Граждане и государство: опыт российского и шведского гражданских обществ.

На модерации Отложенный

         Я вижу близкую гибель того общества где закон не имеет праведной силы и находится под чьей-то властью. Платон.

          В России, так же как и в Германии, Англии, Швеции, Финляндии – в прошлом веке была под нашим сапогом, есть все необходимые системы власти: Конституция, Парламент, Прокуратура, Президент, Премьер, Правительство, Силовые органы… - выборы, наконец! А результат? Печальней и не представишь! Как говорится, все органы на лицо, а лицо? Ну и рожа: вор на вору, и он всеми заправляет - власть разнузданной коррупции!!! Разве здесь проблема заключена в человеческом факторе - чиновниках власти, как говорят, заблуждаясь, некоторые дилетанты?

 

       В смутное время община России сомкнулась в государство, народ освободил Москву и на Земском соборе выбирал царя. Самодержец всероссийский – воплощение народной силы воли, и опираться он должен не на бюрократию, а на общины, доводящие до него свои нужды через Земские соборы. Самые большие сложности возникли с понятием «народность». Все самодержцы от Екатерины до Сталина высоко ценили русский народ за готовность безропотно сносить любые их выкрутасы. Когда же народ восставал, это объясняли происками – вора Емельки, платных агентов Германии, мирового империализма или совсем уж таинственной мировой закулисы. В любом случае бунт оказывался кратковременным, и элита (неважно, старая или новая) опять на многие десятилетия получала возможность жить в своё удовольствие – до следующего бунта. Все употребляют одни и те же фразы, но понимают их по-разному и даже не замечают этого. В России после реформ Александра I возникли элементы самоуправления. Появился по-настоящему независимый суд с непугаными присяжными; до огромных масштабов разрослось кооперативное движение; существовали боевые профсоюзы, настоящие, а не санкционированные царём политические партии и многочисленные общественные организации. А главное, существовали сотни тысяч людей, готовых добровольно трудиться на благо отчизны. В XX веке эти учреждения были уничтожены. Большая часть тогдашних славянофилов и западников либо погибли, либо оказались за границей, где продолжали свои споры. Но это уже другая тема. Община, с которой славянофилы связывали будущее России, исчезла бесследно. Надломленная Столыпиным, искалеченная Сталиным, она окончательно рухнула, когда при Хрущёве крестьяне получили паспорта, давшие им возможность бежать от опостылевшей «соборной» жизни в колхозах. Этих беглецов, плохо ориентировавшихся за пределами своей деревни, иностранцев в собственной стране, всюду подозревающих подвох и в упор не видящих реальных опасностей, прекрасно описал Василий Шукшин. В сегодняшней России противостояние западников и славянофилов, казалось бы, возобновилось. Но если идейные преемники Грановского и Белинского всё-таки существуют, то к духовным потомкам Хомякова, Киреевского, Аксакова можно причислить разве только что Солженицына с его призывом «жить не по лжи». Подлинными победителями оказались наследники Уварова, Бенкендорфа, Булгарина – певцы империи, «без лести преданные» царские слуги, «прагматики», всегда готовые в одночасье сменить точку зрения на противоположную. Они по-прежнему громко рассуждают о величии России – и по-прежнему переводят активы за границу, а детей воспитывают в Кембридже (графство Кембриджшир) и Гарварде (Кембридж, штат Массачусетс). Какова цена этого «прагматизма»? В 1840 году население России составляло 62,4 миллиона человек, США – около 17 миллионов. Сегодня в России живёт немногим 140 миллионов, а в США – более 300. При этом США втягивают со всего мира наиболее одарённых людей, а Россию в посткоммунистический период покинули, по грубым оценкам, около трёх миллионов специалистов. Наверное, прав был славянофил Хомяков, написавший 165 лет назад: «Избави Бог от людей самодовольных и от самодовольства всеобщего». России неможется… особенно потому, что приходится ей иметь дело не с какой-либо внешней опасностью, внешним врагом, - а с самою собой. При таком положении дел всего опаснее самолюбование, всегда вреднее дешёвый внешний политический интерес, отвлекающий общество от вопросов внутренних. Воображать себя патриотом, не расходуясь на это никаким новым трудом мысли и продолжая воспитывать детей своих в Дрездене или Женеве… и при этом воображать себя русским, будучи им лишь только по имени и по крови. А на «эгоистичном» Западе миллионы добровольцев бесплатно помогают больным, жертвам катастроф, жителям бедных стран. Множество общественных объединений работают над решением самых разных проблем – от спасения Аппалачских гор, разрушаемых газодобытчиками, до раздачи велосипедов африканским детям, которым трудно добираться в отдалённую школу. При чрезвычайном событии толпы людей заполняют улицы и площади, выражая своё негодование к происходящему произволу. Александр Алексеев «Славянофилы в поисках идеала» ж-л «Наука и Жизнь» №11-2010г.  

 

     По своему типу психики «элита» - невольники, самодовольные спесивые рабы. Невольник всегда инстинктивно и с чётко выработанным рефлексом, как собаки Павлова, реагирует исключительно на хозяйский командный окрик. Нынешняя правящая элита России – реальные олигархи, крупные предприниматели, мечтающие стать олигархами, и связанное с ними чиновничество – в модернизации не заинтересована. Общая слабость управленческой мысли, нежелание или не умение работать сочетались с легкомысленной готовностью брать за основу своих действий зарубежные образцы. Результатом стали бездумная трата государственных средств и ослабление доверия населения к власти. Как всегда процветает коррупция среди чиновников, уполномоченных производить госзакупки. Это - старая традиция, ведущая своё начало с XVI века. Свыше 400 лет русская элита торгует богатствами страны, работая на экономику Запада. Сначала продавали лес и пеньку – тогдашние стратегические товары, потом - зерно, потом – всё, что только можно. А ввозили – технологии и предметы роскоши: элита усвоила западные стандарты роскоши и видела в Западе образец во всём. И всё это время Россия «догоняла» Запад, причём, чем сильнее догоняла, тем больше от него отставала. Так, при Екатерине II Россия вышла на первое место по производству железа, которое она вывозила в Англию, Францию и даже Северную Америку. И Англия не могла обойтись без русского железа, потому что оно было дешёвым – его плавили крестьяне, закреплённые государством за заводами. А английское железо было дорогим, потому что производилось наёмными рабочими, которым надо было платить высокую по российским меркам зарплату. Но и Россия не могла обойтись без экспорта железа: при бедности большинства русского населения внутренний рынок был крайне узким и однообразным. Михаил Антонов «Эпидемия прожектёрства».

 

      В настоящее время практически всё население России следует относить к категории потерпевших от преступных действий коррупционеров. Официально признанный факт, что в стоимости каждого квадратного метра возводимого в стране жилья коррупционная составляющая — взятки, которые строительные компании платят чиновникам в процессе разных согласований, достигает 30%! Из каждого рубля, который россиянин платит на приобретение продуктов питания, взятки и «откаты» работникам многочисленных проверяющих и надзирающих органов отнимает не менее 20 копеек. Все мы, без исключения, годами исправно платим огромный коррупционный налог! И если формально, по закону, являемся соучастниками совершаемого в масштабах государства преступления. Но прямые материальные потери населения – лишь одна из многочисленных бед, которые несёт коррупция. Она неизбежно формирует коррупционную мораль – недоверие к институту власти, неверие в справедливость и, как следствие, сознательное пренебрежение законами. На определённой стадии включается чудовищный механизм самовоспроизводства коррупционного монстра, охватывающего все сферы жизни и поражающего всё новые и новые поколения. Теперь уже никакие декларации о намерениях изменить ситуацию к лучшему не имеют ни малейшего смысла, если они не подкреплены реальными, жёсткими, даже жестокими мерами. «Убить дракона» ж-л «Наука и Жизнь» №10-2009г.

 

      Выход России из государственно-бюрократического социализма осложнился тем, что не было ясности в главном вопросе: к чему мы переходим. По ряду объективных и субъективных причин в России был реализован худший из возможных вариантов выхода из социализма – номенклатурно-олигархический. И происходил он путём захвата номенклатурой и её доверенными олигархами как государственной собственности, так и власти. А такой захват не мог сопровождаться коррупцией. По уровню коррупции Россию ставят рядом с одиозными государствами Африки и Азии. «В России создана система капитализма для избранных, мафиозный капитализм, эрзац капитализм… Россия сравнима с самым худшим в мире латиноамериканскими обществами, унаследовавшими полуфеодальную систему». Дж. Стиглиц. Причём её рейтинг из года в год не становится лучше. Что предлагается противопоставить коррупции? Готовность и желание наказывать. Это твёрдо заявил действующий президент. Но главным становится тот заслон, который ещё вводил Ельцин, — декларация о доходах и имуществе. И своих. И ближних родственников. Однако за что будет отвечать чиновник? И вообще, кого проверять? Всех? Кого-то? Всё не регламентировано. Везде остаётся: «на усмотрение»… Выходит, если я не нравлюсь, попаду под «усмотрение». Теперь вопрос о выборе объекта проверки тоже остаётся за начальством. Значит, именно его надо ублажать. А надёжнее всего – ввести «в дело». Ещё лучше — иметь организованную группу, способную и «достать» начальство, и держать в узде «нарушителей конвенции». Словом, мафию. Такая борьба с коррупцией создаёт мотивы для подкупа и начальников и контролёров. Идея декларации о доходах проста: выявить и наказать. Но могут ли карательные меры пресечь то, что стимулируется веками всей сутью самой организации системы власти? Наказания применялись тысячи лет, даже руки рубили. А коррупция всё живёт. Итак, вывод. Предлагаемые меры борьбы с коррупцией выльются в борьбу внутри бюрократии, в самоедство начальства. Итогом такого самоедства станет появление победившей и никому, кроме себя, не подконтрольной группы. А она — лучшая база для коррупции и основа нового витка новых видов коррупции.

   Гавриил Попов «О коррупции в постиндустриальном обществе» журнал «Наука и Жизнь» №3-2010г.


     Склонность к послушанию и следовать правилам, законам, предписаниям заставили циничных наблюдателей взглянуть сверху вниз на «глупых» шведов и увидеть что с течением времени эти качества в более широкой общественной перспективе и доверие к другим, и вера в закон, и общие институты получают огромные преимущества. Все остались в выигрыше от большого доверия, которое повлекло за собой снижение потребности в полиции и адвокатах, и от того, что социальные, политические и экономические отношения не были отмечены подозрительностью и недоверием. Законопослушность уходит корнями в основополагающую максиму: «Страна должна строиться по закону - и все, включая короля, стояли под, а не над законом!» Была создана история, которая связала законный порядок с гражданской свободой и демократией. В этой истории взгляд на короля и государство принял ту специфическую форму, которая является характерной для Швеции. Если в остальной части западного мира развитие демократии было связано с борьбой дворянства и буржуазии против королевского единовластия, то в Швеции, наоборот, центральную роль стал играть альянс между королём и классом бондов к общему врагу – знати, которая пыталась ограничить власть короля и поработить бондов.

Знать в этой перспективе предстаёт как угроза и национальной независимости, и свободе бондов от закрепощения. В данной антипатии король и бонды находили путь друг к другу. Результатом этого стала шведская политическая культура, которая уже на раннем этапе характеризовалась сильной центральной властью; одновременно с этим единовластие короля парадоксальным образом основывалось на протодемократическом порядке, который зависел от уникальной свободы шведских бондов, в то время как жители в остальных частях Европы в основном становились лично зависимы от господ. Таким образом, вместе король и бонды вели борьбу как за независимость страны, так и за индивидуальные свободы; борьба эта была направлена против иноземных врагов и собственной знати, которая считалась менее патриотичной, больше думающей о собственных интересах и постоянно стремящейся к ограничению власти короля и свободы граждан. С этих позиций, которые стали доминировать в истории Швеции с начала XIX века, свобода трактовалась силою взаимосвязи как народной самоорганизацииборьбы бондов, так и связанной законом центральной власти, обязывающий её заботиться о стране и всеобщем благосостоянии общества. Это двойное наследство в Новое время перешло к шведской социал-демократии, чья историческая сила как раз и заключалась в подобной расколотости. Социал-демократы стали претендовать на то, чтобы быть и народным движением снизу, и правящей партией сверху, которая рассматривала демократическое государство как лучший инструмент для осуществления как демократии, так и равноправия и справедливости. В концепции «дом для народа» входила идея о равноправии и индивидуальной независимости как об основном идеале. Целью было освобождение рабочих и других людей, кто не принадлежал к высшему слою, не только от бедности в чисто экономическом смысле, но и ото всех притеснений и унизительных форм личной зависимости. Народные движения рассматривались не только как легитимные, но и как основополагающие для демократического становления индивида. Они выступали в качестве школ демократии! Где в особенности молодые люди, рабочие, крестьяне, происходившие из наименее обеспеченных слоёв, могли научиться тому, как создавать организацию, управлять её делами, вести протокол, принимать решения в демократическом порядке и представлять собственные интересы так, чтобы они находились в соответствии с более широким общественным интересом. Одновременно они считали своей задачей с помощью государства как инструмента освободить граждан от негативного влияния других частей гражданского общества – от старого буржуазного взгляда, где доминировали филантропия и благотворительность, стимулирующие рост иждивенцев и попрошаек. Эта деятельность, к тому же была и проблематичной, так как основывалась на недемократичных и неравных отношениях в обществе, где простой люд вынужден был просить унизительную милостыню у зажиточных господ. Поэтому благотворительность и филантропия, так же как и религиозные общества должны были попасть на задворки истории. Ни один гражданин не должен был зависеть ни от семьи, ни от благотворительности! Все шведы – мужчины, женщины, старики, дети, больные, люди с ограниченными способностями – должны были иметь возможность с помощью государства жить независимой жизнью, в безопасности и свободе. В этом общественном договоре альянс между государством и индивидом стал центральной осью, вокруг которой строились социальная и семейная политика. В Швеции более демократическим методом считается распределять полученные путём налогообложения средства, задействовав гражданские механизмы, в противоположность отказу от получения средств, которые отдельные лица жертвуют на те цели, которые они хотят поддержать, преследуя чаще интерес получить для себя льготные условия налогообложения. Я называю этот порядок шведским «государственным индивидуализмом», поскольку он строится на парадоксальной на первый взгляд смеси крайнего индивидуализма и сильной государственной власти. Шведское государство благосостояния основано на идее индивидуальной автономии, а системы благосостояния связаны скорее с отдельными индивидуумами, чем с семьями или с действующими лицами гражданского общества, такими как церкви и благотворительные организации. Цель заключалась в том, чтобы сделать максимальным равноправие всех индивидов и их независимость друг к другу, включая даже тех, кто находился в отношениях зависимости к другим индивидам, имеющим власть. Вначале эта борьба за равноправие и независимость была присуща только мужчинам, но постепенно эта же тенденция стала распространяться и на женщин, стариков, детей, больных, людей с ограниченными возможностями и других притеснённых или лишённых власти индивидов. Результатом этого явилось отличие Швеции от других стран в том, что касается действующих ценностей и законодательства! Позитивный взгляд на государство и закон и это выразилось в высокой степени социального согласия, низком уровне коррупции и высокой степени доверия к общим институтам. Выраженный индивидуализм, равноправие между женщинами и мужчинами и их равноценность хорошо видны по результатам крупных международных исследований, в которых проводится сравнение между разными странами. В области законодательства Швеция отличается тем, что в ней снижен уровень зависимости членов семьи друг от друга на любом уровне. Менее индивидуальная эмансипация от традиционных уз в патриархальной семье и более иерархичные институты в составе общества ставят индивида в крайнюю зависимость от непредсказуемости возникающих условий. В таких условиях жизни индивид потенциально слаб, в то время как системная перспектива обюрокрачиваясь, доминирует. Такой тип индивидуальных и юридических обязывающих прав, который существует, например, в США, где большая часть школьного, медицинского обслуживания и заботы о престарелых предоставляются через частные учреждения, необычен для Швеции. В последние годы это привело к тому, что была введена новая система, в которой граждане сами могут выбирать между государственными и частными школами, государственными и частными поставщиками медицинских услуг. Замысел заключался в том, чтобы создать большее разнообразие и большую свободу выбора, но одновременно с этим следует отметить, что деятельность частных поставщиков жёстко регулируется. Это есть цель многих шведов. Связь между здоровьем народа и демократией обнаруживается в том, что граждане с худшим состоянием психосоциального здоровья чаще чувствовали апатию или отвращение, например, к тому, чтобы участвовать в выборах или каким-либо образом влиять на политику страны. А люди являющиеся членами объединений, представляют собой особую группу граждан и они, вероятно, уже с самого начала больше доверяют другим людям, чем те, кто не состоит ни в какой организации. Изучение значимости организаций для общего здоровья народа выдвинуло на первый план позитивные результаты активности объединений, ведущие к общей психосоциальной стабильности и чувства принадлежности к обществу. Немаловажным было и то, что народ стал привилегированным протагонистом. Можно рассматривать Швецию как сильное централизованное государство с одной стороны, и серьёзным народным самоуправлением с другой стороны, которые находятся почти в бескомпромиссном альянсе. Общественные организации – важная часть структуризации социума и они составляют ядро гражданского общества. Активное участие в объединениях в первую очередь рассматривается как реальный и потенциальный ресурс, используя который граждане могли влиять на свою собственную ситуацию, условия жизни других людей и демократический процесс. Общественная и добровольная деятельность может быть понята с точки зрения обязанности и долга. Ведь каждый гражданин должен способствовать «общему делу». Основным отличием обществ, которые лишь формально считаются демократическими, от обществ, в действительности проникнутых духом демократии, является именно свобода гражданского общества от доминирующего вездесущего государства. И этим фактором является конституционный порядок, который определяет основные права, создающие базу для возникновения и существования общественных объединений и организаций. На следующем уровне находятся специализированные законы и постановления, которые в правовом отношении регулируют деятельность организаций. Они определяют способы руководства организациями, решают вопросы собственности и разделяют ответственности, устанавливают разрешённые формы объединений и организаций. Также в них формулируются требования к бухгалтерскому учёту и государственной регистрации организаций, к декларированию ими доходов и степени внутренней демократии…. И важнейшим является вопрос государственного финансирования общественных организаций, как это осуществляется и на каких условиях. Здесь речь идёт о прямой финансовой поддержке этих организаций государством. Таким образом, государство определило юридические рамки, которые создают очень благоприятные условия для развития гражданского общества, защищая его от возможности получения неограниченной власти какой-то партии, и даже теми политиками, кого поддерживает большинство в риксдаге. Государство давно взяло на себя активную политику в отношении разных организаций с целевой задачей всемерно поддерживать традиционные народные движения, исключая всякое неравенство среди них в законодательном и материальном преимуществе того или иного фактора. Профессор Ларс Трэгорд, Институт Эрста Шёндаля, Швеция. Это яркий пример разумного подхода к организации жизни общества.

 

       В смутное время община России сомкнулась в государство, народ освободил Москву и на Земском соборе выбирал царя. Самодержец всероссийский – воплощение народной силы воли, и опираться он должен не на бюрократию, а на общины, доводящие до него свои нужды через Земские соборы. Самые большие сложности возникли с понятием «народность». Все самодержцы от Екатерины до Сталина высоко ценили русский народ за готовность безропотно сносить любые их выкрутасы. Когда же народ восставал, это объясняли происками – вора Емельки, платных агентов Германии, мирового империализма или совсем уж таинственной мировой закулисы. В любом случае бунт оказывался кратковременным, и элита (неважно, старая или новая) опять на многие десятилетия получала возможность жить в своё удовольствие – до следующего бунта. Все употребляют одни и те же фразы, но понимают их по-разному и даже не замечают этого. В России после реформ Александра I возникли элементы самоуправления. Появился по-настоящему независимый суд с непугаными присяжными; до огромных масштабов разрослось кооперативное движение; существовали боевые профсоюзы, настоящие, а не санкционированные царём политические партии и многочисленные общественные организации. А главное, существовали сотни тысяч людей, готовых добровольно трудиться на благо отчизны. В XX веке эти учреждения были уничтожены. Большая часть тогдашних славянофилов и западников либо погибли, либо оказались за границей, где продолжали свои споры. Но это уже другая тема. Община, с которой славянофилы связывали будущее России, исчезла бесследно. Надломленная Столыпиным, искалеченная Сталиным, она окончательно рухнула, когда при Хрущёве крестьяне получили паспорта, давшие им возможность бежать от опостылевшей «соборной» жизни в колхозах. Этих беглецов, плохо ориентировавшихся за пределами своей деревни, иностранцев в собственной стране, всюду подозревающих подвох и в упор не видящих реальных опасностей, прекрасно описал Василий Шукшин. В сегодняшней России противостояние западников и славянофилов, казалось бы, возобновилось. Но если идейные преемники Грановского и Белинского всё-таки существуют, то к духовным потомкам Хомякова, Киреевского, Аксакова можно причислить разве только что Солженицына с его призывом «жить не по лжи». Подлинными победителями оказались наследники Уварова, Бенкендорфа, Булгарина – певцы империи, «без лести преданные» царские слуги, «прагматики», всегда готовые в одночасье сменить точку зрения на противоположную. Они по-прежнему громко рассуждают о величии России – и по-прежнему переводят активы за границу, а детей воспитывают в Кембридже (графство Кембриджшир) и Гарварде (Кембридж, штат Массачусетс). Какова цена этого «прагматизма»? В 1840 году население России составляло 62,4 миллиона человек, США – около 17 миллионов. Сегодня в России живёт немногим 140 миллионов, а в США – более 300. При этом США втягивают со всего мира наиболее одарённых людей, а Россию в посткоммунистический период покинули, по грубым оценкам, около трёх миллионов специалистов. Наверное, прав был славянофил Хомяков, написавший 165 лет назад: «Избави Бог от людей самодовольных и от самодовольства всеобщего». России неможется… особенно потому, что приходится ей иметь дело не с какой-либо внешней опасностью, внешним врагом, - а с самою собой. При таком положении дел всего опаснее самолюбование, всегда вреднее дешёвый внешний политический интерес, отвлекающий общество от вопросов внутренних. Воображать себя патриотом, не расходуясь на это никаким новым трудом мысли и продолжая воспитывать детей своих в Дрездене или Женеве… и при этом воображать себя русским, будучи им лишь только по имени и по крови. А на «эгоистичном» Западе миллионы добровольцев бесплатно помогают больным, жертвам катастроф, жителям бедных стран. Множество общественных объединений работают над решением самых разных проблем – от спасения Аппалачских гор, разрушаемых газодобытчиками, до раздачи велосипедов африканским детям, которым трудно добираться в отдалённую школу. При чрезвычайном событии толпы людей заполняют улицы и площади, выражая своё негодование к происходящему произволу. Александр Алексеев «Славянофилы в поисках идеала» ж-л «Наука и Жизнь» №11-2010г.