Великая Победа и наша молодежь.

Текст: Разговор с Адиком.
Автор: Арт Антонян

- Адик, ты веришь в переселение душ?
- Да… но ведь глупый вопрос, тебе не кажется?
- Согласна, если взять во внимание нас с тобой… ты – душа, которая чего-то ждет и почему-то все еще здесь. Как думаешь, почему?
- Не знаю… Я же злодеем был. Миллионы голов полегло, да так, что порой ничего от людей не оставалось, только прах по ветру… и тот – стал узником лагерей… Они жили в голоде и холоде, точнее выживали, но были обречены. И когда шли в душевые, где их усыпляли смертельным газом, и когда в крематорий – где их замерзшие тела отогревались настолько быстро, что сгорали, как спички… они еще на что-то надеялись… А я – я просто ублажал свои похоти, вскармливал свое вечно голодное «эго». Я… мне трудно об этом говорить…
- Тебе трудно? А им???… Им какого было? Вот, посмотри на эту фотографию… Помнишь этого человека?
- Нет…
- Конечно, не помнишь. Это же простой лагерный узник. Я сфотографировала его за несколько дней до смерти. Ты предавался безумию в объятиях Евы после очередной попойки, а он  в этот момент дрожал голый в камере, которая по размерам напоминала собачью конуру: бетонный квадрат – метр на метр и деревянная дверца на замке… Тело окаменело, его не кормили больше недели… он не видел света так долго… Не хватало воздуха… Господи, что же это??? За что??? – шептал он, мечтая о смерти, но она не приходила, Господи… Он закрыл и без того слепые глаза и… увидел небо… голубое, чистое небо. Оно было над ним, под ним, оно было везде… Он дождался, Адик, он дождался… умер… Боль, ты и твои вороны принесли столько боли... Ты чувствовал это… при жизни?
- Да, чувствовал. Казалось моему безумию нет конца, но чем больше я ощущал прикосновения загубленных душ, страдания и проклятия, тем больше я был уверен, что на правильном пути… На пути очищения…
- Очищения, говоришь… Очищения чего? Планеты от людей? Или точнее от людей, для людей только Арийской – превосходной расы?
- И для этого тоже…
- Адик, а ты когда-нибудь жалел о содеянном?
- Нет, я всегда знал, что на меня возложена миссия. Я просто шел по запрограммированному пути.
- И куда… куда пришел?
- Не знаю… Не пойму… сижу тут уже много лет и ни души рядом… все как-то расплылось и потеряло форму… Звенит, словно напряженное дыхание вакуума. Я одинок… Никому нет дела… Наверное, это наказание. Я сначала и здесь пытался произносить речи, выступать… Но… нет же никого… я один… только ты появилась внезапно… Теперь хоть поговорить есть с кем…
- Адольф, скажи, почему? Почему ты, человек с тонкой творческой душой, вдруг превратился в такое чудовище?
- Неправда, я не чудовище. Я рисовал… хотел всего лишь рисовать… Холст, краски… мне не нужно было ровным счетом ничего… Но меня не приняли… не взяли в академию. Я пытался, просил… Бездарность… бездарность… они сказали, что я – бездарность…
- Адик, но ведь другие, тоже талантливые и уязвимые… художники… Они, потерпев неудачу, не стали причиной смерти и пыток миллионов, не запятнали свои руки ничем другим, лишь только краской… а ты…. Что ты сделал? В чем истина была твоего ужасающего творения?
- А что я??? Ты думаешь, у меня было все расписано по пунктам? Захватить мир и испепелить неугодных? Да я сам порой не верил в то, что происходит. Как будто кадры кто-то прокручивал на кинопленке. Я только и успевал, что смотреть с широко открытыми глазами…
- Чего ты ждешь, Адольф? Вновь хочешь стать человеком? И снова - крушить мир?
- Нет, ты же видишь, и без меня хватает деятелей на Земле. Нет. Я сделал слишком много, чтобы заслужить судьбу художника. И не удивлюсь, если в этот раз мне будет дана роль самого несчастного человека на этой планете…
-  Ты исправил бы… все, если бы тебе дали шанс?
- Нет, нет… не под силу это человеку. Я сделал то, что было предначертано, я – лишь инструмент… в руках Господа… или называйте его как хотите…
- Инструмент… Говоришь, инструмент? Что ты знаешь об инструментах? Это – я, я, слышишь? Я проклинала тебя всякий раз, когда передо мной сажали очередное измученное тело… И я должна была их фотографировать… Тюбики… мой хозяин называл их «пустые тюбики». Я всматривалась в их лица… У кого-то детский испуг в глазах, у кого-то безразличие и пустота… страшнее всего, когда их глаза светились безумным, болезненным счастьем, как будто сейчас действительно вылетит птичка, а потом их отпустят… на волю… гулять под солнцем и петь песни… Еще чуть-чуть и казалось я запечатлею улыбку, но они не могли улыбаться, с их мышечной памяти стерли это умение… А я, реагируя на нажатие кнопки, пыталась выдать такой сильный заряд вспышки, какого хватило бы для того, чтобы ослепить их окончательно… Тогда бы они не смогли увидеть куда их ведут… к бетонно-свинцовой стене, в удушающий душ, в голодную камеру, в теплую печь крематория… им бы всегда светило солнце моей вспышки… но меня хватало только на то, чтобы сделать снимок… миллионы снимков… Мой хозяин сам едва не лишился разума… Если бы не я… Я брала весь удар на себя… А ты говоришь – инструмент… Я – фотокамера – инструмент!!! Инструмент несчастного фотографа…
- Прости, но ты всего лишь предмет… а я разговариваю с тобой…
- Да, Адольф, я предмет… и следующие несколько десятков лет, ты не будешь уже одинок, я буду с тобой. Мы будем рассматривать фотографии до тех пор, пока не воскреснут в памяти все до единого. Пока ты не выучишь каждую морщинку, каждую черту, не разгадаешь каждый взгляд… И это лишь следующий этап твоего личного чистилища.

Арт Антонян