Чрезвычайные обстоятельства

Уж не помню, кто из обозревателей сказал, что главное чувство, наблюдаемое в реакции российских публицистов и официальных лиц на события в Белоруссии, – это злорадство. Но вполне понимаю, откуда это злорадство берется.

Уж не помню, кто из обозревателей сказал, что главное чувство, наблюдаемое в реакции российских публицистов и официальных лиц на события в Белоруссии, – это злорадство. Но вполне понимаю, откуда это злорадство берется. 

Белоруссию очень многие, в том числе и я, довольно регулярно ставят в пример остальной России. Белоруссия до недавнего времени считалась примером того, что можно удержать большую часть достижений советской власти даже в нынешнее истерически-рыночное время.

Понятно, что любой провал белорусской экономической политики вызывает явное злорадство у всех тех, для кого Белоруссия выглядела еще недавно живым укором их собственному неумению работать или непониманию основных недостатков принятой у нас экономической модели.

Конечно, тут примешивается пропагандистский мотив, существующий с незапамятных времен и кратко формулируемый примерно так: диктатура всегда экономически неэффективна. То, что Лукашенко – диктатор, доказывают в основном результатами голосований, на которых он неизбежно побеждает с колоссальным отрывом от любых соперников.

Я не раз рассматривал биографии, лозунги и программы различных соперников Лукашенко. Могу с уверенностью сказать, что все они вместе взятые, даже если брать всю историю выборов в Белоруссии, явно набирают меньше голосов, чем Лукашенко на любых выборах. Их профессиональная непригодность к исполнению обязанностей главы государства видна невооруженным глазом практически любому человеку за исключением разве что очень дорогостоящих наемных перьев. 

Все деятели, которые в разное время противопоставлялись Лукашенко, отличаются от него разве что умением болтать и обещать абсолютную безответственность для себя и других. В Лукашенко такой безответственности не наблюдается. Он, конечно, не всегда четко объясняет, за что увольняет того или иного человека, но во многих случаях мне попадались на глаза сведения о деятельности увольняемых, и во всех этих случаях я с решениями Лукашенко соглашался.

Так что диктатором я его называть не берусь. Разве что в древнеримском смысле – человеком, которому вручены чрезвычайные полномочия в чрезвычайных обстоятельствах для решения чрезвычайных задач.

То, что обстоятельства Белоруссии были и остаются чрезвычайными, совершенно очевидно. Белоруссия по многим экономическим, техническим и политическим причинам долгое время развивалась как общесоюзный сборочный цех. Были для этого решения весьма серьезные основания. Очевидно, что существовать в отрыве от остальных цехов единого производства такой сборочный цех не может.

То, что Лукашенко удалось сохранить значительную часть производств, – это фантастический подвиг. Правда, сейчас принято говорить, что эти производства нерентабельны. Да сейчас нигде производства нерентабельны из-за изобилия сверхдешевой рабочей силы в Китае и нескольких стран по соседству с ним. Выходов из этой нерентабельности два: либо опускать собственную рабочую силу ниже плинтуса, постепенно доводя своих граждан до того, чтобы китайская миска риса в день казалась несбыточной мечтой, либо смириться с бухгалтерской нерентабельностью и понимать, что оплата пособий по безработице все равно обходится дороже. Люди все равно должны что-то получать, но при этом ничего не делать.

Почему белорусская экономическая модель сейчас дает сбой – прежде всего потому, что практически любую страну можно экономической блокадой довести до краха. До тех пор пока блокада была только с Запада, Белоруссия держалась. Но сейчас к блокаде присоединились и наши экономически-сильные мира сего. Почему присоединились – то ли по политической близорукости, то ли по экономическому догматизму, сказать не берусь. Единственное, в чем я уверен, что если Белоруссии все-таки выкрутят руки и заставят перейти на ту экономическую модель, на которую заставили перейти нас, то в очень скором будущем всем нам – не только Белоруссии, но и всей остальной России – станет гораздо хуже жить. Просто потому, что у нас станет одной опорой меньше. Очень надеюсь, что Александр Григорьевич продержится до тех пор, пока и в остальной России не поймут необходимость радикальной смены экономической модели.