Битва за бесплатный проездной: Как корреспондент «РР» стала муниципальным депутатом

—Сколько голосов у К? — спрашивает председатель избирательной комиссии. «Мой» наблюдатель напрягается: звучит фамилия кандидата, которого, по слухам, должны «протащить» в депутаты. Услышав результат, председатель морщится: К не проходит.

«Сейчас начнется», — думаю я, потому что про что-то подобное сообщают и наблюдатели с других участков: им не спешат выдавать протоколы, председателям поступают некие звонки, они отчитываются в ТИКе, некоторые закрываются в своих кабинетах чуть ли не на час.

Но худшего не происходит: цифры в итоговых протоколах оказываются правильными, и К обходит меня только на одном участке — на том самом, куда я не смогла отправить наблюдателя. Но на результат это уже не влияет.

Я понимаю, что стала депутатом. На это пришлось потратить 2,5 месяца жизни, массу нервов и 230 рублей.

Как все начиналось…

Лают бездомные псины. Меж упавших деревьев поднимается пар от болота. Перекинутые через него мостки из досок приводят меня к управе района Южное Бутово. В километре — новые кварталы, парк, озеро и легкое метро. Но управа, словно нарочно — чтобы чиновники помнили о проблемах, — заброшена на другую сторону железной дороги. Там же находится и территориальная избирательная комиссия (ТИК). Попасть туда можно только по пешеходному переходу над путями, вверх и вниз по обледенелой лестнице. И я иду по нему подавать документы, чтобы стать районным депутатом.

Начало декабря. Старт муниципальной избирательной кампании. Власти делают все, чтобы у местных жителей, не дай бог, не возникло желания баллотироваться. Газета с информацией о начале кампании выходит тиражом 2 тысячи экземпляров — это на весь юго-запад Москвы. Причем найти ее можно только в управах. А между тем именно со дня выхода газеты отсчитывается срок сдачи документов для регистрации.

— Ты к мамке, что ль, идешь? Ах, в депута-а-аты… — изумляется охранник.

— О! Еще одна молодая пришла! — реагирует на мой приход толстенькая заместитель председателя ТИКа. — Неужели вы, молодые, думаете, что вам хватит знаний быть депутатами? Зачем это вам? Вы же не знаете проблемы района!

Вообще-то формально местными выборами должна заниматься муниципальная избирательная комиссия. Но в Москве таких не создали, потому что при их формировании предполагается большая свобода. Вот ТИКи, которые занимаются федеральными выборами, и исполняют заодно обязанности муниципальных избиркомов.

У меня был выбор: баллотироваться самовыдвиженцем или от партии, которая мне симпатична. Поскольку живу я в этом районе недавно и известностью среди его жителей похвастаться не могу, решаю, что бренд партии привлечет больше избирателей. К тому же партия обещает юридическую и материальную поддержку.

На сбор нужных документов уходит неделя. Справка о доходах, выписки со счетов в банках, копии паспорта, диплома, справка с работы, заявление о намерении баллотироваться и решение от партии о моем выдвижении (партия без проблем утверждала всех желающих). И вот председатель ТИКа глядит на мое заявление, где написано, что я баллотируюсь от партии.

— Это неверная форма заявления. Мы такие не принимаем.

— А какое нужно? — удивляюсь я. Этот бланк мне дали в партии, а там точно знают, какие нужны.

— А вот, заполняйте, — говорит председатель и выдает мне листок. Там все то же самое, только написано, что я баллотируюсь как самовыдвиженец.

— Но я не самовыдвиженец.

— Да? А у нас только такая форма, это по закону. Вы там ниже можете в строчке «членство в партии» указать свою партию.

Комиссия надеется, что я не понимаю разницу между членством в партии и выдвижением от партии без членства в ней. Первый вариант обязал бы меня принести документ о членстве, отсутствие которого стало бы основанием отказать мне в регистрации. Кроме того, заявление о самовыдвижении поменяло бы мой статус, и комиссии легче было бы от меня избавиться: в таком случае за мной не стояли бы юристы и политтехнологи.

— Возьмите мое заявление, — требую я.

— Ну, как знаете. Приму-то я у вас все, что вы дадите, а уж потом…

— Потом всю кипу в папочке назад получите, — хихикает заместитель.

В комнату входит девушка и передает председателю чье-то «личное дело»:

— Он написал, что работает в «Русском тресте», а на печати — «Российский».

Обе женщины сладко — на этот раз уж точно не фальшиво — улыбаются. Папочка откладывается в сторонку. Я понимаю, что у меня стало на одного конкурента меньше.

Председатель ТИКа составляет опись сданных мною документов, и мне приходится следить за каждым ее действием. Сперва она вносит документ не в ту графу описи. Потом пишет не то число страниц. Потом забывает расписаться, что «копия верна».

Наконец я получаю на руки второй экземпляр описи и документ на открытие избирательного счета. Еду в банк, открываю счет и возвращаюсь в комиссию с подтверждением. Через избирательный счет нужно оплачивать все, что связано с выборами. Мне приходится положить на него и тут же снять 230 рублей, чтобы заплатить за распечатку 23 подписных листов, хотя у меня дома есть принтер. Только после этого можно идти собирать подписи.

Из блогеров в депутаты

Районным депутатом может стать любой гражданин России старше 18 лет без непогашенных судимостей. Денег на избирательную кампанию можно не тратить вообще, если вести агитацию в интернете и просто встречаясь с избирателями. Но и выгод депутатство не дает никаких, кроме бесплатного проезда. Даже зарплату не платят. В Москве и Санкт-Петербурге муниципальные депутаты особенно бесправны, учитывая статус этих городов как субъектов Федерации. Вся власть в столице распределяется по вертикали «мэрия — префектура — управа», а муниципалитет — это что-то вроде совещательного органа для видимости демократии.

В Санкт-Петербурге муниципальные депутаты хотя бы контролируют благоустройство территории, в Москве же и этого нет. Столичные районные депутаты занимаются вопросами опеки и попечительства и организацией досуга жителей. По остальным вопросам вроде благоустройства они только «вносят предложения».

Правда, у депутата есть «корочка», к которой у нас в стране все еще относятся с пиететом, и возможность посылать депутатские запросы, то есть в случае необходимости поднять шум.

— Местное самоуправление, несмотря ни на что, мощный рычаг, — уверяет «РР» Петр Милосердов, муниципальный депутат со стажем, создатель «Школы депутатов», по его пособию я готовилась к выборам. Сам Петр раньше был депутатом Войковского района, а 4 марта баллотировался в Ломоносовском. — Вопросы, которые находятся вне нашей компетенции, помогают решать депутатские запросы. Ко мне обратились жители с проб­лемой: детская площадка не огорожена, на ней паркуют машины. Но благоустройство не входит в компетенцию муниципального собрания, и я послал префекту депутатский запрос. Ничего не сделали. Я повторил запрос и пришел на прием. Площадку огородили. Если вы активны и готовы заставлять чиновников работать — все получится.

А еще, по словам Петра, депутат может контролировать муниципальные конкурсы, на которых и пилят бюджет:

— У меня в районе на проведение утренника в детской библиотеке хотели потратить 150 тысяч рублей. На один сценарий гитарной композиции — 25 тысяч рублей.

Впрочем, как хотели, так и потратили. Помешать этому Петр не смог: все было сделано по закону, с конкурсом. Про который никто, кроме нужных людей, не знал.

Активность людей на нынешних муниципальных выборах намного выше, чем раньше.

— Независимых кандидатов впервые так много, спасибо нечестным выборам, — говорит Ирина Копкина, начальник московского штаба партии «Яблоко» по подготовке муниципальной избирательной кампании. — То, что они увидели на выборах это огромное количество фальсификаций, подтолкнуло их к решению стать муниципальными депутатами.

Портрет избирателя

Южное Бутово — один из самых населенных районов Москвы: в других местах кандидату в депутаты достаточно собрать в свою поддержку 40–50 подписей, мне же надо 103. Это 1% избирателей округа, поделенный на число мандатов (три). Кандидаты от парламентских партий подписи в свою поддержку не собирают. Но в этом году в Москве нет ни одного кандидата от «Единой России»: они маскируются под самовыдвиженцев и тоже собирают подписи.

— Алеся, ты уж прости, но я скажу искренно: я не буду за тебя голосовать. Потому что ты ничего еще не умеешь и не знаешь. Я буду голосовать за крепких хозяйственников, — разводит руками знакомая. Но подписи ставит вся ее семья. После чего я начинаю изнурительный социальный эксперимент «Как собрать подписи за не знакомого никому человека».

Старушка вьется вокруг меня и отгоняет взмахом руки, как нечистую силу.

— Знаем мы вас! Никто тут подписывать вам ничего не будет! Обманываете народ! Уходите отсюда!

— Почему закрыли «Пятерочку» и сделали дорогой «Перекресток»? — жалуется другая пенсионерка сквозь лай собачки.

— Извините, депутаты с этим ничего не могут сделать.

— А дочку в очередь на квартиру поставить можете? Из-за лишнего метра не ставят, а у нее уже трое детей!

— Здравствуйте, я ваша соседка со второго этажа. Я хочу попробовать избраться районным депутатом и собираю подписи в свою поддержку, — звоню я в двери соседей по подъезду.

И чаще всего слышу в ответ: «Извините, мы этим не занимаемся». Как будто я предлагаю родину продать. И то, что я соседка, не помогает. Перевешивает негатив от слова «депутат».

— Подпишетесь в мою поддержку?

— Вы что, у меня же дети!

— А вы?

— Да вы и так уже наши деньги проели!

В итоге две-три подписи на подъезд. Муж возвращается с практически пустым подписным листом и словами: «Я не знал, что у нас такие злобные жители».

— Впервые увидел, как от меня в ужасе разбегаются люди, — рассказывает он. — Распугал шпану на одном из этажей: попросил подписаться — как ветром сдуло. В одной из квартир открыл дверь огромный мужик с бодуна, весь опухший, в трусах. Злой. По идее я его должен пугаться, а не он меня. Но при словах «партия, подписи» он стал уменьшаться в размерах.

Подписывались в основном два типа людей: обеспеченные пенсионеры и 20–30-летние. Почти никого не пугала моя молодость. Наоборот, многие только из-за этого и подписывались.

— Вы за себя подписи собираете? Лично?! — поражались люди.

— Правильно, хватит там старикам заседать! — одобрила женщина лет сорока.

Когда подписчики ошибались и зачеркивали буквы, мне приходилось просить их расписываться рядом с исправлением: любое исправление в подписных листах — повод признать подпись недействительной. Так же поступят и в случае сокращенного написания адреса или если вместо имени-отчества будут инициалы.

На сбор подписей у нас с мужем ушло три выходных дня. После чего он заполнил бланк заявления, что собирал подписи добровольно, — иначе его работу сочли бы оплаченной в обход избирательного фонда.

Как регистрируют депутатов

Заполняю протокол об итогах сбора подписей, готовлю первый финансовый отчет (те самые 230 израсходованных рублей), отправляюсь в ТИК. И снова меня пытаются обдурить.

— Вы не написали, что я сдала финансовый отчет в количестве двух страниц, — указываю я на пропущенную строчку в описи сданных документов, когда член комиссии уже собирается ставить на ней печать.

— Ой, и правда! Строчка-то маленькая, я и не заметила.

К тому времени я уже знала, что в разных концах Москвы оппозиционных кандидатов снимают пачками. Избирательный кодекс столицы настолько дырявый, что позволяет придраться к любому. Например, по закону в подписном листе должна быть указана дата рождения сборщика подписей. А в образце подписного листа, утвержденном тем же законом, графы «дата рождения» нет. Напечатаешь «дата рождения» сам — могут признать, что изменил форму подписного листа, не напишешь — прямо нарушишь закон. На этом основании в Москве сняли многих самовыдвиженцев. Петра Милосердова — после того, как эксперт-графолог из МВД устно (по закону нужно письменное решение) признала, что три подписчика подписались по два раза. По Избирательному кодексу в таком случае надо было признать поддельными только три подписи, а не все шесть. Но признали поддельными шесть — как раз, чтобы не хватило до нужного для регистрации числа. Милосердов восстановился через суд. Тогда против него стали действовать другими методами:

— В районе распространили листовки с моей фотографией на фоне фашистского флага. А женщину — кандидата от КПРФ вообще обвинили в совращении малолетних. Позавчера ударили женщину-агитатора и отобрали часть тиража предвыборной газеты — пять тысяч экземпляров. Сегодня моих агитаторов дважды забирали в милицию.

— Но зачем тратить столько усилий на контроль за бесправными муниципальными собраниями?

— Власть хочет контролировать любую активность из принципа. Да и не такой уж это бесполезный орган. Если ходить и писать жалобы, депутат может доставить немало неприятностей. Он становится рупором проблем региона, а рупор властям не нужен.

О пользе совпадений

— Она самая первая подписи сдала! Молодец! — зампредседателя комиссии провожает меня в зал заседаний, приобняв за плечо.

— Как много молодых кандидатов! Я перед ними шляпу снимаю.

— Титанический труд! Это же с каждым человеком поговорить!

Отношение ко мне разительно меняется, стоит комиссии узнать, что я — журналист федерального издания. И утверждение кандидатом проходит удивительно быстро. Потом, правда, выясняется — ошибочка вышла.

— Как, разве «Среда обитания» — это отдел в журнале «Русский репортер»? А я думала, ты работаешь на «Первом канале», в передаче «Среда обитания», — сникает зампредседателя и переглядывается с начальницей. С этого дня отношение ко мне снова меняется. На прямо противоположное: всякий раз, когда я прихожу, они убегают из кабинета и запирают дверь.

Из 33 кандидатов в Южном Бутове не зарегистрировали пятерых. Все пятеро — от оппозиционных партий. По Москве из почти пяти тысяч кандидатов сняли шестьсот пятьдесят.

Агитация в метро

— Добрый вечер, любимые земляки! Соседи. Товарищи.

«Товарищи» в вагоне Бутовской ветки метро пугаются и недоверчиво утыкаются взглядами в странную девицу с внешностью типичного студента-промоутера.

— Меня зовут Алеся Лонская, я хочу стать районным депутатом от партии «Яблоко». Прошу вас поддержать меня, а не четырех единороссов, которые маскируются под самовыдвиженцев.

Вагон легкого метро скользит над Бутовским парком медленно и бесшумно, меня хорошо видно и слышно. Бутовская ветка почти всегда загружена, все сиденья заняты отборным электоратом — работающими людьми, вовлеченными в социально-экономическую жизнь города.

Но когда избирательная комиссия на полтора часа предоставляет мне бесплатное помещение для встречи с избирателями, эти люди на нее не приходят. Потому что к шести вечера никто из них домой не возвращается. Поэтому я иду к ним — в их вагон.

Иду, улыбаюсь, здороваюсь с каждым пассажиром, протягивая листовку (5 тысяч штук обошлись мне почти в 14 тысяч рублей, деньги на счет перечислила партия). Почти все протягивают руку. «Девушка, а у вас есть встречи с избирателями?», «А вы зна­комы с Явлинским?», «Я за “Яблоко” не голосую, но за вас прого­лосую».

Конечная. Они выходят из вагона. Победа! Всего одна листовка осталась на сиденье, остальные люди забрали с собой. Я надеюсь, что хотя бы треть из них живет в моем избирательном округе. КПД любой публичной агитации в муниципальной избирательной кампании низок: человек с соседней улицы голосовать за тебя уже не может, потому что в другом избирательном округе другие депутаты. Но, хотя у каждого прописку не спросишь, публичная агитация остается самым действенным средством. Раскладывать листовки в почтовые ящики неэффективно: почти все они оказываются в мусорке вместе с рекламой суши, пиццы и пластиковых окон. Мои листовки, развешанные на подъездах, каждый день срывают дворники-таджики. А листовки единороссов оставляют.

Я регистрируюсь на всех интернет-форумах Южного Бутова. Чтобы не отпугнуть избирателей, я не призываю голосовать за себя, а в зависимости от темы форума предлагаю назвать проблемы округа. Вклинившись в обсуждение автомобильной аварии, прошу помочь мне составить список опасных участков дорог нашего района, в другой теме инициирую обсуждение проблемы питания в детских садах, в третьей — призываю защитить свой голос и пойти наблюдателями на выборы. Форумчане начинают обсуждать выборы, детские сады и дороги, а заодно идут по ссылке в мой блог, где я расписала свою программу.

Через неделю агитации у меня появляются признаки профессиональной деформации: иду по улице и чувствую, что все прохожие вокруг стали вдруг родными, а каждую трещину на асфальте я воспринимаю как личный прокол и готова броситься разгребать свой двор лопатой.

Выборы

Южное Бутово разделено на четыре трехмандатных избирательных округа. В моем округе шесть кандидатов. Четыре из них связаны с «Единой Россией», пятый — независимый самовыдвиженец, шестая — я. Коммунисту и либерал-демократу в нашем округе в регистрации отказали.

В соответствии с законом я делегирую своих представителей в участковые комиссии и в ТИК. Мне удается «закрыть» 11 из 13 участков, а муж становится членом ТИК с правом совещательного голоса. Остальные кандидаты не направили никого и никуда — неужели они так уверены в победе?

Помня о том, как шла вся избирательная кампания, в день выборов я ожидаю масштабных фальсификаций (по слухам, должны были «продвигать» одного из кандидатов). Поэтому стращаю своих будущих членов комиссии рассказами о слабительном в предложенном чае и о том, что их могут запереть в туалете (так пытались поступить со мной, когда я работала наблюдателем на думских выборах).

Тут же, как к войне, готовимся к ночи подсчета голосов.

— Как мы будем ловить председателей участковых комиссий с протоколами до того, как они их перепишут?

— Вы видели длину коридора в ТИК? А их человек сорок придет, и все по кабинетам разбредутся. Единственный способ — стоять у лестницы на второй этаж и не пускать их в управу…

В общем, я была настроена воевать с врагом в его логове. А спустя полсуток, чуть не плача от стыда, пила вкуснейший чай, предложенный председателем комиссии одного из участков, добрейшей пенсионеркой — учительницей литературы.

— Я никогда не позволю себе фальсифицировать, — мягко выговаривает она, и видно, что для нее это дело чести, и я почему-то сразу ей верю.

На участке идет подсчет голосов. Мы все уже на пределе. Порядок подсчета, конечно, не совпадает со многими пунктами моей памятки наблюдателя, но тем не менее это самый честный подсчет голосов, который я наблюдала. Я видела каждую галочку в бюллетенях, и результат комиссии совпал с моим.

Под утро становится ясно, что я — депутат. И отношение ко мне вдруг резко меняется.

— Девушка, вот что, что лично вы можете мне сделать? Вы сядете там и будете сидеть, и пользы от вас никакой!

Учителя, только что предлагавшие мне чай, готовы меня заклевать. Такое ощущение, что я стала чуть ли не депутатом Госдумы, а им нанесена личная обида. Они не знают, что такое муниципальное собрание и зачем оно нужно, и почему-то думают, что я буду над ними начальником и буду получать зарплату.

— Пролезть, пролезть они все хотят!

— Как вам вообще это удалось — попасть туда? Что для этого надо сделать? Сколько подписей? Всего сто? Так мало? А почему не сто тысяч?

Голосование было протестным: только не за этих «отъевшихся», связанных с понятно какой партией. Первое место занял беспартийный прихожанин ближней церкви — сработала его «дешевая» на вид агитация: распечатка на листе А4 как-то ближе народу, чем глянцевые листовки. Второе — женщина, директор центра досуга и культуры. Третье почти по всем участкам — я. А в тех кварталах, где успела раскидать листовки, — даже первое.

Правда, уже утром во вторник выясняется, что не так все безоблачно: вводя протокол одного из участков в систему ГАС «Выборы», кто-то в ТИК вместо цифры 210 записал 20. Мне хочется верить, что это действительно случайно. Тем более что, даже лишившись этих голосов, я остаюсь на третьем месте: мой отрыв от кандидата, занявшего четвертое, — почти семьсот голосов.

— Ну зачем тебе туда?! — почти зло «напутствует» меня председатель другой комиссии (в одной школе их сразу две). — Ну что ты там будешь делать?! Ты же с людьми общаться не умеешь!

Но, видимо, кто-то не умеет еще больше, раз за них не проголосовали, утешаю я себя. Впрочем, даже если и так, никогда не поздно научиться.

Благоустройство района не входит в компетенцию муниципального собрания

Южное Бутово — это не только новые кварталы и живописные парки, но и унылые районы советской постройки

Выгод депутатство не дает никаких, кроме бесплатного проезда. Даже зарплату не платят