими акциями, с лозунгами 68, с Радеком и со всем остальным в такую гремучую смесь.

Это было совершенно нереально, потому что там Париж, Москва ― другой мир, а Новосибирск ― это такой спальный район. То есть идея горела, но осуществить её было, казалось, не из кого.

Но тут мы познакомились с ребятами ― Максом Неродой, Катей Дробышевой, ― и вот этим составом попытались инициировать проведение такого парада ― монстрации. Тогда это была пародия на шествие КПРФ, на их такие вот бессмысленные лозунги. Хотелось сделать их ещё более бессмысленными, расшевелить. Потому что это был не политический протест, а чёрт знает что.

С другой стороны, мы хотели попытаться высказаться самостоятельно, несколько автономно, хоть и присоединившись к их колонне. Свою-то собственную было собрать вообще нереально.

В 2004 году первый раз прошла монстрация. Инициаторами были несколько человек из группы CAT (Contemporary Art Terrorism). Когда позже CAT распался, поскольку люди разъехались по другим городам и странам, возникла необходимость в новом названии. Как-то мы с другом Лёней были в Киеве, решили сделать акцию под наименованием «Мечтатели», но встал вопрос о названии нашей творческой группы. На пути к Майдану мы встретили бабку, которая заявила нам: «Бабушка после похорон», ― ну мы и решили взять эту фразу в качестве названия.

За шесть лет монстрации здорово выросли. Наша колонна теперь самая массовая в городе. Около 2000 человек. И по центру теперь ходим только мы. В то время как «Единой России» с их административным ресурсом и КПРФ с её многочисленными поклонниками не получается собрать столько народу.

― Почему местные власти мешают проводить монстрации?

Поначалу мы предпринимали попытки согласования, потому что каждый год были проблемы, каждый год люди оказывались в милиции. Происходил внутренний спор между такой анархической позицией, которая вынуждала нас ни с кем не договариваться, не просить разрешения, ведь это унизительно, и, с другой стороны, ответственностью за людей, которых мы зовём за собой. Нужно было либо их предупреждать об этой опасности, либо подстраховать. Каким-то образом в 2007―2008 годах нам удавалось получить нормальные бумаги на проведение мероприятий.

В 2009-м городская власть решила сделать ответный жест ― организовала в центре города маленькую эстафету ― и под этим предлогом всех выгнала. Мы решили не подавать никаких бумаг. КПРФ, вслед за которыми мы обычно ходили со своими бессмысленными лозунгами, слилась в какие-то е***я, а мы решили, что пусть коммунисты сливаются, раз они такие бессильные, но присоединяться к ним ― это позор. В итоге сделали выставку с планом монстрации о том, что в каком-то выдуманном гипотетическом мире на запрет мэрией монстрации, монстрация должна занять мэрию.

Прийти окружить это здание и поднять его в воздух, не прикасаясь к нему физически, – такой вот привет Эби Хофману. Потусить там, поводить хороводы, попрыгать через костры, потом поставить всё на место и разойтись.

Эта выставка дико взбудоражила ментов, они туда приезжали, забирали куратора. И в центр «Э» пришлось сходить первого мая, потому что всю родню достали звонками. Я туда сходил, пообещал, что ничего не будет, ведь согласования нет.

После всей этой истории с посадкой было непонятно, как дальше поступать с монстраций, не превратится ли она в оппозиционное шествие (чего нам совсем не хотелось). Но я для себя решил, что гораздо лучше будет оставить всё в традиционной форме и не идти на поводу у ментов и мэрии.

Ведь это они ничего не могут воспринимать в ином контексте, кроме как «власть и противостояние ей». Пытаются создать нам каждый год какие-то препятствия. Они думают, что это высказывание конкретно против них. Раз мы не с ними, раз мы не в «Единой России», то обязательно какие-то оппозиционеры-экстремисты.

― Как поменялся смысл монстраций? Если вначале это был в некотором роде протест против ничего не значащей виртуальной политики, то сегодня монстрации несут уже совсем иную смысловую нагрузку?

― Мне кажется, это тот же самый протест, но попытка захватить некоторую автономию, автономное высказывание, заявить о том, что нас не интересуют политические игры. Попытка не играть по их правилам, не работать на власть или же против неё, а создать иную систему взаимоотношений, собрать людей, которым это близко.

Теперь всем видно, что к монстрациям присоединяется не только молодёжь, но и достаточно взрослые люди. Вот, например, блогеры заметили директора сети книжных магазинов ― достаточно серьёзного и взрослого человек с серьёзным бизнесом. Но он пришёл с лозунгом «Мир, Труд, Лось» в костюме лося со своей семьёй. Это хорошо, потому что снимает маргинализацию.

Насколько это всё-таки искусство, а насколько ― политика?

Ну, во-первых, сегодня уже всё искусство, что заявляет себя таким образом, ведь каких-то чётких рамок давно нет. Если говорить, что оно должно быть на территории искусства ― окей, документация будет висеть в музее.

На мой взгляд, монстрации ― это искусство, хэппенинг, некоторое событие, в котором нет сценария, но есть рамки временные и территориальные, задана форма лозунга и некоторой демонстрации. И каждый человек заявляет своё высказывание в этих рамках.

Кстати, а у тебя есть собственные политические взгляды?

Да, мои политические взгляды анархичны. У нас в городе за год до того, как появилась монстрация, анархистов объединённых не было. Разве что панки, которые слушают Летова и носят букву «А» на футболке. А потом из нашей компании выросло АД (Автономное Действие), сейчас появились всякие разные RASH’и (Red Anarchist Skinheads).

Каким образом монстрация меняет Новосибирск?

Я могу судить по тем событиям, которые произошли в городе, пока я сидел в СИЗО. Мальчики и девочки, первокурсники и школьники автономно друг от друга клеили наклейки, которые делали сами, а не скачивали откуда-то из интернета, как это обычно делают поклонники анархии. Рисовали какие-то плакаты, клеили в метро. Получили первый опыт участия на митинге, на который, кстати, власти впервые за много лет нагнали два автобуса ОМОНА.

Мне кажется, власть тогда испугалась.

В городе сейчас почти каждый день пикеты проходят. Дольщики собираются и протестуют по поводу своих недостроенных домов. На улицу выходят побитые ментами люди, которых ещё и решили посадить за то, что они якобы сами побили ментов. Обещали устраивать митинги каждое 12-е число.

Идёт развитие гражданского общества и низовых инициатив.

А как ты в СИЗО сидел? Как сокамерники на тебя реагировали?

Когда меня завели в дредах ― это уже было событие дня. «А, смотри. Не стригись!» (изображает хрипловатый голос. – Прим. А.Б.). То есть я там был личностью известной. А потом они увидели, что по телику показывали, и говорили: «Нормально, тебя сейчас выпустят».

Но первые несколько дней, которые я там провел, возникали серьезные сомнения: «Ради чего я здесь. Если это из-за какой-то монстрации, то это же совсем глупо. Чёрт побери, лучше бы я жил в лесу, растил цветы».

Но подобные мысли быстро ушли благодаря поддержке людей. Было ощущение, что раз люди готовы вступиться, значит, это имеет какой-то смысл. Потом даже начало казаться, мол, ну чё там, до 3 лет могут дать, ну окей, можно половину срока отсидеть, а потом по УДО выйти. Полтора года не так уж и страшно, особенно если такая моральная подпитка происходит.

А чем ты и твоя группа занимаетесь кроме монстрации?

На днях провели флэшмоб. И я получил за него штраф. То есть если ты даже говоришь, что это флэшмоб, это тебя не спасает. Стучали касками в день, когда была кампания 22 мая, когда все ждали революцию в Междуреченске. Хотя эта акция была инициирована не «бабушкой» (творческая группа Артёма Лоскутова «Бабушка после похорон». ― Прим. Ред), но отвечать пришлось в итоге мне.

Последний год моя деятельность была связана с монстрациями и подобными делами очень плотно. Предпринимали попытки превращать суд в фарс, который, по сути, фарсом и является. На одном из первых заседаний мы объявили это здание центром современного искусства, который наконец-то открылся в Новосибирске и предоставил помещение для художественных перформансов. Провели открытие, фуршет, игру на саксофоне, разрезание ленточек, кинопоказ. Затем была такая штука с капустой ― мы её притащили в качестве идеального зрителя. Потому что любой нормальный человек приходит в ужас от того, что там творится.

Еще проводили «чемпионат по подбрасыванию травы». Дело было в дикий мороз ― минус 20, но человек 80 пришло. Самый меткий человек, который попал в мою сумку, получил капитанские погоны. «Чемпионат памяти Лазарева» назывался. Потому что Лазарев ― это как раз тот самый человек, который подбрасывал мне траву. Там у нас даже вышла небольшая стычка. Потому как победила моя мама, как ни странно, и она начала топтать полученные погоны, приговаривая, что это погоны Евсюкова. Менты очень обиделись, попытались забрать организатора, а мы его стали защищать. Они были не готовы к тому, что мы встанем и схватимся друг за друга, и тихонько ретировались. Для нас это было очень вдохновляющим итогом, ведь мы смогли им противопоставить свою солидарность.

Источник: http://www.chaskor.ru/article/artem_loskutov_nas_ne_interesuyut_politicheskie_igry_17957

0
210
0