Магия Капитала.

Магия Капитала. Часть I

Александр Елисеев

17 ноября 2009 г.

«Жил отважный Капитал, В дальних банках обитал, И не раз он попирал идеал, Но однажды дед седой, Потрясая бородой, Доказал, что Капитал совсем худой: И в труде, И в бою Он присваивает долю не свою...»

(М. Успенский. «Кого за смертью посылать?»)

Капитал, «воплощающийся в капиталисте», есть результат магического взаимодействия с небытием. Иначе говоря, капитал есть символ небытия и его экспансия в нашем, плотно-вещественном мире. В более же широком смысле, небытие - это и есть капитал, ведь символ реально содержит в себе символизируемое, хотя и не тождественен ему Вещественное, слишком вещественное В данном очерке будет дана попытка осмыслить мистическую сущность капитала и капитализма. Поэтому политэкономическая его трактовка интересует нас, как говорится, постольку поскольку. Все определения капитала, данные в научных исследованиях и словарях, не могут нас удовлетворить, хотя и способны наметить какие-либо ориентиры. В целом же все они грешат приземленностью и выводят капитал из общественных отношений. Капитал здесь представляется чем-то вполне вещественным. Так, в словаре В. Даля читаем: «КАПИТАЛ м. денежное имущество, богатство в деньгах; наличные деньги, наличность; истиник». А вот определение, данное «Современным экономическим словарем»: «КАПИТАЛ… в широком смысле это все, что способно приносить доход, или ресурсы, созданные людьми для производства товаров и услуг. В более узком смысле это вложенный в дело, работающий источник дохода в виде средств производства…». Несколько более сложное представление о капитале составил К. Маркс, подчеркнувший отличие капитала от вещи. «... Капитал, — писал он, — это не вещь, а определенное, общественное, принадлежащее определенной исторической формации общества производственное отношение, которое представлено в вещи и придает этой вещи специфический общественный характер». Опираясь на этот подход, «Большая советская энциклопедия» просвещала читателей следующим образом: «Капитал (нем. Kapital, франц. capital, первоначально — главное имущество, главная сумма, от лат. capitalis — главный)— экономическая категория, выражающая отношения эксплуатации наемных рабочих капиталистами; стоимость, приносящая прибавочную стоимость. К., сосредоточенный в руках капиталистов, служит средством присвоения прибавочной стоимости; представляет собой историческую категорию, т. е. свойствен определенной общественно-экономической формации». Тут уже капитал выступает как некая абстракция, а его рассмотрение происходит на стыке политэкономии и философии. Причем, что характерно, у основателя «научного социализма» иногда отчетливо звучат этакие мистические нотки. В свое время А. Чадаев представил любопытнейшее прочтение Маркса: «Капиталы – это такие особые паразитические существа, чья цель существования – расти неограниченно и бесконечно. Их рост происходит посредством превращения денег в товар и обратно в деньги, но сами они – не деньги и не товар, а нечто другое, особенное и невыразимое. Изначально они еще не обладают собственной волей и витальностью – но они обретают их, поселяясь в душу человека – капиталиста, который сам первая жертва капитала. Буквально: «…капиталист, т.е. как олицетворенный, одаренный волей и сознанием капитал» ( «Конспирология марксизма» ). От этой цитаты начинают бегать мурашки по коже. Человек, ставший вместилищем чего-то внечеловеческого — это уже сюжет для фильма ужасов. Но все равно, даже и у Маркса капитал — это слишком очевидное и вещественное, великолепно «просчитываемое» на рациональном уровне. А между тем сама капиталистическая экономика действует в режиме хаоса, не случайно же говорят о «невидимой руке рынка». Причем сами адепты капитала относятся к нему, как к некоему божеству. Так не пора ли копнуть глубже? Периферия бытия Копнуть придется не просто глубоко, но очень глубоко — в ту область, которая находится ниже сугубо вещественного уровня. Очевидная, плотно-вещественная реальность, которая окружает нас, — это вторичная материя (materia secunda). Но есть еще и первичная материя (materia prima), созданная в начале всех начал. Это именно о ней пишется в самом начале «Книги Бытия»: «Земля была безвидна и пуста, и Дух Божий носился над водой». Можно также отождествить эту первоматерию с изначальным хаосом, о котором говорят языческие мифы. Первоматерия — это небытие (греч. «меон»), понимаемое как нечто до-вещественное, лишенное каких-либо качественных определений. В то же самое время materia prima есть не только и даже не столько небытие, сколько недобытие. Православные богословы предостерегают от смешения ее с Ничто, из которого (ex nihilo) была сотворена вся реальность. Первоматерия — это «меон», тогда как ничто — это «укон». Меон сотворен, в то время как укон («nihil») — выражение отсутствия какого-либо бытия до творения. Его даже нельзя представить себе абсолютной Пустотой, находящейся вне Бога. «…Нельзя объективировать первичное «ничто», — писал В. Лосский. — Nihil здесь просто означает то, что «до» сотворения ничего «вне» Бога не существовало. Или, вернее, что эти «вне» и «до» абсурдны, если они обусловлены именно сотворением. Пытаться мыслить это «вне» значит столкнуться с «ничто», то есть с невозможностью мыслить» («Догматическое богословие»). Первоматерия представляется как «универсальная субстанция», «чистая возможность» и «абсолютно неразличимая и недифференцированная потенциальность» (Р. Генон). Вот из ее-то потенциальности и сотворены все «вещи» мира, перешедшие из возможности в реальность. Вообще же, в первоматерии заключена возможность абсолютно всего качественно определенного. Именно это и позволяет говорить о некотором сходстве первоматерии с Абсолютом. (У язычников материя в виде до-космического Океана есть нечто совечное богам.) В известном смысле, Первоматерия — это некий «низший абсолют», являющийся зеркальной противоположностью Абсолюта. Нужен этот «абсолют» для того, чтобы человек имел возможность выбора. Не будь внутри нас некоего «абсолютного» дна — и мы не имели бы возможности двигаться от Бога в противоположную сторону. Но, не имея такой возможности, человек был бы обречен двигаться только к Богу, выступая как некая безвольная марионетка. Имея возможность выбора, человек может обратить ее во зло. Собственно говоря, зло и есть движение к небытию (оно же — недобытие, оно же — не-сущее). Св. Григорий Нисский писал: «...Ум, уклонившись от стремления к истинному добру, обратился к не-сущему, признав, по лукавому внушению обольстителя и изобретателя зла, добром противоположное добру...» Из всего этого логичным было бы предположить, что силы зла (подрывные силы) должны быть устремлены именно к меональному небытию, к хаосу, к первоматерии. Судя по всему, эти силы воспринимают дно онтологии как источник могущества, который способен дать власть над миром и, более того, открыть двери в иные измерения. И тут уже налицо магическое взаимодействие с первоматерией, которое, само собой, происходит при активном участии инфернальных сущностей. Именно эта магия и сообщает могущество пресловутым «акулам капитала». «Невидимая рука рынка» действует в результате применения магических практик, которые воздействуют на воды изначального хаоса. Показательно, что сам капитал с его ликвидностью, символически ближе именно к стихии воды. Показателен и образ капитала, переливающегося из одной точки мира в другую; капитала, размывающего национальные границы. Кстати, не случайно капитализм создавался усилиями «морских» сообществ. Еще К. Шмит указывал на связь капитализма и морской стихии. История демонстрирует эту связь со всей очевидностью: Венеция, Голландия, Англия и США — все эти оплоты торгового строя теснейшим образом связаны с морской экспансией и морской торговлей. В то же время континентальная Россия упорно сопротивлялась капитализму на протяжении всей своей истории. Она позднее, чем какие-либо другие европейские страны пошла по пути капитализации, причем довольно-таки быстро свернула с него в 1917 году. Итак, напрашивается только один вывод. Капитал, «воплощающийся в капиталисте», есть результат магического взаимодействия с небытием. Иначе говоря, капитал есть символ небытия и его экспансия в нашем, плотно-вещественном мире. В более же широком смысле, небытие это и есть капитал, ведь символ реально содержит в себе символизируемое, хотя и не тождественен ему. При этом сам капитал представляет собой некий реально существующий уровень материи, который находится на периферии нашего мира, и который возник в результате длительных магических экспериментов по воздействию на небытие. Этот уровень невидим, что придает накоплению капитала характер своего рода «духовного делания». При этом биржи, заводы, банки, деньги и т. д. являются некими индикаторами, показывающими, насколько глубоко тот или иной магнат погрузился в реальность самого низшего уровня материи. И показательно, что чем большим ресурсом располагает магнат, тем более он от него зависит. Человеческая личность, какой бы одаренной она ни была, имеет некие пределы. Рано или поздно наступает момент, когда объем накопленного возрастает настолько, что личность теряет возможность контролировать свою же собственность. И тогда богатство подчиняет себе личность, растворяет ее в небытийном хаосе капитала. Сам капитал становится в некотором роде разумным — подобно тому, как бывает «разумным» компьютер. А капиталист становится в некотором роде компьютером, который «просчитывает» дальнейшую стратегию накопления. Это и есть та одержимость капиталом, о которой писал Маркс. Вот почему необходимо ограничение капиталов. И в этом требовании нет ничего специфически левацкого — напротив, оно основано на типично традиционном представлении об ограниченности человеческого. Один человек не может брать на себя непомерный груз контроля над гигантскими ресурсами. (В связи с этим уместно провести разграничение между «предпринимателем» и «капиталистом».

Первый сам владеет собственностью, в то время как второй не только владеет ею, но и подчиняется ей). Хотя тут есть свое исключение, которое делается для Царя. В традиционной оптике Царь символизирует Бога и является Его наместником на земле. Поэтому он реально может управлять огромными территориями и владеть несметным богатствами, сохраняя в то же время свою самостоятельность. И в качестве единственного субъекта господства Царь ограничивает власть и собственность всех остальных — для общей пользы. Понятно, что магнаты, одержимые капиталом, стремятся ликвидировать или ограничить власть Царя, заняв его место. И если Царь является носителем высших влияний, то плутократы проводят влияния низшие. (При этом имеет место некая пародия на Царя. Часто воротил крупного бизнеса именуют «королями» — нефти, угля и стали и т. д. Говорят и о коммерческих «династиях»). Аскеты наоборот Разумеется, мы далеки от мысли приписывать капиталу и его адептам творческую активность, равную Божественной. Творить «вещи» непосредственно из первоматерии способен лишь Творец. Однако же маги капитала способны получать из взаимодействия с небытием некую важную информацию, дающую им преимущество перед конкурентами-«профанами». Более того, можно оказывать воздействие на других людей. Выше мы представили небытие как дно онтологии. Но его можно сравнить и с онтологической периферией. Первоматерия «находится» во всех вещах мира. Поэтому, проникая туда мысленно, можно смотреть на эти вещи с их, так сказать, изнаночной стороны. А можно и каким-то образом воздействовать на них — получая информацию или подчиняя волю человека, незащищенного свыше, открытого для магии. Конечно, полная проницаемость здесь недостижима, но многое увидеть можно. И не только увидеть, но и предугадать, и даже воздействовать. Не исключено, что наиболее продвинутые адепты магии капитала способны даже преодолевать определенное пространство, используя изнаночные «коридоры». Вот, что сообщается в своде «Джон Рокфеллер (John D. Rockefeller). Страницы биографии» : «Рокфеллер отличался феноменальной грубостью по отношению к сотрудникам. Подчиненные его смертельно боялись. Ужас, который он внушал, носил мистический характер — его собственный секретарь уверял, что никогда не видел, как Рокфеллер входит и выходит из здания компании». (К слову, в фантастической литературе часто описывают космические перелеты, осуществляемые через некое «подпространство»). «Акул капитализма» частенько представляют этакими сверхчеловеками, которыми скопили свои капиталы в результате напряженного труда и гениальных догадок. Это, вне всякого сомнения, всего лишь реклама. На самом деле, головокружительные взлеты магнатов нельзя объяснить рационально и вне мистического подтекста. Опять-таки, обратимся к биографии Рокфеллера: «26 сентября фирма «Хьюитт энд Таттл» взяла его на работу помощником бухгалтера — этот день Рокфеллер будет отмечать как свое второе рождение. То, что первую зарплату ему выдали лишь через четыре месяца, не имело ни малейшего значения — его пустили в сияющий мир бизнеса, и он бодро зашагал к заветным ста тысячам долларов. Джон Рокфеллер вел себя так, как мог бы вести влюбленный: казалось, что тихий бухгалтер находится в состоянии эротического безумства. В порыве страсти он дико кричит в ухо мирно работающему коллеге: «Я обречен стать богатым!» Бедняга шарахается в сторону, и вовремя — ликующий вопль повторяется еще два раза… Рокфеллеру повезло — южные штаты объявили о выходе из Союза, и началась гражданская война. Федеральному правительству понадобились сотни тысяч мундиров и винтовок, миллионы патронов, горы вяленого мяса, сахара, табака и галет. Наступил золотой век спекуляции, и Рокфеллер, ставший совладельцем брокерской фирмы со стартовым капиталом $ 4000, сделал неплохие деньги». (Слова о «втором рождении» — это не метафора. «Второе рождение» означает некую инициацию, посвящение в какие-то учения и обретение иного бытийного статуса). Очевидно, что это миф. Простой и тихий бухгалтер способен стать миллионером с такой вот скоростью благодаря своей личной энергии и благоприятному стечению обстоятельств? Нет, поверить этому решительно невозможно. Здесь неуместно какое-то рациональное объяснение, здесь налицо некое чудо. Не менее загадочны и обстоятельства возникновения могущественной коммерческой династии Ротшильдов. «В 1775 году двадцатилетний Мейер Ротшильд открыл собственное дело по торговле антиквариатом и медалями, — сообщают С. Кугушев и М. Калашников. — И сразу же оказался в самых доверительных отношениях с наследным принцем Вильгельмом — будущим курфюрстом Гессенским Вильгельмом Первым. Как пишет Генрих Шнее, именно торговля монетами сблизила Мейера с его высоким патроном. И тут возникает сразу несколько вопросов. Как мог еврей из бедной семьи познакомиться с будущим курфюрстом? И что за монеты он смог предложить в коллекцию принца, чтобы сразу покорить Вильгельма, стать для него, если не другом, то близким товарищем? И откуда скромный юноша из гетто взял столь редкие монеты? Конечно, можно списать все, вслед за Шнее, на ум, трудолюбие и поворотливость Ротшильда. Но таких в еврейской среде Германии было ой как много. А Ротшильд состоялся только один». («Третий проект: точка перехода»). И нечто совсем уж непонятное произошло с сыновьями Ротшильда: «Несмотря на то, что номинальным главой семейства выступал Амшель (во Франкфурте), реальным лидером клана быстро стал Натан, основавший Ротшильд-банк в Лондоне. Здесь-то и кроется самое удивительное. Натан приехал в Англию в 1798-м и занялся скупкой товаров для нужд отцовского бизнеса. В 1804-м он создает существующий по сию пору банк «Натан Мейер Ротшильд и сыновья». А уже через несколько лет берет на себя операции по финансированию и снабжению английской армии Веллингтона в Испании, ведущей войну против наполеоновских войск. Самое поразительное — он ведет их через своего брата Джеймса и его банк в Париже! И совсем невероятное заключается в том, что все это было известно наполеоновским властям, но они не оказали никакого противодействия семейке! А ведь что стоило могущественному императору прихлопнуть парижский филиал Ротшильдов, аки муху!.. Здесь впору говорить либо о мистике, либо о помешательстве великого полководца» («Третий проект: точка перехода»). Да, безусловно, речь идет именно о мистике. Точнее сказать — о магии, которая может сделать безумцами и самих умных людей — если только они отвернулись от Бога и потеряли защиту свыше. То же самое безумие охватило и Гитлера, допустившего войну на два фронта. Не случайно же фюрера называют «бесноватым» — он явно вел себя как одержимый. И подобно Наполеону, наци номер один также заигрывал с мировой плутократией, думая использовать ее в своих интересах. На самом же деле нацистский лидер открылся для магического влияния и повел Германию в пропасть. Рокфеллеры и Ротшильды творили некое чудо, позволившее им подняться на самую вершину финансовой пирамиды мира. Само собой, тут имеется в виду магическое чудо низшего порядка, которое отлично от чуда Божественного. Маги капитала идут путем контр-инициации, пародируя религиозные практики, в том числе и аскезу. Вот как вел себя Рокфеллер в самом начале своей бизнес-карьеры: «Рокфеллер не пьет (даже кофе!) и не курит, не ходит на танцы и в театр, зато получает острое наслаждение от вида чека на четыре тысячи долларов — он все время вынимает его из сейфа и рассматривает снова и снова. Девушки зовут его на свидания, а молодой клерк отвечает, что может встречаться с ними только в церкви: он ощущает себя избранником Божьим, и соблазны плоти его не волнуют». В процессе такой вот инициации «навыворот» (контр-инициации) происходит продвижение человека к недобытию. И оно сопровождается воистину чудовищными трансформациями — прежде всего, на внутреннем, душевном уровне. Но эти трансформации проявляются и на уровне внешнем, телесном. Вот, опять-таки, пример из биографии Рокфеллера: «Под конец жизни он стал похож на людоеда. Рокфеллер захворал алопецией, и у него выпали все волосы на теле. Без бровей, ресниц и усов он стал по-настоящему страшен: окружающие шарахались — казалось, что им навстречу шагает смерть». Конечно, было бы неверным сводить все к магии. Действуя на иррациональном уровне, плутократы успешно задействуют и вполне рациональные рычаги. Вот только и здесь все упирается не в «деловую сметку», «свободную конкуренцию» и прочие мифы капитализма. Как раз наоборот, капитализм делает главную ставку на такие механизмы, которые нельзя отнести к рыночным. Известный американский социолог И. Валлерстайн утверждает: «Свободного рынка никогда не существовало и не могло существовать в рамках капиталистического мира экономики. Гипотетический свободный рынок – интеллектуальная конструкция, выполняющая такую же интеллектуальную функцию, как и понятие движения без трения, функцию стандарта, сравнением с которым измеряют степень отклонения. Капиталисты скорее стремятся максимизировать прибыль на мировом рынке, используя повсюду, где это только выгодно и где они в состоянии создать их, легальные монополии и/или иные формы ограничения торговли». Исследователь А. Ваджра, цитируя этот отрывок, весьма уместно обращает внимание на довольно-таки откровенное признание Д. Д. Рокфеллера: «Конкуренция – это грех». А далее Ваджра приводит пояснение этой мысли, сделанное конспирологом Э. Саттоном: «Старый Джон Рокфеллер и его собратья, капиталисты XX века, были убеждены в абсолютной истине: ни одно большое состояние не могло быть создано по беспристрастным правилам leissez-faire. Единственно верный путь к достижению крупного состояния – монополия, вытесняйте конкурентов, уменьшайте конкуренцию, уничтожайте leissez-faire и, прежде всего, добивайтесь государственной защиты вашего производства, используя податливых политиков и государственное регулирование. Этот путь дает огромную монополию, а законная монополия всегда ведет к богатству» («Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии»). Что же касается свободного предпринимательства, то оно возможно только на определенном уровне, когда владелец адекватен своей собственности и действительно способен управлять ей — без магии и без монополий.

Источник: http://nikolino.livejournal.com/

0
168
0