Известный русский писатель — о подготовке страны к новому застою
На встрече Владимира Путина с творческой интеллигенцией писатель, состоявшейся в среду, лауреат многочисленных премий, автор «Саньки», «Патологий» и прочих бестселлеров, нацбол Захар Прилепин задал премьер-министру несколько неудобных вопросов. Ответы на них сразу попали на ленты информагенств. На первый вопрос — о его связи с совладельцем нефтетрейдера Gunvor, участником рейтинга 200 богатейших бизнесменов России по версии Forbes Геннадием Тимченко — премьер-министр ответил отрицательно, хотя и подтвердил, что знает этого бизнесмена.
«Всё, что связано с его бизнес-интересами — это его личное дело. Я никогда туда не лез и лезть не собираюсь. Надеюсь, что и он в мои дела никогда нос совать не будет», — заявил Путин.
«Он работал со своими друзьями и коллегами в «Киришинефтеоргсинтезе». Когда пошёл процесс приватизации, они отделили свою часть, которая занималась экспортом нефти и нефтепродуктов, и сделали частную компанию», — рассказал об истории Gunvor Путин, напомнив, что это было в самом начале 90-х годов. Как отметил премьер, Тимченко «пришёл в бизнес не вчера и не позавчера, а с первого шага, когда была разрешена приватизация».
«И я уверяю вас — я знаю, что много пишут по этому вопросу — абсолютно без всякого моего участия», — добавил Путин.
Второй вопрос Прилепина касался громкого скандала с коррупционной подоплекой — обнародованную Алексеем Навальным историю о хищениях в «Транснефти».
Путин выразил уверенность в том, что в компании не было совершено никаких уголовно наказуемых действий. «Если бы там было что-то уголовно наказуемое, то я вас уверяю — там уже давно за решеткой сидели бы люди», — пояснил премьер.
Алексей Навальный уже отреагировал на слова Владимира Путина в своём блоге: «Сегодня в «Транснефти» все напьются от счастья. <…> Жулики в госкомпаниях по всей стране облегченно вздохнут и поднимут тост за нового Президента, замирая в предвкушении новых приходов».
Сам Захар Прилепин не впервые встречается с Владимиром Путиным. В 2006-м году вопросов у писателя было больше, но они не касались конкретных коррупционных историй. Путин тогда не смог ответить только на один — касающийся амнистии заключённых. Подробнее о той встрече можно почитать в статье писателя «Господин Президент, не выбрасывайте блокнот!»
Сразу после окончания новой встречи с Путиным «СП» связалась с Захаром Прилепиным.
«СП»: — Как вам Путин на этот раз?
— На этот раз он был в чуть более устойчивой спортивной форме. Когда мы встречались с ним первый раз, я, задавая свои неприятные вопросы, почувствовал слабую степень удивления и рассерженности. Сегодня он был максимально благодушен, смотрел прозрачными, честнейшими глазами. Получив ответы на два своих вопроса, я сразу понял: «всё ясно, вопросов больше не имею».
«СП»: — Почему именно такие вопросы? Тимченко, Gunvor, Транснефть — кого, собственно, кроме Алексея Навального, это волнует? Опять же — писатель, и такие темы.
— Это совершенно очевидные вещи, и я хотел получить на них совершенно очевидные ответы. Я мог спросить, конечно, про систему развития детской литературы — и он ответил бы «да, конечно, будем развивать». Я сказал, что у меня, русского писателя, душа болит за всё, и мне это важно.
«СП»: — И он не изменил тона — что его спрашивали о детской литературе, что о «Транснефти»?
— Нисколько, ничего не дрогнуло.
«СП»: — А как он изменился за это время?
— По-моему, он отдохнул. И готов ещё лет на 12 нами властвовать.
Накануне встречи писателей с премьер-министром корреспондент «СП» поговорил с Захаром Прилепиным о будущем — какой станет Россия в ожидаемом новом застое.
«СП»: — Все мы оказались в ситуации «ещё 12 лет Путина» — по крайней мере, на сегодняшний день это видится именно так. Новый застой, новый Брежнев. Вы — писатель далеко не брежневский, вы занимались и революцией. Как будете жить в застое, как вообще жить в застое?
— Просто жить писателю можно и при застое. Да, при застое жить было отвратительно, но комфортно и было понятно, что такое существование может продлиться вечно. Диссиденты понимали, что советская система — она на века.
А сегодня этого ощущения нет — и это всё, что я пытаюсь донести до своих друзей-либералов. Я бы с удовольствием обменял бы наше время на брежневское, потому что я готов терпеть всё что угодно, я готов перестать писать книги, но дайте мне ощущение, что у моей страны есть запас прочности ещё на 30 лет.
Сейчас у меня ощущение другое: в течение 30 лет страна гикнется так, что я не знаю, что я буду говорить своим детям.
«СП»: — Если смотреть из того времени, то ощущение надёжности разделяли не все — Андрей Амальрик написал знаменитое «Доживёт ли СССР до 1984 года», и не слишком ошибся.
— Возможно, частные ощущения некоторых диссидентов не совпадали с ощущениями большинства советских людей. Однако, у той страны действительно были запасы прочности. У неё была автономная экономика — худо-бедно, но так можно было существовать ещё очень долго. Сегодняшняя экономика открыта всему миру — и нынешняя элита не является российской, это очевидно всем.
В своё время Сорос сказал, что «если 90% ваших вкладов находится за границами страны, если ваши дети учатся за границами страны, если вы имеете возможность как минимум выезда в другую страну, а, как максимум, зарубежное гражданство, чья вы тогда элита?» И это чистая правда. При всём нашем желании мы не можем того же сказать о коммунистической партии эпохи Брежнева.
«СП»: — Она была «невыездная».
— Она связывала своё будущее с будущим страны, а эта — не связывает. И это меня повергает в ужас: ещё 12, а как максимум — все 30 лет, они будут править. И что после этого останется от страны, совершенно непонятно. Многие говорят — точка невозврата уже пройдена — но мне кажется, она ещё не пройдена. Но она точно будет пройдена в эти предстоящие 12 лет. Мы не вернём страну никогда.
Лично я чувствую себя прекрасно. У меня всё в порядке — есть деньги, хорошая машина, загородный дом, мои книги продаются. Но я наверняка знаю, что это не навсегда. Зыбко — более чем.
Сейчас наша общественность поздравляет Путина с возвратом во власть. Владимир Машков выступает — но я понимаю, случись чего, он в Голливуде. Собчак — она в России тоже не на века. Но почему у них не дрогнет ни одна жилка, что эта страна может исчезнуть?
«СП»: — Ну, допустим, исчезнет страна. Когда появилась новость о возвращении на престол, многие вокруг — возможно, социологически эта недостоверная выборка — начали наперебой кричать: «пора валить отсюда». Пора валить?
— Я не буду никуда валить. Что я там буду делать? Мои дети говорят на русском языке, я говорю на русском языке, это моя земля.
«СП»: — Они выездные, а вы — невыездной.
— Нет, я тоже выездной. Но я не понимаю, как так можно говорить. Это прозвучит патетично, но это выглядит так: у меня заболели родители, а я от них сбежал. Мне кажется это ужасным. То, что современные хипстеры позволяют себе подобные высказывания, я считаю чудовищным. Такое ощущение, что то чувство Родины, о котором говорил Есенин, мы потеряли напрочь. Как так можно говорить — эта земля просто пропитана кровью тех же самых хипстеров!
«СП»: — Есть ли у хипстеров кровь?
— Есть, и при желании можно заставить их её полюбить. Тысячу лет никто не говорил «пора валить», а сейчас вдруг стало пора.
Но даже эта степень оппозиционности меня устраивает. Мы согласны и на малое: раз вам происходящее здесь не нравится, и то хорошо. Вот если бы они говорили «да всё за***то, всё будет хорошо», тогда было бы печальнее.
«СП»: — Да, буквально в 2006-м году настроения были скорее такие.
— В 2001 году, когда я начинал свою активную национал-большевистскую деятельность, писал статьи, все вокруг воспринимали меня как идиота: да ты что, всё ж хорошо, ты рехнулся что ли?
«СП»: — «Жизнь налаживается».
— Да. И вот спустя 6 лет те же люди понимают, что всё не так. Никто, конечно, не идёт ко мне с пирогами и не говорит «тогда ты был прав», но хотя бы то, что в 2001 было маргинальной риторикой, сейчас стало мейнстримом.
«СП»: — В 2001-м, когда вы выходили и орали «Ре-во-лю-ция», это воспринималось как маргинальное. Сейчас с этим «пора валить», пожалуй, гражданская активность не лучше. Но ведь любой застой по своей природе должен закончится взрывом.
— Если нация жива — то взрывом. Если нет — то смертью.
«СП»: — А какая вероятность и у того, и у другого?
— Вероятность смерти куда больше.
«СП»: — То есть революции не будет? Вы занимались революцией, и…
— Революция — это чудо. Да, мы занимались революцией, понимая, что это чудо.
Инертность была всегда. Но нужно помнить, как праздновали в 1913 году 300-летие дома Романовых — площади были полны народу, люди ликовали. А спустя 4 года — это смешной срок, никто даже и не понял, как это всё произошло.
Но чудо — оно не всегда приходит. Люди, которые любят Путина, или не любят Путина — они все воспринимают нацию и государство как нечто вечное, данность, которая никуда не денется. А это не так. В мире ежегодно исчезает до 200 языков — а национальности, государства исчезают так же. Почему все решили, что Россия — это раз и навсегда? Это не данность. Она тоже может исчезнуть.
Комментарии