Ученье: из тьмы во мрак

Ученье-умопомраченье

Ученье свет, неученье – тьма?

Как сказать.  

Встречаю на дороге немолодого мужика. Катит руками велосипед, нагрузил на него доски, рейки, всякий бэушный хлам, тащит на дачу. Пыхтит, не жалуется. Привык полагаться на то, что есть. Изгой, неудачник - захудалого драндулета, и того нет.

Помогу на подгорку?

Помогай, не спрашивай!

Катим. Он большой политик. Клянет власть почем зря. С превеликим трудом обходит матерные слова. Через пяток минут ставит свой велосипед к тополю на обочине, потому что желает говорить со мной без помех. В данный момент я ему нужен больше, чем все дачи мира, выставленные в ряд. Он нашел во мне достойного жизни и его самого.  Не удивлюсь, если он заговорит стихами или начнет петь. Он мало учен, но владеет безыскусным умом. Он прост как тополь, к которому приставил свой велосипед и также бесхитростен. Он все еще владеет какой-то правдой, которую я имел в детстве, да потерял.

Однако, что за  кривда такая, что убила во мне такую же деревенскую простоту?

Это… моя ученость. 

Чему научили меня науки?

Они научили меня понимать как устроено то да се.

Для чего?

Для того, чтобы я мог управлять силами этого мира, превращать их в инструмент моего здесь благоденствия. Для того, чтобы я овладел всевозможными рычагами воздействия на его ко мне глухоту со слепотой. Для того, чтобы я имел над ним, Миром, власть.

Вот, я научился быть царем в хозяйстве Земли. Я стал умным, что значит держащим над ним власть, искушенным в расчете и выборе инструментов, удобным для мировой пахоты. Я привык к инструментам, и стал мерить все, что вокруг, его способностью быть инструментом  моего благополучия. А благополучием я посчитал мою оснащенность инструментом.  Я сделал  инструментами плоть Земли, всех людей и как-то постепенно… самого себя. По мере того, как я становился в моем деле искусным, я делался искусственным, рычажно-инструментальным, все больше полагался не на себя, а на рычаги в образе железных механизмов или людей. Я перестал быть собой нагим, я  оснастил себя умом как кольчугой, и эта кольчуга вросла в мою кожу. Теперь уж она диктовала как мне жить.

Это стало убивающей мою первобытную правду местью Земли. Рычажно ученый, я все больше тону в этом космическом возмездии.

Я смотрю на мужика. Он не учен. Я учен, потому умнее его. Я инструментально оснащен, он – нет.  Мой ум – это моя власть над ним. Чем я выше его? Тем же, что и смерть, владеющая здесь вокруг жизнью и ставящая себя над ней.   Я впустил в себя эту рычажную нечисть, и теперь уж она сделала меня своим инструментом, владеет мной, а через меня массой людей. Поскольку я учен, постольку я несу эту смерть в себе. Постольку враг всем людям и самому себе. Постольку демон, люцифер.

Что же – мужик?

Этот остался тем, чем были первобытные Адам, Сим и Ной – не святым, но и не смертно рычажным - первозданно живым. Голова мужика не забита управляющими депешами смерти, осталась   свободной от силы, коверкающей поверхность и глубину Земли, а значит и его самого.

Он на половину дик, но сохранил живой дух. Он привык полагаться на самого себя, на свою персональную глубину и широту. Эти делают все, чтобы он оставался изобретенным Богом и Им же созданным человеком.

Вот же, где справедливость?

Я мог бы найти ее, если бы понял, что имел в виду Создатель, водрузив мне на плечи мой котелок. Что правда, он отговаривал меня от разумности, запрещал ее под страхом смерти. Но голову дал. Для чего?

Я постиг только то, что не для того, чтобы я стал здесь рычажным-инструментальным; не для того, чтобы встать здесь между добром и злом и предпочесть злой ум, быть самой смертью; и уж, конечно, не для того, чтобы вызывать раздражение Земли и звезд. Но если не для того, то значит, я еще не оснастил себя истинной властью, не нашел еще власти  над моим смертным умом, не употребил свой ум к скрытому в нем добру, весь  ресурс которого, судя по всему, не нуждается в рычагах, опосредованиях! Но если не употребил, то какой же я ученый-просвещенный?

Дурак дураком.

Причем, злой.

Таковой явилась здесь правда моего нынешнего ума-разума. Что же я должен думать по поводу своего железного интеллекта? А то, что он не постиг главного, а именно того, что Боженька дал мне меня нагого уязвимым, но доверху оснащенным. Только забыл сказать, что все рычаги во мне, что у меня все есть, и я не нуждаюсь в каких-то умопомрачительных земледробительных инструментах, оборачивающихся против меня. Он дал мне разум как раз для того, чтобы я мог понять именно это, найти власть над тем, что у меня есть, власть над самим собой небесным, неземным. Мне положено покладаться исключительно на эту власть, на ее тайную силу. Эта сила должна быть доведенной мной до рычажных размеров.

И даже больше.

Что за сила такая?

Мне предстоит это узнать в предстоящие десять, двадцать, сто или двести лет.

…Ученье – свет?

Пока что тьма, пробивающаяся к свету

Неплотный такой мрак.

*****

Постскриптум, или: информация к размышлению.

Как известно, наш мозг задействован на 5% своей мощности. Этими пятью процентами мы уже превратили себя в существа дерзкие, космически криминальные. Любое новое знание этого Мира, любой новый процент лишь добавит к этому инструментальному потенциалу. Вопрос: зачем нам даны, на что направлены остальные 95 процентов?

Ответ только один: если не на этот Мир, то значит на другой! Иначе говоря, совсем не для думанья-понимания, осознавания космической плоти, всего того, что в Мире есть, а для воображения того, чего здесь нет! Если еще вспомнить о представшей перед нашим пониманием магической силе воображения, то уж совсем все встанет на свое место: наши головы – это фабрики воображения. Предназначены они на 95 процентов не для постижения всех тайн Мироздания, а для генерации магических энергий, оживляющих Небо и нас самих.  

Что касается механического разумения, то оно лишь «виртуальное» продолжение нашей плоти. Его проценты должны слепо следовать за процентами воображения и расти соразмерно.

Это и есть главная тайна нашего здесь бытия.

Пока что мы делим свой ум на нуль его небесных притязаний.

Оттого и ущербны до сингулярности.