Из кризиса выйдет другая страна

Нынешний кризис не похож на те, которые еще хорошо помнятся большинству из нас, – он и не такой, как в 1998 г., и не такой, как в 2008 г. Дело и в вероятной длительности кризисных событий, и в том, что условия их протекания совсем другие. Не помогают делу и легкомысленно завышенные ожидания граждан и кремлевского руководства. Все, очевидно, готовы к кризису, но не к сегодняшнему, а к прошлому.

Неадекватность реакции властей даже напомнила экономисту Константину Сонину «театр абсурда» 1990 г., когда слова и дела руководства страны никак не были связаны с тем, что происходило в экономике. Сонин цитирует сегодняшние разговоры о достижении дна и напоминает, что спад, начавшийся в 1990 г., достиг дна через семь лет. Обозреватель Кирилл Рогов отметил в одном из недавних комментариев, что на опыте двух спадов – 1998 и 2008 гг. – в обществе сформировалась привычка к сравнительно быстрому V-образному кризису.

Но сравнение динамики предыдущего и нынешнего кризисов, проделанное экономистом Сергеем Алексашенко, говорит о том, что похожего мало: «Если в 2008–2009 гг. мы видели стремительное падение с локальным дном для промышленности и железнодорожного транспорта в январе, то на этот раз большинство показателей падают гораздо медленнее и ни о каком дне пока говорить невозможно»  . Кроме того, в прошлый раз воздействие падения было компенсировано повышением социальных выплат.

В сегодняшней ситуации такого запаса прочности у государства нет: государство уже сокращает социальную сферу и будет продолжать это делать.

Санкции отсекают российские компании от международного капитала и вместе с самосанкциями создают долгосрочное понижательное давление на экономику. На рынке избыток нефти и, главное, ожидания еще большего затоваривания – отчасти благодаря выходу Ирана из режима санкций, отчасти в силу растущей рентабельности альтернативных источников энергии.

Но еще важнее общая политическая перспектива, которая радикально не похожа на ту, в которой Россия пребывала шесть и 16 лет назад. Та страна была развивающейся постсоветской державой, не освоенным по множеству показателей рынком, государством, представлявшим собой некоторую интригу: куда пойдет, как пойдет? Войну с Грузией партнеры России предпочли быстро списать и исходили из того, что если экономика России падает, то это в переводе с рыночного языка означает «покупать».

Но сегодня на месте политической интриги образовалась ясность: Россия выбрала политическую, а не экономическую экспансию. Перспективы все труднее оценивать в терминах рынка – слишком много политики. В отношениях с оппозицией и противниками все чаще звучит язык репрессий. Высокомерие в отношении ко всему окружению страны только укрепляется. При этом множество внутренних перемен просто неизбежны: экономике и обществу придется приспосабливаться к существованию в ситуации закрытости. Все это вместе заставляет думать, что из нынешнего кризиса Россия выйдет не такой, какой вошла в него.