Дорогой Денис Викторович. Тело № 42

Когда-то, когда я был совсем ещё молод и отчасти прекрасен (душой, душой прекрасен!), у меня была одна знакомая. Старше меня на год. Я в десятый перешёл, а она – почти студентка: лето, она уже сдала выпускные и подала документы в вуз. Она была из очень интеллигентной семьи. Знала два языка и прочитала много книг. В том числе на иностранных языках.

Однажды она пришла ко мне в гости. Мой папа немножко неожиданно для меня был дома. «Познакомься, папа, это Клава» — «Здравствуйте, очень приятно».

Мы с Клавой посидели у меня в комнате на диване, стараясь вести себя тихо, потому что папа был за стенкой. Потом нам надоело так сидеть, и мы пошли гулять. Потом я проводил её до дому. Вернулся домой, снял кеды, надел домашние тапочки.

Папа вышел из кабинета, на ходу выдёргивая ремень из брюк.

— Ну-ка, спиной повернись, — скомандовал он.

Я машинально повернулся. Он перетянул меня ремнём. Не очень больно, но ощутимо.

— Ты чего?! — завопил я, оборачиваясь и увёртываясь от следующего замаха. — Что за шутки?

— Нет, это я тебя спрашиваю, что за шутки! — возразил он, гоняясь за мной по прихожей. — Что это за рожа? Что за макароны вместо ног? Что за патлы? А прыщи? А ногти? А рукопожатие, наконец? Вялая, холодная, но зато влажная ладонь! Как вчерашняя морковная котлета. Ты свихнулся, сынище? — и он, наконец, расхохотался.

— Погоди, — сказал я. — Она хороший человек. Очень умная к тому же.

— Это прекрасно, — сказал он. — Тогда по-дружески пожми её благородную руку. И всё. И посмотри на свою маму. И бери пример со своего папы, — и он ушёл в свой кабинет.

Моя мама на самом деле была красавицей. Без дураков.

Вы знаете, мой замечательный умный папа в данном случае был неправ. Наверное, он, как это часто случается с родителями «желал своему ребёнку добра». Сильно обидев при этом своего ребёнка, то есть меня. Ну, ладно. Давно это было.

Но моя бабушка — тоже, кстати, красивая женщина — говорила мне:

— Как неправильно, как несправедливо всё устроено. Как часто говорят: «Да, она злая, глупая, подлая, жадная, дрянь, шлюха, мошенница, даже воровка — но боже! Какая она красивая!» Разводят руками и прощают ей всё. И как часто говорят — «Да, она хорошая, умная, учёная, добрая, верная, заботливая — но боже! Какая она некрасивая!» И разводят руками.

Конечно, это неправильно. Хотя, к сожалению, понятно. Традиция. Как-то так принято считать (вернее сказать, «принято считать, что принято считать») что мужчина должен быть сильный, а женщина - красивая. Вообще, в общем и целом. И знаете - в общем и целом это правильно.

Ага! — скажет читатель, способный удержать в памяти сорок слов — а именно столько слов в предыдущем абзаце. Что-то дорогой Денис Викторович запутался: в начале неправильно, а в конце то же самое — правильно. Как так?

Да очень просто. Потому что «сильный мужчина» и «красивая женщина» — это образные выражения. Такие, что ли, символы. Сильный мужчина — это не качок или боксёр, а красивая женщина — это не греческая статуя или мисс Оклахома. Сильный мужчина — это категория социальная и даже моральная. Социально продвинутый, с хорошим заработком, при этом надёжный, с принципами — вот. А красивая женщина — женственная, изящная, ласковая и, значит, тем самым, привлекательная. Хотя, конечно, никто не станет возражать, если в дополнение к этим качествам мужчина будет плечистый и крепкий, а женщина — с тонкой талией и большими синими глазами. Своего рода бонус, миллион по трамвайному билетику. Так что в этом переносно-символическом смысле выражение «мужчина должен быть сильным, а женщина — красивой» — правильно.

А в смысле прямом и буквальном — мускулистый порнозвездун и силиконовая порнозвездушечка - неправильно.

Однако буквальный (он же пошлый, он же идиотский) смысл слова «красота» завоевал широкие и очень отсталые потребительские массы. Поскольку именно эти массы жадно потребляют глянцевую и особенно полуглянцевую прессу, ТВ и интернет-сайты, где безудержно обсуждается диета, фитнес и пластическая хирургия — три кита, на которых якобы зиждется женское счастье.

О чём говорят на женских форумах? О вечных и горьких темах: об одиночестве, бедности, старости. О том, как выжить в этом жестоком мире.

Но какое спасение от этих трагедий видят отсталые массы? Ясно, какое. Коррекция фигуры. И лица тоже.

Кстати, не надо обижаться на слово «отсталые». Это просто социологическая констатация, безо всякой дискриминации. Представители отсталых потребительских масс имеют все политические и гражданские права, а также права человека. В том числе право высказаться и быть выслушанными.

Они и высказываются.

Вот одна девушка познакомилась с молодым человеком, а он сразу ей сказал: «Только ты учти, если девушка больше сорок второго размера, она для меня не существует».

Очевидно, девушка меньше сорок второго размера для него тоже вряд ли существует, поскольку тут дело пахнет уголовным кодексом.

Но какой деликатный! Он же не спросил у неё размер, и тем более не сказал ей, что она для него жирновата. Он просто дал понять. Элегантно намекнул. Предоставил ей возможность либо тихо стушеваться, либо же убрать из рациона мучное и жирное, ходить в бассейн, бегать по утрам.

Девушка попыталась вступить в дискуссию с этим поклонником изящества. Пыталась объяснить ему, что сорок второй размер при росте выше 165 — это уже на грани исхудалости, а при вожделенных 176 — вообще кожа да кости. И что размер сам по себе не имеет значения, уж простите. Потому что сам по себе размер ничего не говорит о красоте фигуры, раз уж мы тут такие эстеты и гурманы собрались.

Но молодой человек стоял на своём. Более того, в девушкиных аргументах он видел подвох, стремление втюхать ему некачественный товар. Сорок два, и ни копейки больше. Так и расстались.

Особенно мило, что это не турецкий султан, выбирающий себе наложницу, а обыкновенный студент не бог весть какого вуза.

Это, конечно радует меня как старого демократа. Высокая требовательность к женским статям перестала быть прерогативой эксплуататорских классов, а перешла на уровень широких масс. Как рассказывал великий советский организатор пищевой промышленности товарищ Микоян, товарищ Сталин говорил: «Трудящиеся богатеют и требуют к столу шампанского!» Сказано — сделано. Может быть, в 1937 году у нас и были отдельные неполадки, но вот шампанского было залейся. Всегда можно было стрельнуть пробкой и разлить по бокалам в честь расстрела очередной шайки врагов народа.

Жизнь, однако, не стоит на месте. Трудящиеся входят во вкус и требуют в койку женщин 90-60-90. А также ботокс, силикон, эпиляцию и чтоб никакого целлюлита.

Женщина становится потребительским товаром. Прежде всего для себя самой. Тут некая диалектика.

С одной стороны кажется, что всё это она делает под давлением мужчин, под напором их скотоводческих требований. Иначе замуж не возьмут и вообще не обратят внимания.

Я слышал, как совсем-совсем юный эстрадный певец говорил: «Я люблю хороших девчонок!» «А что такое хорошая девчонка?» — спрашивал журналист. «Ну, — стараясь быть взрослым и серьёзным, отвечал этот почти ребёнок, — хорошая девчонка, это когда у неё хорошие ноги, хорошая грудь… ну, и …» — он зарделся, потупился и замолчал. Кошмар, конечно, когда «хорошая девчонка» определяется настолько анатомически.

Но другая сторона тоже есть. Опорой феодальной монархии являлось крепостное крестьянство. Опорой слишком придирчивых мужчин являются женщины, которые свихнулись на собственном теле. Для которых главная догма, она же мантра, она же единственный ключ к счастью и объяснение любых неудач (от профессиональных до личных) — «женщина должна быть привлекательной».

Привлекательной — то есть отфотошопленной, но в реале.

Цель едва ли достижимая в принципе. Нельзя узнать, какова Мона Лиза в профиль. Нельзя налить водку в бутылку Клейна. Нельзя — но очень хочется.

Бедные (во всех смыслах) девушки делают пластические операции в кредит и авансом.

В кредит — это совсем странно. Казалось бы, пластическую операцию стоит делать в двух случаях. По серьёзным (жизненным!) показаниям: нос перешибло или ухо оторвало в результате аварии. Или же, что называется, с жиру. На свои гуляю, хочу — горбинку удалю, хочу — обратно вставлю, и так — пять раз. Но в кредит? Тяжко выплачивая весь последующий год каждый грамм закачанного силикона или откачанного жира? Впрочем, это личный выбор. Осуждать его — нелиберально, а я либерал.

Авансом — это значит в расчёте на некие будущие удачи. Не то, что какой-то муж-скотовод сказал: «Выправь нос и подрежь ляжки, а то разведусь». Нет! Для того, чтобы после операции стать привлекательной. И это тоже, кстати, личный выбор, и его осуждать или осмеивать — тоже вроде бы нелиберально. Каждый имеет право почувствовать себя лакомым фьючерсом и толкнуть себя на форексе.

Либерализм, однако — это не улица с односторонним движением. Поэтому совсем не обязательно вежливо молчать по любому чувствительному поводу.

Любимым словом в XIX и начале ХХ века была «душа». Хоть мировая, хоть бессмертная, хоть лично-персональная. Какая хотите. Это была славная эпоха модерна. Потом пришёл постмодерн, и любимым словом стало «тело». Любовью к телу пылают и философы-постмодернисты, и авторы глянца. Философы пишут о «телесных практиках» (на деле речь идёт о чистке зубов и прочих бытовых навыках). Глянцевые гуру вещают о диете, фитнесе и пластической хирургии.

Наверное, в XIX и начале ХХ века наша цивилизация переборщила по части души. Поэтому-то и начался великий откат в сторону тела. Конечно же, маятник пойдёт обратно, и довольно скоро. Поэтому важно не изуродовать себя ботоксом и силиконом как раз накануне того дня, когда душа снова войдёт в моду.

Источник: http://www.chaskor.ru/article/dorogoj_denis_viktorovich_18007

13
348
7